Трон Знания. Книга 1 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги бесплатно полные версии txt) 📗
– А те, кто живет на рабочей улице, не люди?
Даен отвел взгляд.
– Сколько в селении стражей?
– Я один.
– С ума сойти… – пробормотал Адэр, кивком позвал Малику и вышел на крыльцо.
Посещение следующих трех приисков не принесло успокоения. Адэр и Малика двигались, словно марионетки, руководимые неведомой рукой. Подъезжали к дому начальника. Не останавливаясь, мчались на прииск. Малика сидела на проходной, Адэр ненадолго уходил. Возвращался мрачнее тучи. Затем ехали в контору – все они находились в нескольких милях от прииска. С причитающим начальником летели в охранительный участок. Ночь проводили в тревожном забытьи на узких кроватях постоялого двора. И вновь шли навстречу серому дню, точной копии предыдущих дней.
***
Ветер безмолвствовал, и над разморенной духотой пустошью стоял убаюкивающий стрекот кузнечиков. Малика дремала, отвернувшись к окну. Уныло глядя на бегущую перед машиной колею, Адэр мысленно готовился к тяжелой и совсем не нужной ему встрече. При виде сытых рож и тучных тел, спрятанных под дорогими костюмами, в нем просыпалась злость. Не потому, что кто-то накопил жир и сколотил состояние на обмане трудяг – было невыносимо трудно сохранять спокойствие на похоронах своей надежды.
Конечно, можно стереть из памяти худые, облепленные грязью лица рабочих, их затравленные взгляды, изможденные тела, и пересмотреть долю приисков. Этого никто не заметит – на рабочей улице все так же будет вонять выпитым кислым вином. Но тогда чем он, правитель страны, отличается от начальника-вора? И Адэр взирал на припорошенные песком две канавки, понимая, что четыре дня назад, покинув замок, пошел не той дорогой.
Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая темно-серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши желтая. Раздался отрывистый хлопающий звук, облако потемнело.
Малика проснулась, закрутила головой, с вопросом посмотрела на Адэра. Он остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего… Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман – человек ехал на мопеде!
Мужик – в картузе, надетом задом наперед, и в больших, почти во все лицо очках с выпуклыми стеклами – на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Крутанул ручку и был таков.
Адэр проводил взором облако, плюющее дымом:
– Что он сказал?
– Пригласил в гости, – не слишком уверенно ответила Малика.
Адэр разложил карту, взглянул на компас. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется – Бездольный Узел. Тот, кто придумал название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным – если все шесть селений, безлико обозначенных цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, где нищий селянин взял мопед?
Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.
***
На высокое крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом под верхний брус дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одернув темно-зеленую рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, страж упер кулачищи в бока, из-под густых черных бровей окинул ястребиным взглядом улицу.
Над крышами – соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом – только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.
На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов – хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.
С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами – где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами походил на ажурное вязаное полотно.
Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать – на душе становится тошно.
Страж посмотрел в другую сторону.
Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость – чесать языками при любом удобном случае.
Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить – на что потратить свое «состояние». Чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьев.
Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половичок, сшитый из пестрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.
Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад – неужто успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет того, кто придумал открыть питейный дом в самом неудачном месте.
С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая – с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят – никто не знал, даже командир стражей.
Еще не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донесся рев двигателя.
***
Адэр вел автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинчиками, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка, то на мужика возле общественной бани, который, увидев машину, быстро принял важный вид. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с синей вывеской на стене и объявлением на двери «Только для прииска». Остановиться бы да спросить, где живет начальник, но чересчур людно – лишний шум пока ни к чему.
Вдоль дороги теснились опрятные дома с узорчатыми оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали на скакалках и громко выкрикивали считалки. Мальчишки в клетчатых штанах и в рубашках, расстегнутых до пупка, гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах. Помчались за машиной. Когда Адэр свернул на другую улицу, шумная детвора наконец-то отстала.
Адэр притормозил перед сидящим на лавочке стариком:
– Как называется ваше селение?
Селянин поднялся, снял выгоревшую на солнце кепку и с гордостью произнес, как гимн пропел:
