Рука Фатимы - Вульф Франциска (читаемые книги читать .txt) 📗
Надо поговорить с Маффео и поскорее. Скоро он появится… В дверь громко постучали. Мелкими шажками Минг просеменила туда, открыла и отступила на шаг в сторону, согнувшись в глубоком поклоне.
– Доброе утро! – поздоровался Маффео.
Беатриче повернулась в его сторону – о, он не один! Радость ее вмиг сменилась разочарованием: теперь не удастся поговорить с ним о камне. Ей придется набраться терпения. Опять терпеть… Не намеренно ли он привел с собой еще кого-то?
Спутник Маффео выше его на голову. На обоих схожая одежда, но незнакомец выглядит воинственно и даже дико. Из-под красно-синего кожаного шлема выбиваются угольно-черные волосы. Лицо мрачное, а на удивление светлые глаза мечут искры – кажется, вот-вот набросится и снесет голову кривой саблей, торчащей из-за пояса. Грозен, вид его устрашает – такими она всегда и представляла себе монголов.
Этот человек произнес несколько слов на языке, в котором Беатриче не разобралась еще прошлый раз.
Наверное, какой-нибудь диалект монгольского… Минг тем временем выскользнула из комнаты. Ну что ж, если и Маффео сейчас исчезнет – остается кричать во всю мочь… С этим парнем из прошлого лучше не оставаться вдвоем, даже во сне.
– Это Джинким, брат великого и всемогущего хана и наследник престола. Пришел говорить с тобой, – обратился к ней Маффео по-арабски.
Беатриче поклонилась. Она еще не поняла до конца, какое положение занимает брат хана у монголов, но прозвучало так: он второй человек в государстве. Во всяком случае, поклониться никогда не помешает. Она поднялась и некоторое время молчала. Прожитые в гареме месяцы научили ее быть осторожной. Стоит хорошо подумать, прежде чем обратиться к мужчине первой.
Размашистым шагом монгол пересек комнату и оседлал один из стульев. Маффео последовал за ним и сел рядом. Беатриче обвела взглядом помещение: здесь всего два стула. Вероятно, ей следует… и направилась к постели. Маффео бросил в ее сторону предупреждающий взгляд и чуть заметно покачал головой: мол, не садись. Что это такое, уж не допрос ли они собираются ей учинить или здесь так принято обращаться с женщинами?
Монгол что-то проговорил и кивком пригласил ее подойти ближе. Когда она приблизилась, он обратился к Маффео. У Беатриче помутилось в глазах. Неужели она допустила ошибку?.. В речи монгола звучат гнев и подозрительность.
– Джинким спрашивает, владеешь ли ты монгольским языком.
Беатриче отрицательно покачала головой. Монгол вскочил со стула и в два прыжка оказался рядом с ней. Его голос, резкие, гневные слова, вырывающиеся из сверкающего белозубого рта, напоминали лай разъяренного пса, огромного и очень опасного.
Она в страхе отпрянула. Он снова заговорил, на этот раз еще громче. У нее перехватило дыхание. Лучше сквозь землю провалиться, убежать отсюда… Как загнанный в угол, затравленный зверек, уставилась она в горящие гневом глаза монгола. Не темные глаза, обычные для его нации, а два ослепительно-зеленых, горящих огня – два ярких нефрита, пронзающих мозг…
Это не человек, а дракон, принявший человеческий облик! Сейчас откроет рот – и оттуда, как из пасти дракона, изрыгнутся языки пламени. В отчаянии попыталась она поймать взгляд Маффео.
– Он хочет знать, почему ты подошла к нему, если не понимаешь его языка.
О, у нее земля уходит из-под ног… какая чепуха, мелочь! Неосознанная реакция, ничтожное мгновение, длившееся доли секунды… И из-за такого пустяка распрощаешься с жизнью, вернее, с двумя жизнями…
– Но он… кивнул мне… он… – в смятении забормотала она и отступила еще на шаг.
Но, видно, тщетно – какое бы расстояние ни отделяло ее от свирепого монгола, ничто уже не спасет! Грозный вид ханского брата красноречивее слов: этот прирожденный охотник не упустит убегающую дичь.
– Он же кивнул мне, чтобы я подошла ближе! – повторила она в отчаянии.
Глаза монгола сузились до тончайших щелок, он резко повернулся и ринулся обратно к своему стулу. Беатриче поразилась, что ее последние слова Маффео не перевел. Монгол что-то сказал ему, кивнул и снова поднялся.
Маффео жестом дал понять, чтобы Беатриче поклонилась. Она сделала такой низкий поклон, что почувствовала затылком воздушную волну от размашистых шагов монгола, направлявшегося к выходу.
– Вернусь, как только смогу, – на ходу шепнул Маффео, следуя за ним. – Тогда поговорим.
В полной растерянности она смотрела вслед уходящим. Этот Джинким, по-видимому, прекрасно понимал ее. Что это было? Он что, ее испытывал? Если да, то зачем?
– Боже мой, куда я попала! – вслух запричитала она и, обессиленная, опустилась на кровать. – По сравнению с этим монстром даже эмир Бухары кажется безобидным ягненком.
– Ты убедил меня. Я разделяю твое мнение. Кажется, эта женщина в самом деле не представляет собой угрозы. Во всяком случае, сейчас! – объявил Джинким Маффео. – Давай поднимемся на башню и поговорим! Там нам никто не помешает.
Правильнее было бы сказать: «Давай взлетим на башню!», – думал Маффео, с трудом поспевая за другом по крутым ступеням. Тяжело дыша, он старался не отстать и не пропустить его слов.
– Ее страх был неподдельным, это видно по глазам. Она не притворяется.
– Ты очень напугал ее, Джинким. Зачем ты это сделал? – Маффео вытирал пот со лба.
Ноги у него налились свинцом, колени не сгибались. При подъеме на каждую ступень он чувствовал, как скрипят суставы ног, будто в них впиваются бешеные собаки. «Все, эта ступень для меня последняя, – говорил он себе. – Больше не могу! Когда же кончится эта треклятая лестница?!»
– Пойми меня правильно, друг мой, – с трудом выговорил Маффео. – Она ждет ребенка.
Джинким равнодушно пожал плечами.
– Ну и что? Я должен был испытать ее. Это мой долг.
Слаба богу, лестница кончилась… Джинким с силой толкнул дверь, и они оказались на верхней площадке башни. Она была огорожена стеной, доходящей по высоте им до пояса. С этой самой высокой точки дворца открывался вид на весь Шангду – город великого хана: на узкие улочки и широкие площади; огромные сады, напоминающие парки; округлые дома из белого мрамора; храмы и мечети, где поклонялись всем богам. Но этого мало: куда глаз хватал, с башни великолепно обозревались окрестности, растворяясь в бескрайней степи… Маффео не обращал внимания на все эти красоты – его мучили мрачные, печальные мысли. В изнеможении прислонился он к стене и украдкой потер больное колено, с ужасом думая о предстоящем спуске.
