Королева войны - Крес Феликс В. (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Громбелардской гвардии уже не существует, — с улыбкой сказала арбалетчица Ганея, единственная громбелардка в гарнизоне. — А нас тут пока слишком мало.
Армектанка не поняла, о чем речь.
— Придет армектанская гвардия, — заявила она столь убежденно, словно сама могла на это повлиять.
— У вас везде посылают гвардию? — удивленно спросила Ганея, совершенно не понимая, в чем дело.
Лучница внимательно посмотрела на собеседницу. Вид у Ганеи был… почти отталкивающий, несмотря на то (а может быть, именно потому), что лицо ее носило следы былой красоты. Левая сторона лица все еще принадлежала красивой женщине лет тридцати. С правой стороны светло-желтые волосы иногда приоткрывали старую рану на виске — вражеское острие срезало там кусок кожи. Другое оружие (а может, и то же самое) почти обрубило щеку. Щека снова приросла на место, но страшные шрамы остались. Ужасно выглядели и предплечья, выступавшие из-под коротких рукавов мундира. Кто-то изрезал их ножом, раз за разом. На левом предплечье виднелось около двадцати шрамов, на правом только четыре, зато широких.
Ганея была не слишком сообразительна. Морща лоб, она размышляла о судьбе армектанских солдат.
— Да вас там просто заездили, — сказала она. — И что, везде вас так посылают?
— Нет, — смущенно ответила армектанка. — Вы ведь жаловались, что вас слишком мало.
— Ну да, но когда тысячница наконец получит разрешение довести наш легион до полной численности, то есть если Армектанский и Дартанский легионы будут нам помогать…
Одна, говоря «мы», подразумевала гвардию, другая же — солдат. Так они договориться попросту не могли. Возможно, виной тому был и язык. Кинен — упрощенный армектанский — облегчал перемещение по всей Вечной империи и давал возможность объясниться, но не слишком подходил для сложных разговоров.
— Ваш легион пополнят гвардией?
— Нет… Почему гвардией?
— Она говорит, — в конце концов подал голос Эльг, — что легион здесь не справится. Поэтому нужна будет гвардия. Армектанская, поскольку акалийской слишком мало.
Ганея наконец поняла, что имеет в виду армектанская лучница. Однако она не заметила напряженной тишины, в которой шел разговор. Все ждали продолжения.
— Ты говоришь, что они, — громбелардка показала на легионеров, — не справятся? А вы справитесь?
Один из армектанцев попытался унять лучницу, но ничего не вышло.
— Ну это ведь, кажется, и так ясно? — сказала она.
Ганее нравились все, кого она встречала. Но иногда они переставали ей нравиться. Ни с того ни с сего.
— Меня зовут Ганея. А тебя?
— Керита.
— Керита. Послушай, Керита, это все — гвардейцы, — сказала арбалетчица, снова показывая на своих товарищей в черных мундирах. — Знаешь, чем мы от них отличаемся? У нас уже наполовину серые мундиры, а у них они только будут. И тогда они перейдут в гвардию. Так же, как и ты перешла из легиона в гвардию. Гвардия не пришла, чтобы сделать за тебя твою работу, и потому ты сделала ее сама, отличилась, и теперь ты — гвардеец.
Лучше сказать было нельзя. На лицах акалийцев появились улыбки. Но разговор, увы, еще не закончился… Там, где мужчины прекратили бы спор, женщины его только начинали.
— А если кому-то в Акалии и потребовалась бы помощь, — Ганея не дала армектанке ничего сказать, не зная, что уже победила, — то не от лучников из Армекта. Вы наверняка хороши там, у себя, но здесь не Армект, и Акалийский легион справится лучше. — Она совершенно зря перегибала палку.
— Что ты имеешь против лучников из Армекта? — спросила Керита, отталкивая товарища, который взял ее за плечо. — Не трогай меня… Кто справится лучше? Они лучше, чем армектанская гвардия?
— Вы лучше у себя дома, а мы лучше у себя.
— Армектанка везде у себя дома.
Это был удар ниже пояса, и его громбелардка проглотить не смогла.
— Армектанка сейчас получит громбелардской ногой под зад, — сказала она, вставая со скамьи. — Ну-ка, иди сюда.
Со всех сторон кинулись два десятка солдат, пытаясь удержать воинственных женщин. Поднялся шум.
— Ну ладно, не стану я ее бить! — наконец сказала Ганея.
— Я бы тебе вырезала пару новых шрамов на руках, — ответила лучница, у которой отобрали нож.
Неожиданно кто-то засмеялся, потом другой, и в конце концов все остальные, поскольку акалийцы знали тайну шрамов на руках громбелардки. Вскоре смех смолк.
— Нет, милая, — сказала обладательница изрезанных рук. — Это уж я сама делаю. Если бы я пристрелила тебя из арбалета, то ты попала бы сюда, а если бы я тебя задушила или зарубила мечом, то сюда. — Она показала густо испещренную шрамами руку, а потом другую, на которой было только четыре отметины.
Армектанка не знала, что сказать.
Мужчины просто выпили бы пива. Женщины же не унимались.
— Я не имею ничего против твоего лука, — сказала Ганея. — Только что это вообще за оружие?
Теперь она уже оскорбляла всех лучников мира.
— Пойдем, Керита, — сказал один из армектанцев.
— Нет. Я хочу послушать, что она говорит.
— Смотри. — Ганея бросила на стол арбалетную стрелу. — А у тебя какие? — Она показала на колчан лучницы.
Керита достала тонкую длинную стрелу с наконечником в форме листа. Громбелардка внимательно рассмотрела ее, после чего неожиданно замахнулась — и пригвоздила себе ладонь к столу. Кто-то ошеломленно вздохнул. Какой-то легионер ударил себя рукой по лбу, наступило всеобщее замешательство.
— Теперь ты, — чуть хрипло проговорила арбалетчица, показывая головой на свою стрелу.
Наступила мертвая тишина. Керита медленно взяла стрелу, предназначенную для тяжелого, взводимого лебедкой арбалета. Она была толщиной в мужской палец… Четырехгранным наконечником можно было колоть орехи.
— Перестань, Керита, — сказал армектанский гвардеец. — Хватит на сегодня. Перестань, ну же.
Всем было ясно, что если девушка пробьет себе руку этим… чем-то, то никогда больше не сможет стрелять из лука. У нее были бы раздроблены кости.
Армектанка медленно положила стрелу, посмотрела на Ганею, повернулась и вышла. Следом за ней двинулись армектанские лучники. Вскоре в комнате остались одни хозяева.
Еще какое-то время все молчали.
— Ну… теперь пусть кто-нибудь ее сломает, — сказала Ганея, показывая на древко стрелы. — Может, как-нибудь… вытащим?
Крови на столе становилось все больше. Солдаты поспешили на помощь. Ганея, давно уже пользовавшаяся немалым уважением, в их глазах выросла до героини. Простым солдатам нравились подобные поступки. Однако недовольно морщившейся арбалетчице требовалось время, чтобы насладиться произведенным впечатлением. Пока что она была единственной, кто мог по-настоящему оценить случившееся.
— Не знаю, во что я ввязалась, — пробормотала она, когда стрелу сломали, — но… если мне еще когда-нибудь захочется чего-то подобного… то пусть кто-нибудь даст мне по башке.
Заскрежетав зубами, она дернула руку вверх. Окровавленный обломок стрелы остался в крышке стола.
Тереза всегда знала, что происходит в гарнизоне, — и ей даже не требовались доносчики. Солдат и офицеров связывали достаточно тесные отношения, и любые слухи легко поднимались по ступеням иерархии; кто-то рассказал о случившемся своему десятнику, тот — подсотнику, заместителем и другом которого был… Еще до полудня комендант уже знала, что в гарнизоне — раненая арбалетчица, которую постоянно навещают целые толпы легионеров. Узнав о подробностях, она тщательно все обдумала и решила, что ничего ни о чем не знает. Однако настроение у нее испортилось. С одной стороны, она добилась того, чего хотела: чтобы кто-то отнесся соответствующим образом к армектанским девушкам-гвардейцам; с другой стороны, гордиться было совершенно нечем. Подобные трения между солдатами, собственно, нужно было бы подавлять, а не провоцировать. А она — спровоцировала. Отчасти.
В этот день солдаты несли службу старательнее некуда, поскольку дурное настроение коменданта было хорошо заметно, и даже слишком. Тереза, вообще отличавшаяся достаточно капризным характером, бывала попросту невыносима, когда что-то ее раздражало. Однако вскоре оказалось, что ссора между женщинами была ничем по сравнению с войной, которую могли развязать их командирши. Агатра даже не думала следовать примеру солдат; вместо того чтобы избегать попадаться на глаза разозленной тысячнице, она поступила полностью наоборот — отправилась к ней с официальным заявлением. Она знала о случившемся ночью и хотела получить объяснения — так, словно это Тереза прибила себе руку к столу или лично отдала такой приказ Ганее.
