Барон-дракон (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна (чтение книг .txt) 📗
— Любопытство кошку сгубило.
— Так то - кошка, а то - я.
— Тебя что, собственно, интересует: ход расследования твоего хулиганства, или мои приключения в отпуске?
— Конечно отпуск. От расследования я еще успею устать.
— Да, чуть не забыла: мне пришлось честно соврать. Я сообщила комиссии, что ты прибыл в мои владения сразу после полуночи.
— Спасибо.
— Не стоит благодарности. Если еще раз припечет, смело обращайся ко мне.
— Бабушка, я иду на нарушение этикета. Где вас носило в отпуске, неужели действительно в Караганде?
— С ума сошел. Что я не видела в этой забитой угольной пылью дыре! Сначала
Москва, но не долго, всего несколько дней. Надо же было осмотреться. Потом я подалась на Юг. Море, солнце, ночевки на берегу. Неделю так прокантовалась, потом перебралась в соседний городок. Там на свою беду Газпром построил санаторий из тех что: трохи для сэбэ. Сто баксов сутки. Так, ребятки, я же со всей душой!
— От санатория, хоть что-то осталось, после вашего визита?
— Обижаешь. Стоит как в первый день творения, только пустой. Народ туда почему-то ехать отказался.
— Не преувеличивайте, мадам. Русский работяга на халяву и в пекло скатает, да еще потом будет соседям рассказывать, как бесплатную путевку в пофкоме оторвал.
— Ты сколько не был в отпуске? - серьезно спросила бабушка.
— Много. Я в прошлый раз сильно задержался, выбрал вперед весь лимит.
— Ты меня пугаешь. Неужели ТАМ нашлась женщина способная тебя так долго удерживать?
— Представьте, не в бабах дело. Мне было интересно, я остался. Не думал, что наказание окажется таким строгим: вместо оговоренных трех лет - десять без права отпуска.
— Там многое изменилось за последнее время. Но не буду тебя больше томить, расскажу по порядку.
Некогда на углу проспекта Мира и Грохольского переулка в шестиэтажном доме сталинской застройки, в квартире, обращенной окнами от шумной улицы во двор, проживала и тут же занималась своей индивидуальной трудовой деятельностью известная узкому, хорошо обеспеченному кругу клиентов, медиум, она же целительница и гадалка Прасковья Гадюкина. По документам дама носила другое имя, но то документы - сухая прозаичная бумага, а то - жизнь. Режущего слух сочетания имени и фамилии, обыватель шарахался и страшился. Хватало на Москве других, менее мрачных псевдонимов: Виктория Светлая, Сандра Горячая,
Ваольдемар Серый… Хотя последний все же несколько промахнулся. Псевдоним скорее ассоциировался с тамбовской фауной, либо с мордовскими курортами нежели с благим делом излечения людей от магической хвори. Мадам Гадюкина за быстрой славой и легкими мелкими деньгами не гналась. От покойного мужа ей кое что осталось. Это кое-что позволяло ранней пенсионерке сводить концы с концами в ожидании солидного клиента. Каковая дамочка, в конце концов, и показалась на ее пороге. Мадам Гадюкина как раз пребывала в поре наибольшего вдохновения.
Периодически, раз в год на нее находило. И так дама была не из скучных, а уж в пору "прихода", вообще отрывалась по полной. Случись визит страждущей магии и колдовства дуры в другой раз, Прасковья, быть может, и прогнулась бы, принимая, упакованную по высшему разряду, коротышку. Да и визитерша хороша! Пришла к ведьме - веди себя смирно.
Не пустив за порог, мадам Гадюкина резким каркающим голосом уточнила у дамы, чего, мол, та притащилась? Визитерша, обозленная таким обращением, не подумав, наехала на бедную женщину. То есть, объяснила, народной целительнице кто она, визитерша, есть. Тогда Прасковья, не напрягаясь и не очень заботясь о вежливости, выдала мадам свою версию: кто та такая, кем была, кем стала, кем собирается стать. Вскоре пришлось остановиться. С дамой творилась форменная прострация. Хватая ртом воздух, она заваливалась на бок, норовя отереть стенку до самого пола. Думаете, Гадюкина бросилась на помощь? Ага! С разбегу! Она смачно захлопнула дверь перед визитершей. А нечего! Ишь явилась указывать колдунье, что та ей должна, в какой последовательности и сколько оно - прорицание то есть - будет стоить. А иначе… машина с бодигардами ждет на улице.
Дама оказалась еще большей дурой, чем выглядела. На следующий день к
Гадюкиной заявилась бригада из трех качков во главе с мужем. Наставив на гадалку стволы, бригадеры потребовали тысячу долларов в качестве налога на частную деятельность и еще тысячу, как компенсацию за причиненный моральный ущерб.
Облаченная в блестящий лиловый халат из плотного шелка мадам Гадюкина, величественным жестом достала из кармана требуемую сумму и, кинув под ноги вымогателям, процедила сквозь зубы одно единственное слово: "Обосритесь!".
Трое суток!
В дверь ломились, ее пытались распилить "болгаркой", пытались вскрыть с помощью подкупленного слесаря ПРЭТа; взывали именем закона, представленного тоже купленным милицейским чином. Дверь стояла как каменный монолит.
Производить взрывные работы в густонаселенном доме в центре Москвы бригадники все же постеснялись. Ночью на веревках к балкону зловредной гадалки с крыши спустился десант. Облом случился неожиданный и крайне прискорбный: решетка, которой гадалка оградила свою собственность от посягателей, оказалась под напряжением. Альпинеры на службе мафии поболтались на веревках, поблажили и дали верхним отмашку, спускать себя на землю.
Всего этого безобразия крутой супруг обиженной дамочки не видел, но ему регулярно докладывали. Через дверь сортира до вестовых доносилось жуткое, утробное бурчание, матюги, да гнусный запах.
На четвертый день, в двенадцать по полудни в квартире Прасковьи Гадюкиной раздался телефонный звонок. Она милостиво сняла трубку. Ей звонил сам Падва.
Уважаемый мэтр в изысканных выражениях предложил мадам медиуму, встретиться и обсудить претензии сторон.
Тут-то Прасковье масть и пошла.
В начале этого лета на платформу маленькой приморской станции из поезда, следовавшего по маршруту Грозный - Сочи выскочила худая высокая женщина, которую не назвал бы старухой даже жлоб из народа. Не молода, конечно, и вид самый затасканный, но - женщина. Клетчатая "челночная" сумка не отличалась особенной чистотой и изыском. Замок на сумке сломан. Края скрепляли две огромные булавки. Милиционер на платформе покосился в ее сторону, сделал себе заметку на будущее и пошел по своим делам. А побродяжка двинулась в сторону центрального пляжа.
Погода только-только установилась. Отдыхающие в большинстве своем пребывали еще в северных регионах, так что на пляже было относительно свободно.
Женщина расположилась со своими пожитками в самом центре галечного пятачка, расшпилила сумку и принялась вытаскивать из ее недр съестное, потом неторопливо и смачно есть. Представительницы прекрасного пола, находящиеся в пределах прямой видимости, все как одна скривили ротики. Мужчины, состоящие при женах, последовали их примеру, разве вот ухмылки у них получились менее искренними. Поев, женщина расстелила на камнях видавшее виды, все в сомнительных пятнах покрывало, и начала раздеваться. Под черным платьем майкой нашлись только мелкие трусики и больше ничего. А кто сказал, что загорать топ-лесс на родном постсоветстком пространстве запрещено? Мы, господа, двигаемся вслед за Европой, а где-то и опережаем. Грудь у дамы оказалась очень даже неплохой формы, живот поджарым, ноги длинными. Кожа, конечно, кое-где пошла мелкими пергаментными морщинками. Однако такие мелочи не мешали мужчинам косить в ее сторону. Так что вскоре пляж начал стремительно пустеть.
Жены, ругаясь, кто про себя, а кто и в голос, уводили своих благоверных подальше.
Беспардонная старуха, на которую и смотреть-то - срам, обидно приковывала внимание мужской половины. А еще через малое время в сторону загорающей дамы пошли пунктиром, оставшиеся на пляже "одинокие волки".
— И что. Всю неделю так? - Андраг в восхищении уставился на бабку.
— Представь. Получила массу удовольствия и новых впечатлений. Не поверишь, впервые в жизни дорвалась. На пляже стоял маленький, пустой павильончик.
