Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Мы многие тысячи раз бросаем ничего не значащие пожелания смерти. «Чтоб ты сдох!» и «Убить мало» – только малая часть разнообразия. Мы кричим это в запале гнева, или тихонько шепчем себе под нос, или же просто думаем, глядя на очередное недостойное жизни непотребство. Но редко кому доводится в жизни своей пожелать смерти по-настоящему и исполнить обещанное собственной рукой. Того безымянного парня – наемного убийцу – Фэйм не хотела убивать, правда-правда не хотела. И ничуть не лукавила, так же как не стала обманывать себя относительно юного чародея по имени Гэрри.
Она даже мысленно не могла произнести слово, которое обозначает то, что собирались сделать с ней мальчики-волшебники. Казалось, грязь и мерзость прилипнут к черепу изнутри и осквернят душу навеки.
Ненависть, ярость и это пьянящее, обжигающее, почти сладкое чувство избавления от божественного запрета отбирать чужую жизнь. Фэйм захлебнулась в нем, опьянела и… утратила что-то навсегда, безвозвратно. Может быть, самую настоящую Невинность? В ее исконном незамутненном смысле. Не-винность… не-виноватость… как отсутствие вины, а следовательно, и кары за содеянное.
Она смотрела в небо, читая карту осенних созвездий, и думала еще и о том, что до сей поры плохо представляла себе, с кем прожила пятнадцать лет. Глазами Гэрри и Сколли… как их там полностью – Гериш и Скольдиам?.. их глазами смотрел на нее Уэн. Просто он был гораздо старше, когда женился на Фэймрил Сааджи, и научился насиловать словами, избивать взглядом и глумиться молчанием. Точно так же, как это делали все его знакомые коллеги по цеху и дару.
Но почему, почему магия так меняет людей, превращая их в ненасытных хищников, изощренных мучителей и неумолимых охотников? Причем прежде всех остальных они истязают самих себя. Уэн не мог жить спокойно и размеренно, не мог и дня обойтись без жестокой выходки, без скандала и оскорблений. А как виртуозно он третировал прислугу! Фэйм сначала думала, что это из-за происхождения. Его дед держал скобяную лавку, и богатство упало Уэну на голову столь внезапно, что он посчитал его не просто благословением или удачей, а собственной заслугой. В старой аристократической семье Фэйм слуги считались чуть ли не членами клана, им не нужно было носить форменное платье, хозяева, как и встарь, даровали одежду со своего плеча. Бабушка Ииснисса за всю жизнь не уволила ни одной горничной, не поругалась ни с единой поварихой, а сыну дворецкого дала денег на поступление в университет.
Теперь-то понятно, что Уэн издевался над слугами ради удовольствия, а не из чувства классовой неполноценности.
Фэйм боялась завести даже золотую рыбку, не то чтобы кошку или ручную соню. Рискованно было привязываться к тварюшке.
Небеса! ВсеТворец-Зиждитель! От ужасающей в своей откровенности догадки Фэйм, словно молнией, пронзило насквозь. Она же столько лет роптала, она пеняла ВсеТворцу за смерть Кири, а Он-то спас невинную душу от такого отца, от страшной участи пожизненной зависимости от морального урода и идейного палача.
«Кири, девочка моя, прости меня! Прости меня, моя маленькая! Я четырнадцать лет не могла понять, что ты была столь прекрасным ребенком, что просто не захотела жить рядом с безвольной матерью и отцом-чудовищем. Прости, что столько лет держала тебя! Прости!»
– Почему вы не спите? – глухо спросил Росс Джевидж, не оборачиваясь.
Он сидел спиной к костру и бдительно нес вахту, но все же услышал взволнованное дыхание женщины.
– Мне есть о чем подумать, милорд. Последние дни получились… слишком… насыщенные. Чересчур много всего случилось.
Фэйм совсем не хотелось, чтобы он сказал: «Не переживайте. Все забудется», но Росс этого делать не стал. Наверное, оттого, что слишком хорошо знал, как это на самом деле – Все Забыть.
И все же не зря говорили, будто лорд-канцлер умеет читать мысли.
– Мне бы очень хотелось поделиться с вами моим умением забывать взамен на крупицу вашего дара помнить и хорошее, и плохое.
В животе у мистрис Эрмаад похолодело от острейшего предчувствия.
– Если бы… если бы я могла… то с радостью обменялась с вами, милорд.
Он ничего не ответил. Кусал губы и косился на узкий серп луны, но потом решился:
– Я, сам того не желая, сыграл в вашей жизни роковую роль.
– И продолжаете играть, милорд, – честно призналась вдова.
Некоторое время они молчали. Росс созерцал тьму, спрятавшуюся в зарослях камыша, а Фэйм – лорд-канцлера. Годам к шестидесяти волосы у него совсем поседеют, появятся залысины, глаза станут еще меньше и *!*у*!*же, появятся отвисшие брыли, но никто не посмеет назвать лорда Джевиджа стариком. Столько в нем силы, воли и энергии, столько желания жить и упрямства. Нравится это кому или нет.
– Мне жаль, но изменить уже ничего нельзя.
– Я знаю.
– Добрых вам снов, Фэймрил. Завтра будет тяжелый и долгий день.
При всей инстинктивной неприязни к магам, которая после сегодняшнего дня только усилилась, о мэтре Амрите лорд Джевидж вспоминал с теплотой и благодарностью. И, пожалуй, жалостью. Старенький волшебник все время бурчал, жаловался на погоду, соседей, налоги, коллег и покойную жену, но при этом к подопечному своему относился куда как терпеливо. Даже когда Росс в тщетной попытке вспомнить все разгромил дедову горницу. Он бушевал, орал, крушил лавки и полки, охваченный слепым бешенством, а старичок дожидался во дворе, пока схлынет первая волна негодования и отчаяния. Потом зашел и, подобрав единственный уцелевший табурет, усевшись посреди разгрома, точно король на троне, степенно сказал:
– В следующий раз ломай все на собственной башке, авось поможет. Здоровенный дядька, а ведешь себя ровно малолетний неслух. Не стыдно?
Джевиджу стало нестерпимо стыдно, и в дальнейшем он себе такого больше не позволял никогда, как бы ни хотелось взорваться яростью бессилия.
Мэтр жил на окраине Рамани так давно, что среди местных считался не столько волшебником, сколько достопримечательностью, почти сказочным персонажем. Низенький дедок с пышными бакенбардами носил длиннополые сюртуки, атласные жилеты, пестрые галстуки и шляпы с высокими тульями и короткими полями. Причем подобных нарядов у него имелось превеликое множество – чуть ли не по обновке на каждый день. А еще мэтр душился женскими духами и по утрам устраивал обливания ледяной водой. Говорил, что очень полезно для здоровья, и обещал приобщить Росса к этой манипуляции. Но не успел… Его нашли мертвым, с пробитым черепом, в одной из подворотен. Только чудом Джевиджа не заподозрили в убийстве – он весь день подрезал ветки в саду у соседки мэтра – мистрис Лаххми, находясь все время на глазах у хозяйки.
Вот почему мэтр Амрит помогал, лечил и заботился о больном незнакомце, а два малолетних выродка жаждали мучить и убивать, при том что все трое – колдуны? Был ли Амрит в юности таким же злобным скотом, но с годами вся его мизантропия постепенно выветрилась или он от природы оказался более добросердечен, чем иные волшебники? Теперь уже не дознаться, но загадка осталась загадкой: делает ли магия людей более жестокими или эти качества идут рука об руку, как глухота голубоглазых белых котов?
Большинство чародеев существа на редкость зловредные – это прописная истина, от них больше вреда, чем ощутимой пользы. Но, к сожалению и разочарованию многих, не существовало особого рода колдунов, который легко уничтожить, поголовно истребив всех, как пытался сделать Ведьмобой. Волшебник может родиться в любой семье, в любом доме, у каких угодно отца с матерью, через много поколений. А где один, там и второй, и не успеешь обернуться, как запретное знание снова в ходу. Словом, уже довольно давно властители земель и царств поняли, что там, где невозможно полностью победить, там можно и дoлжно загнать неподконтрольную силу в законное русло. Мудрые правители решили, что иметь под рукой пусть не слишком приятных, но весьма изобретательных подданных и плательщиков налогов гораздо выгоднее, чем тайное сообщество идейных и непримиримых изгоев, готовых на любую пакость. Про меньшее из двух зол, сытость волков и целость овец, а также худой мир, который лучше доброй ссоры, помнят все, но кому от этого легче? Не Россу Джевиджу и не Фэйм Эрмаад – это точно.
