Путь Эвриха - Молитвин Павел Вячеславович (книги хорошего качества .TXT) 📗
Но куда? Ой-е! Да разве это важно? Главное — подальше от Фукукана! Для начала надо решить не куда, а как… Пешком далеко не уйдешь. На лошадях? Это было бы лучше всего, однако Тамган уже приказал отогнать табуны в степь, чтобы они не достались нападающим. Остается один путь — спуститься на лодке по Бэругур к морю, а оттуда уже идти на юг. И если Боги Покровители помогут, быть может, им посчастливится отыскать становище майганов.
О Великий Дух! Неужели ей суждено вернуться в родное племя? Из глаз Тайтэки брызнули слезы. Почему же она не задумывалась об этом раньше? Неужели путь через Вечную Степь страшил ее больше, чем жизнь рабыни в доме Тамгана? Неужели она, дочь нанга, настолько смирилась со своей рабской долей, что лишь грозящая ей казнь смогла заставить ее шевелить мозгами? Какой ужас! Какой стыд! Слава Великому Духу, что отец не видит и никогда не узнает, до чего опустилась его любимица!
Тайтэки стиснула зубы и постаралась успокоиться. Не время сейчас проливать слезы и винить себя в том, чего она не сделала раньше. Чтобы спасти детей, Кари и Алиар, надобно раздобыть лодку и, как только стемнеет, выбираться из селения. Этой же ночью. Чем раньше они отправятся на юг, тем больше у них шансов пережить эту зиму…
Бросив последний взгляд на спящих, Тайтэки выскочила из дома и устремилась к причалу, расположенному на западном краю селения. Если ей удастся, не привлекая ничьего внимания, подогнать обшитую кожами лодку Тамгана поближе к дому и спрятать среди ветвей склонившихся над водой ив, половину дела можно считать сделанным.
Совет старейшин тянулся бесконечно долго и прерван был самым неожиданным и непредсказуемым образом. Вошедший в шатер нукер сообщил Тамгану, что его срочно хочет видеть какой-то мальчик-сегван, прискакавший в поселок на запаленной, чуть живой от усталости лошади-.
— Введи его! — приказал нанг, не обращая внимания на недовольный ропот стариков.
Полтора десятка убеленных сединами старцев, потратив полдня на осуждение Канахара, Фукукана, Хаккари и самого Тамгана, не высказали еще ни одной дельной мысли, лишний раз убедив нанга, что надеяться он может только на себя самого и преданных ему нукеров. Многоопытные старейшины родов были так увлечены собственным красноречием и глубиной изрекаемых ими истин, что не заметили, с каким скучающим видом внимает им Тамган. Не заметили они и того, что нанг нетерпеливо ожидает чего-то, и уж тем паче не закралась в их мудрые головы догадка, что единственное слово, сказанное ввалившимся в шатер белокурым пареньком, значит для Тамгана больше всех произнесенных здесь до сих пор речей.
— Пора! — выдохнул парень и, преклонив перед нангом кокуров колени, протянул ему пустой мешочек из красной кожи.
— Пора! — эхом повторил Тамган, и в глубине его темных неподвижных глаз блеснул неукротимый огонь, а неулыбчивые губы растянулись в торжествующей усмешке.
— Зажги сигнальный костер на площади! — приказал он приведшему парня нукеру и, когда тот вышел из шатра, обратился к старцам, указывая на молодого сегвана: — Вот человек, с чьей помощью мы одолеем наших врагов. Возвысимся над ними, обретем достаток и будем безбедно жить до конца своих дней. Или, по крайней мере, до конца зимы. Этого юношу зовут Фурзол…
Нанг сделал паузу, после чего коротко рассказал старейшинам родов о плане, который в тайне ото всех вынашивал около двух лет и теперь, с согласия их или без оного, намерен претворить в жизнь.
Отец Тамгана любил повторять: оглянись на то, что было раньше, и узнаешь, что ждет тебя в будущем. Нанг кокуров часто оглядывался назад и не сомневался: рано или поздно Фукукан, решив последовать его примеру, оставит свое племя зимовать на берегу Бэру-ур. Исходя из этого не трудно было предсказать, что смертельно оскорбленный им некогда нанг хамбасов обратит свои взоры на селение кокуров, захватив которое он не только отомстит обидчикам, но и обеспечит соплеменников всем необходимым, дабы беспечально пережить грядущую зиму. И чем тревожнее становились приходившие из Вечной Степи слухи, тем чаще посылал Тамган соглядатаев к становищу хамбасов. Тем внимательнее наказывал своим нукерам, ведшим с сегванами меновую торговлю, присматриваться и прислушиваться к происходящему в Соколином гнезде. Если уж у Фукукана хватило выдержки не торопиться с местью коварным соседям, достанет у него ума и на то, чтобы заручиться поддержкой Канахара, дабы вместе одолеть кокуров. А уж о том, что куне предпочел бы видеть слабыми оба племени степняков, догадался бы даже слепой и глухой, ибо споры кокуров с сегванами становились год от года все ожесточеннее и не раз уже заканчивались драками, хотя выпасов для скота, зверя в лесах и рыбы в Бэругур с избытком хватало на всех.
Когда надежды на то, что взявший Хаккари в жены Канахар сохранит верность своим союзникам, рассеялись, Тамган провел не одну бессонную ночь, измышляя, как уберечь свое племя, и в конце концов у него сложился крайне рискованный и жестокий план. В основу его легло знакомство с Гордамирой, сына которой он только что представил старейшинам.
Приехав накануне свадьбы Хаккари в Соколиное гнездо, Тамган загляделся на могучую, широкобедрую сегванку, привлекшую его внимание, несмотря на измазанное копотью лицо и замызганные лохмотья, прикрывавшие ее ладное, крупное тело.
— Большая женщина, не всякий жеребец такую свезет! — щелкнув языком, ответствовал он на вопрос кунса, чем заинтересовала его эта неопрятная баба.
— Чем крупнее собака, тем больше блох! — промолвил с брезгливой ухмылкой Канахар. — Эта женщина никогда не садилась на коня, зато сама не откажет ни одному ездоку.
— Так уж ни одному и не откажет? — усомнился нанг, углядев некоторое несоответствие между словами кунса и гордо и горько сжатыми губами женщины.
— Сам удостоверишься, — бросил Канахар.
Смысл этих слов дошел до Тамгана только ночью, когда Гордамира вошла в отведенную ему комнату и, ни слова не говоря, скинула с себя грязные лохмотья. Сильное, молочно-белое тело ее казалось светящимся в темноте. Оно манило нанга, как влечет пчелу источающий медовые ароматы цветок, покорно потупленные глаза подтверждали ее готовность услужить гостю Канахара, как тот пожелает, однако губы…
Эти-то гордо и горько поджатые губы и подвигли тогда нанга кокуров проявить присущую ему осмотрительность. И прежде чем возлечь с присланной хозяином замка женщиной, он решил напоить ее вином и как следует порасспросить. Узнав. историю ночной гостьи, Тамган отказался от близости с ней, за что потом неоднократно хвалил себя, чего делать в общем-то был неприучен…
Гордамира, вместе со своим двенадцатилетним сыном, была захвачена Лодобором во время одного из набегов на земли соседнего кунса. Муж ее был убит на пороге собственного дома, сама же Гордамира, ввиду своей привлекательности, не изнасилована и не прирезана на месте, а доставлена Канахару в качестве ценного трофея. Лодобор искренне желал угодить своему хозяину и, конечно, не мог предполагать, что строптивая женщина, вместо того чтобы ублажить Канахара, попытается проломить ему голову тяжелым табуретом. Не привыкший к подобным выходкам, куне велел сечь Фурзола плетьми до тех пор, пока мать его не сделается покладистой и не насытит своим телом всех обитателей Соколиного гнезда.
Возможно, именно эта история, особенно же невысказанное, но явно ставшее целью жизни намерение Гордамиры когда-нибудь сполна расплатиться со своими мучителями, и подсказала Тамгану, что признаниями в любви он добьется от Тайтэки несравнимо большего, чем угрозами. И уже совершенно точно, давняя эта встреча с рабыней-сегванкой послужила краеугольным камнем плана, о котором он поведал ныне старейшинам родов.
— Гордамира прислала своего сына сообщить нам, что яд, изготовленный Мерлиб из желтого жасмина и своевременно переданный ей, высыпан в бочки с пивом. А пиво это уже к ночи будет выпито сегванскими воинами, созванными кунсом в Соколиное гнездо, дабы оттуда вести их к нашему селению. Если мы немедленно отправимся в путь, то к полуночи будем у замка Канахара, где нас никто не ждет. До восхода солнца у нас останется достаточно времени, чтобы перебить тех, кому не по нраву пришлось пиво из Канахаровых бочек. Мы завладеем всеми запасами Соколиного гнезда, сегванскими женщинами и прекрасным замком, в котором нам не нужно будет страшиться набегов хамбасов…
