Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
– Дай-то Бог.
Эленча дрожала и стонала во сне.
Дзержка, несмотря на усиленные старания, вынуждена была все же задремать, из сна ее вырвал рывок. Дернул ее собственный подчиненный и работник, Собек Снорбайн. Снорбайн командовал группой конюхов, по приказу Дзержки объезжающих дороги и бездорожья в поисках потерявшихся и бесхозных коней, особенно породистых жеребцов и рыцарских декстрариев, хорошего материала для увеличения поголовья скалецкого табуна. Эленче, которая, широко раскрыв глаза, изумленно слушала отдаваемые Снорбайну приказы, Дзержка так же кратко, но и ясно пояснила, что упускать выгоду – значит совершать грех, конечно, бескорыстное великодушие – вещь прекрасная, но только в свободное от занятий время, а вообще-то кони будут возвращены, если отыщется хозяин и докажет свои на них права. Эленча вопросов не задавала. Тем более что вскоре после этого Дзержка организовала лагерь беженцев, посвящая ему без остатка и праздничные, и будничные дни.
– Госпожа, – Собек Снорбайн наклонился к уху торговки лошадьми, – дело скверное. Идут чехи. Они сожгли пригород Счинавы. Горят Проховицы, гуситы идут на Вроцлав… Значит, пройдут здесь…
Дзержка де Вирсинг тут же протрезвела. Пружинисто поднялась.
– Седлай наших коней, Собек. Эленча, вставай.
– Что?
– Вставай. Я ненадолго загляну к монахам. Когда вернусь, ты должна быть готова. Идут гуситы.
– Обязательно так спешить? Отсюда до Проховиц…
– Я знаю, сколько отсюда до Проховиц, – отрезала Дзержка. – А торопиться надо. Гуситская разведка, поверь мне, может появиться здесь в любой момент. Некоторые чехи…
Она осеклась, взглянула на Снорбайна, потом буркнула:
– Некоторые из них ездят на чертовски хороших конях.
– Иисусе, – вздохнул Ян Краловец. – Посреди моря этот город стоит, что ли?
– Это Одра и ее рукав, – указал на широко разлившуюся воду Урбан Горн. – А это Олава, она окружает город с юга.
– И неплохо защищает подступы, – заметил Йира из Речицы. – Я бы сказал, и стены не нужны.
– Однако они есть, – сказал Блажей из Кралуп. – И крепкие. Да и в башнях тоже нет недостатка. А уж церковных-то… Почти как в Праге!
– Та, первая, – показал, хвалясь знанием, Горн, – Святой Николай на Щепине, а там вон Николайские ворота. Вон та большая церковь с высокой башней – приходская, Марии Магдалины. Та вон башня – ратуша. А та – церковь…
– Святая Дорота, – бесстрастно продолжил Прокоп Голый, видимо, не хуже его знающий Вроцлав. – А там, на острове Песок, – храм Девы Марии. За Песком – Тумский остров, за ним Овентокшиская коллегиата, рядом кафедральный собор, все еще строится. Там, подальше… Олбин, большой премонстрантский собор. А там вон – Святая Катаржина и доминиканский Святой Войцех. Вы удовлетворены? Уже все знаете? Ну прекрасно, потому что вблизи вам вроцлавские церкви… осмотреть не удастся. Во всяком случае, не в этот раз.
– Ясно, – кивнул головой Ян Товачовский из Чимбурка. – Было бы сумасшествием ударить по городу.
– Маловер! – поморщился и сплюнул Прокоупек. – Если б Иисус Навин думал так же, как ты, то Иерихон стоял бы и по сей день! Могущество Бога рушит стены…
– Оставьте Бога в покое, – спокойно прервал Добко Пухала. – Иерихон – не Иерихон, сейчас штурмовать Вроцлав мог бы только совсем уж неразумный человек.
Гуситские военачальники зашумели. В большинстве своем соглашаясь с мнением моравца и поляков. Впрочем, искорки в глазах Краловца, Яна Блеха и Отика из Лозы ясно говорили о том, что вообще-то они б охотно попытались.
– Однако наш путь, – Прокоп, как всегда, не пропустил этих искорок, – к гнезду антихриста был достаточно долог. Позади у нас столько трудных и тяжких дорог, что было бы грешно не уделить антихристу толику религиозных знаний.
Перед ними, под взгорьем, в неглубокой долине текла река Слёнза, широко по-весеннему разлившаяся по лугам, по которым бродили аисты. Уже зеленели березняки красивой свежей весенней зеленью. Расцвела черемуха. На заливных лугах цвели калужницы и лютики, золотились ковры осота. Рейневан оглянулся. Главные силы Табора и сирот переходили Быстрицу по захваченному мосту в Лесьнице, рядом с догорающим таможенным постом.
– Прочтем, – продолжил Прокоп, – вроцлавцам и епископу-антихристу наглядную лекцию. Вон та деревенька, под взгорьем, как называется?
– Мерники, добрый господин, – поспешил пояснить один из услужливых крестьянских проводников. – А тамочки – Мухобур…
– Сжечь обе. Займись этим, брат Пухала. О, а вон там я вижу мельницу… Там – вторую. Там деревушка… И там деревушка… А там что? Церковка? Брат Салава!
– Слушаюсь, брат Прокоп!
Не прошло и часа, как в небо взвились огни и дымы, а свежий майский воздух сделался душным от смрада гари.
В репертуаре походных песен армии Прокопа заметно начали преобладать все более грустные. Военная усталость давала о себе знать все явственнее.
Оставив за собой Вроцлав, они шли на юг, держа справа Слёнзу, неожиданно и грозно вырастающую из плоского ландшафта. Вершина горы, вовсе не такая уж недоступная, как всегда, тонула в растянувшихся лентах облаков – казалось, плывущие по небу облака задевали за вершину и оставались на ней, будто их удерживал якорь.
Они шли на Стшелин и Зембицы довольно быстро, даже не очень отвлекаясь на грабежи. Оставленный же на слёнзанском плацдарме Ян Колда из Жампаха не сидел сложа руки в замке, часто выезжал, грабя все, что удавалось взять, и сжигая все, что удавалось спалить. Висящих кое-где на придорожных деревьях попов или монахов тоже скорее всего следовало отнести на счет Колды, хотя не исключалась и личная инициатива местного деревенского общества, часто пользующегося подвернувшейся возможностью расквитаться с приходскими священниками либо монастырем за давние обиды и психические травмы. Рейневан очень боялся за Белую Церковь, надеялся на договоренность, заключенную с патрициатом Стшелина и князем Олавы. И на прячущие монастырь густые леса…
Картина Зембиц, вызвавшая воспоминания об Адели и князе Яне, подействовала на него как красная тряпка на быка. Он пытался поговорить с Прокопом, надеясь убедить того нарушить договор с Яном и напасть на город. Прокоп и слушать не хотел.
Единственное, чего он добился, это разрешения присоединиться к конникам Добека Пухалы, мытарившим округу наездами. Прокоп не возражал. Рейневан ему уже нужен не был. А Рейневан давал выход злобе, вместе с поляками сжигая подзембицкие села и фольварки.
Пятого мая, наутро после святого Флориана, в гуситский лагерь прибыло странное посольство. Несколько богато одетых горожан, несколько духовных особ высшего ранга, несколько рыцарей, в том числе, судя по гербам, Зейдлиц, Райхенбах и Больц, и вдобавок какой-то польский Топорчик. Вся эта компания в течение нескольких ночных часов секретно переговаривалась с Прокопом, Ярославом из Буковины и Краловцем в единственном уцелевшем здании цистерцианского фольварка. Когда на рассвете Прокоп дал приказ выходить, все выяснилось. Были заключены очередные соглашения. После Яна из Зембиц, немодлинского Бернарда и Людвика Олавского свое имущество решили спасать договорами рачибужская Гелена, опавский Пжемек, освенцимский Казько и чешинский Болько.
Переговоры с силезскими князьями подпитали в войске слух, что это конец рейда, что пришел час возвращения. Ходили слухи, будто объявленный Пpoкопом марш к Нисе будет продолжен на Опаву, а оттуда войско напрямик двинется в Моравию, на Одру.
– Возможно, – подтвердил слух Добко Пухала, – на Троицу мы уже будем дома. В таком случае, – добавил он, подмигнув Рейневану, – неплохо было бы еще здесь что-нибудь хапнуть, а?
