Янтарин - Шишканова Катерина Сергеевна (книги бесплатно без .TXT) 📗
Не шибко качественная одежда, после озёрной воды вытянувшаяся и облепившая тело, после просушки не приняла прежнюю форму — так и висела в облипку на стройной девичьей фигурке, совершенно не скрывая ни хрупких покатых плеч, ни осиной талии, ни… Гельхен сглотнул. Брр. Болван, вызвался погеройствовать, совершенно не учитывая, что геройствовать в компании с юными девицами — дело заранее гиблое. Не "всего-навсего девчонка" — юная девушка, ещё даже не сообразившая какой властью будет обладать с такой огненной шевелюрой и кошачьими огромными глазищами.
…нет! Пацанка, пацанка, пацанка…
Жар бросился в лицо и, последовав собственному совету, наёмник уставился себе под ноги.
Серый кролик вопросительно уронил одно ухо, щёлкнул внушительными зубами и замер возле поваленного ствола, безжалостно источенного до щепы древоточцами и какой-то зубастой пакостью. Фелиша пригнулась за раскидистым кустом, впившись пальцами в рукоять уворованного у Гельхена кинжала, словно обвитого серебряной нитью и с обломанным остриём. Сам наёмник остался у костра, решив наконец-то высушить собственные вещи, о чём недвусмысленно намекало сухое першение в горле — всё-таки ночь в сырых одеждах — не самое лучшее времяпрепровождение: какая-то муть снилась опять про бледную принцессу на этот раз превратившуюся в мальчишку — такого же рыжего и встрепанного. С другой стороны снять их и подвесить над костром мешало присутствие трясущейся принцессы — ещё более синей и замёрзшей. Ещё и самому уйти пришлось, чтоб не смущать девушку. И вот с утра он наконец отыгрался — отправил Фелль с глаз долой, предоставив полную свободу действий.
— Если во что-нибудь вляпаешься, сама выкручивайся, я буду занят, — предупредил он и выкинул за пределы лагеря.
Вот теперь и развлекается. Указательный палец неуклюже скользнул по лезвию.
— Ш-ш, — глубокий порез набух кровью, рану тут же задёргало. А выслеживаемый кролик мгновенно скрылся в противоположных кустах ракитника. Фелиша чертыхнулась и пошла к ручью, встреченному по пути.
Бездумно запустила палец в рот, брезгливо отсасывая кровь и сплёвывая на землю. А потом заметила, что вокруг слишком много крови. Земля, кусты и даже низкие ветки деревьев были перемазаны подсыхающими красными полосами.
— Да не шевелись ты, скотина! Огрызается, ишь ты.
За кустами едва слышно фыркнула лошадь. Сердце подскочило к горлу. Сглотнув комок, Фелиша подкралась к ручью, тихонько раздвинув орешник целой рукой.
У ручья лежала снежно-белая лошадь, уткнувшись окровавленной мордой в холодную проточную воду. Некогда серебряные глаза её подернулись мутной плёнкой и текли по молочному храпу хрустально-чистые слёзы. А на лбу — у Фелиши перехватило дыхание — там, где снежная чёлка шёлковыми прядями спадала в воду, багровела окровавленная культяпка витого рога. Единорог оторвал от воды залитую кровью морду и, неожиданно ощерившись, попытался укусить нависшего над ним человека. Именно человека — нелюди, нечисть и даже нежить никогда в жизни не нападут на чистейшее создание, какое когда-либо создавала природа. А вот люди заметили, что из одного витого рога можно выжать до трёх сотен золотых у знающего в зельях толк знахаря. Браконьеров четвертовали без суда на площадях во всех городах от юга до севера и не только в Янтарной Говерле, хотя здесь единорогов водилось больше, чем во всех остальных странах вместе взятых. Собственно, как и прочей мифической живности.
— А ну, руки прочь от него! — не помня себя рявкнула Фелиша, выскакивая из своего укрытия и перекидывая нож в другую руку. В отличие от Феликса, не интересующегося военной наукой, Фелль научилась метать ножи не только правой рукой, но и левой, беря пример со старшего брата. Получалось у неё, конечно, не так хорошо, как у Диметрия, но дворовую шваль впечатлила, когда гадёныши решили перетереть косточки её мачехе. Не подавившись своими словами после порки розовым прутом, они уяснили, что были не правы, когда в ход пошли камни из королевского пруда, метко бившие в лоб как из правой, так и из левой руки.
— Тише, тише, молодой человек, — склонившаяся над умирающим единорогом фигура отпрянула назад, поспешно выставив перед собой руки ладонями вперёд. Немолодой уже мужчина, невысокий и кряжистый, в помятой поношенной серой хламиде. И сам весь какой-то серый, незапоминающийся — только глаза, большие и прищуренные, внимательно осматривают выскочившую из орешника всклокоченную фигурку, ощетинившуюся охотничьим ножом. Седеющие кустистые брови поползли вверх. — О, прошу прощения, мэм.
— Не заговаривайте мне зубы, руки прочь от единорога.
Мужчина отступил ещё на шаг, покорно склонив голову.
— Рог.
— Что, простите?
— Где рог?
— У меня его нет, мэм. Я нашёл несчастное животное в таком состоянии, простите.
Янтарные глаза метнулись по серой фигуре, выискивая витую кость, сочащуюся изнутри чистой алой кровью. Руки свободны, хламида без карманов и складок — простая шерстяная ткань без секретов. А в глазах недоумение. И сожаление.
— Вы позволите мне заняться животным? — кротко поинтересовался мужчина.
Фелиша рассеянно пожала плечами. Незнакомец безбоязненно прошёл мимо неё, вновь склонился над единорогом. Тот лишь прижал уши к набухшей кровью гриве и тяжело забил задними ногами об землю, всё больше заваливаясь в воду и окрашивая её своей кровью. Мужчина провел рукой по морде, уже не боясь выпада — теряющий силы единорог теперь мог только дышать — нахмурился, зачерпнул воды и осторожно омыл рану.
— Тише, тише, девочка, — тихонько шепнул он. — Не шевелись.
Единорог послушно закрыл глаза. А может просто совсем обессилил.
— Мне нужна материя, — не оборачиваясь он протянул руку к Фелише раскрытой ладонью вверх. Девчонка недоумённо уставилась на выжидательно замершую руку. — Ваш рукав, барышня, — мягко подсказал мужчина.
Неловко чиркнув ножом по ткани Фелиша дёрнула и передала оторванный с мясом рукав, кишкой повисший на ладони. Мужчина дёрнулся от окровавленного пальца, недовольно наморщив нос, покачал головой, но не отвлёкся, проворно налаживая на окровавленный обрубок мягкую ткань. Рукав тут же набух кровью и она посочилась сквозь него. Не дожидаясь просьбы, Фелиша молча оторвала второй рукав и отдала его мужчине… потом укоротила вытянувшуюся рубаху.
— Кто это был? — наконец спросила она, когда кровь перестала хлестать фонтаном и глаза единорога опять стали отсвечивать серебром.
— Местные умельцы, — с нескрываемой злобой выплюнул её собеседник. — Я с ними иногда по душам беседую, объясняю ребятам, что жить надо дружно, только они, стервецы, как раны залижут, снова за своё принимаются. Тут недалеко есть старое кладбище. Не кладбище даже — развалины сплошные, два с половиной склепа и покосившийся крест, так они там обретаются всей оравой. Грабежами живут. А в последнее время браконьерством грешить повадились — за неделю уже седьмой единорог. — Немного помолчал и добавил. — И первый, которого мне удалось найти ещё живым.
Единорог глубоко врезался в память Фелиши. Она шла вглубь леса, не слишком соображая, куда несут её ноги, и вспоминала яркую алую кровь ещё больше бьющую по глазам из-за снежно-белой шкуры, по которой та растекалась. Нити крови, тянущиеся по воде. Густые бордовые капли на ветках деревьев. И культяпка рога, бережно обматываемого большими руками странного серого типа с незапоминающимся лицом. Наверняка лесник или отшельник. Во всяком случае человек явно не из общества, привыкший жить в глуши — потому и единорог его принял спокойней, чем присутствие самой Фелиши. Во всяком случае, как только он пришёл в себя, наличие девушки его стало нервировать.
За кустами треснула ветка, повеяло запахом жарящегося мяса. Девчонка вышла из задумчивости, быстро оседлала ближайшее дерево, замаскировавшись ветками. Трое типов, довольно молодых, но заросших, увлечённо жевали мясо, срывая зубами его прямо с ножей, на которых оно собственно и жарилось. О чём они тихо шептались, она не слышала, да и не вслушивалась — прикипела взглядом к сверкающей в неровном огненном свете витой кости, словно налитой внутренним сиянием.
