Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Не знаю, как выглядел в тот момент кузнец, а только тишина во дворе воцарилась мертвенная, даже животные притихли в своих загонах. Вечностью потянулись секунды; но хлопнула калитка, и неуверенные, нетвёрдые шаги заскрипели по остаткам грязного снега каменной тропы. Я сидел с горящим лицом, не смея обернуться: Октавия, безумная женщина, кто просил тебя встревать? Теперь по деревне слух пронесётся, что староста сам себя обелить не в состоянии, прячется за женской юбкой…
Подумал и тут же усмехнулся: юбок Октавия на моей памяти вообще не носила, одни только потёртые широкие штаны. Сколько раз ни появлялась в отчем доме сестра жены, охотничьему наряду не изменяла. Я тихо фыркнул, покачал головой: и какие только мысли не лезут в больную голову! Отдохнуть бы перед дорогой – походные сумы уже собраны – а то рана в боку уже ноет, напоминая о себе. Тяжело поднявшись, отряхнулся и направился в дом, мимо хмурой, кусавшей губы свояченицы.
– Прости, Белый Орёл, – тут же повинилась она. – Только как тут сдержаться? Как поторговаться с магами – так всегда пожалуйста, и деньги их грехом не пахнут. Хаттон им кров да еду за звонкие обеспечивает, и лавочник всё необходимое подносит – так про них слухов не распускают, они честные люди, а из тебя пугало делают! Тьфу, хуже нелюдей!
Октавия сердито махнула в сторону деревни и первой скрылась в доме. Я постоял ещё какое-то время, прислушиваясь к засыпающей деревне – в домах зажигали огни, стихали звуки, воцарялась чёрная беспроглядная ночь. Любил я свой Ло-Хельм – первую родину, первый дом, первый кров. После холодных казарм, жёстких лежаков, походной грязи и общества таких же, как я, бездомных смертников – живое участие, пусть порой и слишком навязчивое, уважение, смешанное с недоверием, неподдельные эмоции и проверяемые годами чувства. А ещё – высокая, красивая девушка с медовыми волосами, набирающая воду в реке. Лукавые тёмные глаза, задорная улыбка, ямочки на щеках. Вкус женских губ, тепло тонких рук, жар девичьего тела… и новая страница чистой книги, на которую судьба с торопливой щедростью бросила кляксы скорой свадьбы, детей, службы, разлуки, пройденных войн и коротких передышек под кровом деревенского дома.
А потом книга закрылась, и целый год выпал из повести моей жизни – до этого дня. Сегодня я впервые смахнул пыль с переплёта и сделал новую запись; ею стал мой младший сын Олан, ставший на свои ещё слабые, но уже ровные ножки. Великий Дух, сколько страниц я испишу, прежде чем мой мальчик взглянет на меня понимающим взглядом? Увижу ли я, как он вырастает в способного за себя постоять мужчину, или обреку сам себя на мучительное зрелище беспомощного калеки, который, хотя полон сил и ходит, а дня от ночи отличить не может?..
– Ещё поборемся, – пробормотал я в чёрное небо. – Ещё поживём…
Небо отозвалось глухими раскатами первой весенней грозы.
В путь меня провожали все домашние, да и деревенские подтянулись: лавочник Торк, пасечник с сыновьями – всё же не все поверили злым наветам, пришли, невзирая на пересуды. О том, что попросту пищу для новых сплетен ищут, я старался не думать.
– Вот, – засуетился старый Шер, – медку в дорогу…
– Детям оставь, – кивнул я на своё сбившееся в кучку семейство. – Им нужнее.
Старый односельчанин подслеповато мигнул, переводя взгляд на моих сыновей. Я быстро оглянулся: маги, уже оседлавшие лошадей, стояли поодаль, давая мне возможность проститься со своими.
– Не скучай, – негромко попросил я Илиана, присаживаясь перед средним на корточки. Стальные пластины брони впились в колени и бёдра, но позы я не переменил. – Скоро вернусь – истосковаться не успеешь…
Сын только кривил бледные губы, не в силах сдержать льющиеся по щекам слёзы, и я не выдержал, притянул к себе, покрывая худенькое лицо быстрыми поцелуями. Не обращал внимания на посторонних: давно уж миновал рубеж, за которым остаётся хоть какое-то уважение к чужому мнению. Да и сам, пожалуй, с возрастом расклеивался всё больше…
– Пап, – поддавшись общему настроению, жалобно вякнул Никанор. Лицо старшего кривилось, но он пока держался. – Ты только поскорее…
– Обязательно, – оторвавшись от среднего, притянул к себе двойняшек, уделяя каждому толику отцовского внимания. – Как уеду, делом займитесь: дрова на вечер натаскайте, за Белянками поухаживайте…
– Не переживай, – шмыгнув носом, совсем по-взрослому сказал Никанор, и Назар согласно кивнул. – Мы тут приглядим. И за Оланом тоже. Езжай за лекарством.
Я стиснул зубы, поднимаясь на ноги. Именно так я и объяснил детям: еду за лекарством для младшего. Октавия меня поддержала.
– Не забывай меня, – попросил тихо, протягивая руки к младенцу. Олан, которого свояченица укутала в два полушубка, только удивлённо оглядывался, впервые оказавшись на улице после памятного обряда. – Я – твой отец…
Младенец остановил на мне блуждающий взгляд и рассеянно улыбнулся, покрепче вцепившись в куртку Октавии.
– Езжай, – резко подогнала меня родственница, глядя мне за спину. – Не мытарь душу.
Вскочить в седло я не успел: обернувшись, едва не столкнулся с Фролом. Как кузнец успел добежать от своего дома до окраины, я не знал. Да и занят был – не услышал знакомых шагов за спиной…
– Не переживай, – хрипло проронил друг, глядя в землю. – Место старосты никому занять не позволю. Тебя дождёмся.
Торк и Шер с сыновьями согласно закивали, но я смотрел только на Фрола. Кузнец не поднимал взгляда, но мне неожиданно сделалось легко – Великий Дух, да ведь он прощения просит! Гордость не позволяет нужные слова сказать…
Усмехнувшись, хлопнул кузнеца по плечу, вскочил в седло уже нетерпеливого Ветра. Не глядя на вскинувшееся лицо друга, кивнул односельчанам:
– Фрол за старшего. Его слушайте, пока не вернусь.
Возражений я не ждал, да их и не последовало: никто не удивился тому, что верному товарищу бразды передаю. Тронув поводья, отъехал на несколько шагов и оглянулся. Тут же, не выдержав, вновь спрыгнул, и дети, как по команде, сорвались с места, бросившись на меня с разбегу. За спиной фыркнул знакомый голос: Люсьен не сдержался.
– Прости меня, Белый Орёл, – хрипло произнесли за спиной. – Безумен я на старости лет стал. Никому больше о тебе дурного слова ляпнуть не дам. И детям помогу, чем сумею…
С трудом оторвавшись от своего выводка, я глянул на друга – впервые со времени ссоры в глаза – и улыбнулся, давя в груди нараставшее чувство горечи. Любил я Фрола, видит Дух, крепко любил! Как брата родного! И тем больнее оказалось выдёргивать из сердца длинную занозу обиды. Сумею ли доверять тебе так же, как прежде, сосед? Хотя… какой у меня выбор? Без его поддержки туго придётся Октавии с детьми; без примирения с единственным другом непросто будет и мне.
– Спасибо, – ответил уже без улыбки.
Фрол от моего ответа переменился, посветлел лицом – будто ношу с плеч сбросил. Молча смотрел, как я поспешно забираюсь в седло, тотчас срываясь с места рысью – не мог больше выносить мучительных взглядов и детских слёз. Того и гляди, вовсе дома останусь!
Мимо магов промчался, даже не поздоровавшись – те ожидали терпеливо, будто всё понимали – и обернулся уже только у пригорка, с которого дорога вела вниз, к лесу.
Зыбкая картина, представшая перед глазами, перехватила дух, забрала несколько ударов сердца. За моим потемневшим от времени домом я увидел ещё несколько высоких, добротных жилищ – разрослась окраина родного Ло-Хельма! Утопали в сиянии серебристых нитей крепкие стены, прорывался из смутного видения толстый забор, возвышались над деревней смотровые башни. Не тихая северная деревушка, а настоящий пограничный форпост! Вот только кружили в небе крылатые твари – больно на наших горных ящеров похожи – и сновали внизу солдаты легиона…
– Сибранд, – тронули меня за локоть, – едем!
Я сморгнул, помотал головой, и видение исчезло, а я в тот же миг нещадно ткнул Ветра в бока – конь от обиды всхрапнул и рванул с места в галоп по утоптанному снегу до самого леса. Как только первые деревья скрыли нас от взглядов провожающих, и Ветер едва не споткнулся от быстрого шага по подтаявшему, но по-прежнему глубокому снегу, я осадил верного скакуна, устыдившись своих порывов. Маги деликатно отстали, но на лесной тропе всё же догнали, пристроились цепочкой, шаг в шаг. Дорогу я выбрал самую короткую, но далеко не самую лёгкую: кое-где продирались через буреломы, глубокие снега и низко свисавшие ветки. Мои спутники не жаловались, да и вообще молчали до самого вечера, позволяя мне вдоволь насладиться собственными ощущениями.
