Дети Лепрозория (СИ) - Вайа Ариса (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Логика подсказывала, что лезть в паучье убежище более чем чревато. Вот только Олений округ был слишком неподходящим пристанищем для таких созданий. Они сюда никогда не захаживали, предпочитая уютные норы и паутинные гнезда в родном округе. Да и неужели он, Медведь, с каким-то Пауком не справится?! Чушь. И Берингард принялся откапывать вход, ловко орудуя ножом.
Когда земля обвалилась окончательно, обнажив крутой спуск из ступеней, укрепленных паутиной, Берингард на мгновения задумался. Если бы Паук и впрямь был в своей норе, давно бы вышел, не дожидаясь, пока его гость соизволит раскопать вход. Значит, Паук на охоте. Может, тревожить его покой не стоит. Говорят, они плетут нити, которые передают им, когда кто-то до них дотрагивается. Тогда лучше уходить побыстрее.
Изнутри не было слышно ни звука, только теплый лиловый свет просачивался с самого дна. Такого Берингард не видел в своей жизни ни разу и, подобрав секиру, неспешно пригнувшись, он принялся спускаться.
То, что предстало перед глазами, он не сразу смог даже осознать. Ходы под гротом расползались сетью, и все они были пронизаны паутиной. Странной, необычной паутиной. Она широкими нитями оплетала все вокруг, где-то утолщаясь, сужаясь, разветвляясь. Она пульсировала, словно сосуды, качающие кровь. Насыщенно горела лиловым, окутывая все вокруг приглушенным светом. Берингард осторожно ступил в первую же комнату, удивившись, как стены поглощают звуки. Огляделся в полумраке.
В комнате раскачивались паутинные гамаки, подвешенные под потолком. Но когда Берингард подошел ближе, понял — не гамаки, а скорее свертки. Осторожно приподнял один из них, пытаясь понять, есть ли что-то внутри. Паутина прилипла к пальцам, ослабли канаты, тянущиеся к углам наверху и связывающие сверток с сетью и другими свертками. Он был немного тяжелым, явно не пустым. А через паутину и кожу ладоней отчетливо чувствовалось сердцебиение.
Сглотнув, Берингард насилу отлепил одну руку и сверху потянул паутинные волокна. Они поддавались легко, обнажая один за другим все новые слои паутины, пока не остался последний — тонкая липкая пленка, будто оболочка. Стоило только заглянуть внутрь, как волосы встали дыбом. В коконе, свернувшись, лежало существо. Человеческий младенец. Вот только совсем не похожий на мишку. Косточки крыльев были обтянуты кожей, длинные пальцы сжаты в кулачки. Восемь паучьих глаз крепко закрыты. И не младенец даже, что-то до него, нерожденное. Сглотнув, Медведь отступил на шаг, отпуская колыбель. Паутина затянулась, спрятав в себе существо. Чудовище. Совершенство Имагинем Деи. Тварь.
Дрожащими руками Берингард достал из-за пазухи огниво. Кем бы ни были эти неродившиеся еще младенцы, они были чудовищами, самыми настоящими. А раз они были крылатыми, значит, это не более чем еще один проект Имагинем Деи. Отвратительнейший проект.
Огниво выскальзывало из рук и отказывалось слушаться.
— Ну почему же?! Почему! Гори! Здесь все нужно сжечь, — трясущимися руками Берингард пытался снова и снова. Но когда понял, что даже после характерного звука огниво не высекает ни искры, схватился за секиру. — Что не излечивает огонь — излечивает железо!
И в то же мгновение его припечатало к стене. Паутина оплела по рукам и ногам, не успел он даже понять, что произошло. Лиловые путы обвили руки, пережали запястье, заставив выронить оружие, и секира тут же оказалась в паутине. Медведь попытался вырваться, но не смог. Вряд ли хозяин паучьей сети будет милосерден к тому, что ворвался к нему и попытался уничтожить его творения, какими бы жуткими они ни были.
Но у входа в комнату показалась хозяйка.
— Они мне дороги точно так же, как тебе дорога Берси, — тихо сказала она. И Берингард узнал этот голос. Перед тем самым мгновением, когда река накрыла его, а он потерял сознание, это она там была и она говорила.
— Ты, — насилу смог выдавить из себя он, не веря.
Она подошла ближе, и лиловый свет выхватил из полумрака ее силуэт. Темное бархатное платье изящно лежало по хрупкой фигуре, длинные рукава скрывали тонкие руки, но черные кисти с длинными паучьими пальцами было не спрятать. Бледное лицо, казалось, не хранило в себе ничего, кроме восьми черных бездонных, без зрачка и радужки, глаз. Они были словно в мельчайших осколках лиловых кристаллов, как небо, по которому Берингард пытался свериться. Хозяйка закрыла глаза, и Берингард смог заметить тонкий нос, бесцветные губы и черные спилы хелицер в углах челюсти. Смоляные волосы косами уходили назад, будто нарочно обнажая лоб. Жуткая.
— Ты из Имагинем Деи?! — просипел он, тяжело дыша. — Кто это здесь?
Она медленно поднесла палец к губам, и Берингард неожиданно для себя заметил, что фаланг на пальцах на одну больше, чем у него. А еще они словно были в стальных перчатках на редкость сложной работы. Рассмотреть бы. Повторить бы из металла.
— Не кричи, не тревожь покой моих детей, — она наклонила голову к плечу и едва различимо улыбнулась. — Успокоишься, тогда и поговорим.
— Говори сейчас, — выдохнул он, не в силах перестать на нее смотреть. Она не нравилась, она пугала своим видом, от паучьих глаз хотелось куда-нибудь спрятаться. И в то же время — она притягивала. Взгляд снова и снова цеплялся за россыпь звезд в бездонных глазах, за черные руки.
— Нет, Берингард, — она покачала головой. — Я вернусь, когда ты придешь, наконец, в себя, — незнакомка махнула рукой с нанизанными на пальцы нитями, и путы ослабли, но все еще продолжали держать, не давая вырваться. Зато стало легче дышать.
— Откуда ты…
Она не стала и слушать, развернулась и медленно направилась к выходу. По ходу качнула колыбель, что-то нежно шепча под нос, и скрылась в коридоре. Берингард остался один и, непонимающе глядя на пульсирующую паутину, сам не заметил, как провалился в сон.
***
Когда Берингард очнулся, он вдруг осознал, что пут нет. У ног горел лиловый огонь, согревая. Странный огонь — без дыма, без дров, он просто горел на земле. Но касаться его было страшно. Как будто от прикосновения случится что-то непоправимое.
— Ты голоден, Берингард.
Он вздрогнул и перевел взгляд на говорившую. Ею оказалась та самая паучиха. Она протягивала тарелку с жареными рыбами, и искоса смотрела прямо в глаза.
— Да, спасибо, — он осторожно принял еду и недоверчиво понюхал.
— Не отравлено, — она убрала руку и вернулась к своему занятию. На коленях ее лежало полотно из паутины, лиловые нити были намотаны на пальцы, и паучиха, поддев оставшиеся, продолжила плетение. Уследить за движениями было практически невозможно, она затягивала петли одну за другой, ряд за рядом. Сложный узор расползался по полотну и мерцал оттенками лилового.
— Кто ты такая? — осторожно спросил Берингард и, подняв рыбину за хвост, положил в рот целиком.
— На этот вопрос у меня много ответов, — с легкой улыбкой отозвалась незнакомка и опустила глаза к своей работе. — И ты сам можешь ответить, разве нет? — она подтянула мизинцем несколько нитей, начиная новый узор.
Берингард задумчиво уставился на свои руки, проглотил рыбу. Недурственно.
— Ты, — он обвел ее взглядом с головы до ног — черные ступни не были прикрыты полами платья, такие же угловатые, как руки, будто в латных сапожках да с раздельными пальцами. — Ты паучиха.
Она рассмеялась. И от ее звонкого смеха как будто даже самому вдруг захотелось улыбнуться. Впервые с потери Берси и предательства Берты.
— Ты верно заметил, Берингард, — смеясь, кивнула она и ровно сложила новую складку полотна.
— И, видно, провидица, — осторожно добавил он и искоса глянул на нее в ожидании реакции. — Ты знаешь мое имя, хотя я его не называл. И знаешь имя моей дочери. Только провидицы так могут.
— Верно, я знаю все, — она подняла на него глаза и чуть наклонила голову к плечу. Пальцы ее двигались как будто сами по себе, и хоть она не смотрела — плели и плели.
— Ты можешь видеть будущее или знаешь все, что происходит где бы то ни было? — недоверчиво уточнил Берингард.
