Схватка с судьбой - Пекальчук Владимир Мирославович (книга жизни txt) 📗
Шло время, вы поднялись во весь рост и научились использовать орудия труда. Вы становились все сильнее, и мы в этом помогали вам. Мы изменили климат на более комфортный для вас и ограничили ареалы обитания опасных для вас хищников.
Но в какой-то момент мы поняли, что у нас что-то не получилось. Вы были жестоки и агрессивны. Мы пытались превратить вас в травоядных, чтобы уменьшить природную агрессивность, но потерпели неудачу. Нам стало ясно, что когда-нибудь вы решите, что мы в этом мире лишние. И когда-нибудь станете достаточно сильны, чтобы начать открытую войну. Война была неизбежна».
— Война? Но почему? Ведь ваша мощь была просто невероятной. Почему вы проиграли? Вы могли бы просто не дать нам стать сильнее…
«Мы не проиграли. Мы победили. Мощь — это не сила отдельно взятого воина или армии. Более глубокое понимание этого слова… Мощь — это способность расы живых разумных существ противостоять закону энтропии. Другими словами — это способность выживать и сохранять жизнеспособность своего вида. Наша мощь помогла бы нам уничтожить вас, как, вероятно, вы бы и поступили, окажись вы на нашем месте. Но для нас это было неприемлемо. Ты, вынужденный каждый день в смертельной схватке защищать свое право на существование, не поймешь. Наша победа над вами была бы нашим самым страшным поражением. Нашим концом. Мы больше не были бы такими, какие мы есть. Мы больше не были бы самими собой.
Поэтому мы победили, просто избежав войны. Мы ушли. Нашли для себя новый мир. Новый дом. А этот оставили вам».
Зерван некоторое время молчал, с трудом пытаясь осмыслить услышанное. Затем спросил:
— А ты? Почему ты остался?
«Я был одним из тех, кто остался присматривать за нашими машинами. Уходя, мы уничтожали все, что могло бы быть для вас опасным».
— Как родители, прячущие огниво, уходя из дому?
«Верно. Последними мы отключали устройства, помогающие управлять климатом. Но мы не знали, как поведет себя природа, вырвавшаяся из-под контроля. Поэтому я остался, чтобы следить за тем, чтобы вы не пострадали в результате нашего ухода. Я думал, что уйду позже. Но затем я вычислил, что наступят холода и вымрут многие виды животных и растений. Это могло бы поставить точку в вашей истории. Потому я задержался еще на три тысячи лет, чтобы воспрепятствовать этому, управляя погодой, сглаживая различные катаклизмы. А потом еще… и еще. И в какой-то момент я понял, что мой возврат в новый мир к моему народу будет рискованным. Миры разошлись, между гранями образовалась пропасть. И я решил, что мой народ выиграет больше, если я останусь тут навсегда. Я все еще верю, что вы не всегда будете такими. Когда-нибудь вы станете другими. Станете лучше. Станете как мы».
— Выходит, мы должны благодарить тебя? Ты принес большую жертву ради нашего блага, — прошептал вампир. — Столько тысячелетий в добровольном изгнании, в полном одиночестве…
«В какой-то мере да. Но для нас время течет по-другому. Год одиночества для меня — это как для тебя один час быть запертым в комнате. С другой стороны, я любознателен. Как и весь мой народ. Как и ты. Что между нами общего — так это любопытство не ради выгоды. Знание ради знания. Поиск разгадки ради самого процесса. Все остальные мои ученики ищут в моих знаниях орудия и средства для достижения своих целей. Для кого-то это мудрость и жизнь без ошибок, для кого-то всеобщее благоденствие, для кого-то — личное могущество и власть…»
— Ага, — криво усмехнулся Зерван, — я не умею слышать мысли, но понял, о ком ты. Я одного не понимаю: как такой добрый учитель, как ты, терпишь возле себя настолько злое и эгоистичное существо?
По комнате пронесся беззвучный шелест. Жнец смеялся.
«Она — мой самый важный эксперимент. Она была первой, кто нашел меня. Это было почти двадцать лет назад. И тогда… вот тогда она действительно была жестокой и злой. Сейчас ее не сравнить с ней прежней.
Сознание определяется бытием. В подземном мире темных эльфов царят жестокость и несправедливость. Власть и статус — все. Сострадание и милосердие — ничто. Матери приносят в жертву злой богине своих третьих сыновей. Гражданская война идет безостановочно. Мир, в котором брат никогда не повернется спиной к брату… чтобы не получить нож в спину. Вот в таком мире выросла Тэйлиндра, Я обладаю некоторыми возможностями влиять на психику и делаю это. Я пытаюсь изменить ее. Воспитать по-другому. Может быть, если ты проживешь еще долго ты встретишься с ней. И тогда я прошу тебя забыть то, что произошло здесь. Может быть, она будет совсем другой тогда».
Волк оказался легок на помине. Тэйлиндра, пошатываясь, почти вбежала в комнату и бросилась к Жнецу.
— Как ты мог?! Как ты мог так поступить со мной? — пронзительно закричала она, и Зерван с удивлением заметил, что дроу плачет. Хотя ходили слухи, что даже дети дроу не плачут. Правда или нет, но никто не мог похвастать, что видел плачущего темного эльфа. — Ты оставил меня! Свою любимую ученицу!
«Моя любимая ученица, ты забыла, что я запретил использование боевой магии в моем доме. Как и насилие вообще. Ты моя любимая ученица, но, когда ты говоришь и поступаешь так, моя душа плачет. Мне было бы одинаково больно увидеть тебя прежней и увидеть тебя мертвой».
— Ты не позволил мне сжечь его, а ему ты помешал меня ударить? — всхлипнула эльфийка. — Ведь ты же мог! Ты стал на сторону этого… этого чужака!
«Неверно. Я действительно помешал ему убить тебя, ведь магия маскировки тебе удалась, не правда ли? Печально, но этот чужак оказался таким, какой бы я хотел видеть тебя. Я не виню тебя. Но ты сделала неправильный выбор. И должна радоваться, что ошибка стоила тебе так мало».
Каждое слово-шелест Жнеца давило на Тэйлиндру, как камень: ее плечи поникли, словно на них лежала невыносимая тяжесть. Она исподлобья зыркнула на вампира и побрела, пошатываясь, прочь.
Зерван сделал пару шагов вперед и сел на каменный пол перед ванной Жнеца.
— Я даже не знаю, что спросить, столько всего в голове вертится.
— Я прошу прощения, Учитель, — вмешалась черноволосая, — но у нас определенные проблемы.
«Все в свое время, Селина. Ты же знаешь, я могу беседовать с каждым из вас и обдумывать много проблем одновременно. Враги пока что задержались у стены, пытаясь ее пробить. Они еще долго будут с ней возиться. У нас есть время».
Вампир повернулся к магессе:
— Один вопрос, Селина. Как вы сумели поднять такое огромное количество мертвецов? Это же просто невероятно!
Магесса вздохнула:
— С помощью силы, данной нам Учителем. Как он это делает, я плохо понимаю. Спроси у него. Он тебе лучше объяснит. Так или иначе, здесь, во владениях Учителя, наша магическая сила во много раз больше, чем обычно.
— Селина, может, тебе стоит снова взяться за кубик? У меня странное чувство, — сказала лунная, — а я пока пойду посмотрю, как там наша злюка…
В этот момент усики Жнеца зашевелились, эльфийка осеклась на полуслове, затем, поколебавшись, ответила:
— Хорошо, как скажешь. Я тоже так думаю, но осторожность… — Она что-то сказала своим телохранителям, и оба эльфа молча встали и пошли за ней, бросив напоследок недоверчивые взгляды на вампира.
Шаманка же подошла к шкафу у стены и достала пергамент и чернила. Зерван только теперь обратил внимание, что помещение напоминало комнату, в которой обычно маги учат своих учеников. Несколько письменных столов, шкафы, чернила.
— Я буду записывать ваш разговор, — пояснила оркесса в ответ на вопросительный взгляд вампира, — но имей в виду, я слежу за тобой.
— Пожалуйста, следи, — отозвался тот, мимоходом пройдясь одобрительным взглядом по фигуре шаманки.
Вообще-то женщины орков были не в его вкусе, однако эта оркесса ему нравилась. Крепко сложенная, как и все орки вообще, она ростом была с обычного человека, а может, и немного повыше, почти как сам Зерван. Да и лицо, и фигура тоже очень даже ничего… Ладно, женщины подождут.
— Скажи, Древний, ты маг?
