Эльфы, топор и все остальное - Шепельский Евгений Александрович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Верно, тролль. Но зачем своим криком пугать воробьев?
Серо-зеленый болотный тролль в коротких дерюжных штанах на помочах шире моей ладони, с крупной костяной пуговицей и карманом, куда мог с головой поместиться Олник, стоял к нам боком (гора горой, честное слово), у большой тачки, загруженной всяческим барахлом. Рука-окорок опиралась о свежеструганую дубину, тяжелая челюсть что-то меланхолично перемалывала. Тролли всегда не прочь устроить перекус, даже когда занимаются грабежом. Хотя тролль-грабитель явление столь же редкое, как и боевой огр, или гном-трезвенник. Как и огры, тролли почти лишены природной свирепости и не склонны к насилию (что не мешает им успешно защищать свои земли). Однако, попав из родных болотищ и гор в метрополию, тролли перенимают дурные привычки от самой опасной особи нашего мира — человека, иными словами, манеры и характер у них делаются скверными, а что касается морали, то они, как и многие другие расы, не склонны играть по лицемерным правилам, установленным людьми.
Тролль попирал ногой какого-то малого с хохолком седых волос и косматой бородой. На ступеньках, что вели к особняку Грэмби, распростерлось тело охранника поместья; кровяные дорожки стекали вниз, к площадке посреди лестницы, где возвышались мраморные кумирни во славу пяти главных богов Фрайтора во главе с Чозом. Старый гномочеловек был крайне религиозен и, хоть это и запрещалось синодальным законом, держал во дворе личные средства общения с богами, был, так сказать, с ними накоротке.
Ну вот, если уж мародеры ворвались к лекарю, который пользует преступников, значит, дела с властью — и ночной, и дневной, во Фрайторе плохи.
Черт, беспредел, как и было сказано.
А как мои дела, эй? Где мне теперь искать лекаря?
Положеньице…
В этот миг человек, что лежал под корявой ножищей топтыги, вяло шевельнулся и, приподняв голову, позволил оценить его профиль и буйную бороду.
Мэтр-лекарь собственной персоной. Живехонек. Значит, не все еще потеряно: разберусь с троллем и теми мародерами, а после…
Ребром ботинка я сбил с огрызка клинка деревяшку. На самом деле, приморить тролля достаточно просто, надо только знать место, куда воткнуть меч (прощай, оружие! Здравствуй, меч в камне!).
Давай, Фатик, закрой дело тролля с одного удара!
До троллей медленно доходит, но вот когда дойдет — действуют они быстро. Этот серо-зеленый топтыга, пошевелив ушами-трубочками, наконец-то усвоил восклицание Крессинды, от которого порскнули в стороны воробьи.
Он развернулся в тот момент, когда я решил парой прыжков покрыть десяток футов, что нас разделяли, и вонзить острие Большого Костыля в область правой — гипотетической! — почки. Оттуда, двинув клинок глубже в плоть тролля, можно достичь воротной — гипотетической! — вены в печени. Если ее вскрыть, тролль умрет, как умерло бы любое существо, имеющее кровообращение. Умрет — и станет камнем, как и полагается троллю.
— У-у-у-у, — тоненько взвыл тролль, воздев дубину, с которой еще сочилась еловая смола. — Перегребу-у-у!
Перегребет он, как же.
Для большинства людей тролли на одну… э-э, харю. Но не для меня.
— Убам Громоглас, а ну цыть! — сказал я, стараясь не повышать голос. — Смир-рно! Стр-р-роем!
Маленькие глазки болотного цвета моргнули.
— Фатик? — прописклявила эта громада. Тролли обычно помнят все — как слоны и элефанты. — Фати-и-ик!
Я придержал Крессинду, успевшую отстегнуть молот от заново склепанной цепочки.
В этом походе я только и делал, что наталкивался на призраков прошлого — скверных по большей части. Для разнообразия этот призрак — пожалуй, единственный — был настроен ко мне дружелюбно. Я знал его хорошо: несколько раз я использовал физическую мощь Громогласа для достижения целей своего нанимателя и всегда со скрупулезной честностью рассчитывался с троллем.
Убам страдал редкой для троллей хворью, — повышенной писклявостью, собственно, он был единственный из троллей, кого я знал, кто говорил так, будто у него хроническое защемление в одном месте. Знакомство наше было случайным — именно Громоглас шарахнул меня дубиной, после чего я заикался полгода и навсегда утратил иллюзии юности. Приключения оплачиваются плохо — давайте я наконец выбью эту максиму на дорожном камне?
— Фати-и-ик, я ра-ад тебя виде-е-еть! — прописклявила эта громада.
Только без объятий!
Я скрестил руки, незаметно пихнув локтем Крессинду. Обрабатывать Громогласа следовало быстро, широкомасштабно, нахраписто. Лишь бы успеть, пока не явились его подельники. Еще хорошо, что двери в двухэтажную хибару Грэмби прикрыты, а все до одного окна смотрят внутрь, в тихий атриум с бассейном и садом. Может, подельники не услышали вопль Крессинды, и у нас есть пара минут, чтобы…
— Ты чуть не прикончил старинного дружка и его беременную супругу!
— Йок! — сказала Крессинда.
Я сморозил глупость: глаза Грэмби, который вновь поднял голову, наполнились вселенской печалью и отвращением. Жертва межрасовой связи, он горячо презирал такие вещи.
Обычно ребенок от связи гномши и человека рос парией, Жрицы Рассудка изгоняли мать из племени гномов, у людей ее тоже не привечали. Бедняга Грэмби хлебнул в свое время горюшка, но у него хватило ума — ведь он наполовину гном, и всего лишь наполовину — человек, — не опуститься и не озлобиться. Он взялся за науки с самого детства и дорос до того, что теперь за талант и умения его величали «мэтром».
— Фати-и-ик! — проблеял Громоглас.
— Понимаешь, что ты едва не натворил?
— Извиняюсь, Фати-и-ик! — Он захлюпал носом, похожим на пару вертикально поставленных замочных скважин.
— Извинения приняты. А этого, — я показал на труп охранника, — ты зачем прибил? Ты зачем, мерзавец, пошел по кривой дорожке?
Он повел головой, присыпанной черными крапинами чешуек, и тонко (с точки зрения тролля) схитрил:
— Он оступии-и-ился-я-я…
Я сделал вид, что поверил.
— Выкладывай, зачем связался с бандитами!
— Я жениться хочу-у-у!
Грэмби крякнул под стопой тролля.
— Завел себе девушку? Влюбился?
— Да-а-а…
Не удивляйтесь, тролли способны на чувства. Браки у них долговечны, по сути — браки у них сделаны из камня. Всем бы людям такие браки, я не шучу. Дело не в страсти, которая быстро остывает, дело в искренней — и взаимной! — эмоциональной привязанности ко второй половинке, не затухающей под валом эгоистичных устремлений «я хочу», «мне», «я», «для меня». Зачем вообще жениться, когда вместо «мы» с самого начала звучит только «я», «я» и ничего кроме «я»?
В дверях особняка наметилась щель, блеснул глаз. Кто-то из шальной братии, подписавшей на дело Громогласа, нас разглядывал. Сейчас они устроят короткое совещание, и… Нет, бросать тачку награбленного барахла они, конечно, не будут. Опять же — под их рукой послушный тролль.
Они так считают, что послушный.
От волнения у меня заломило зубы.
Быстро закругляйся с Громогласом, Фатик, придумай решение, которое…
— Так в чем же дело?
Убам залился слезами, баюкая дубину, как младенца:
— Я пискля-я-я!
— Спокойно, — сказал я. — Сейчас во всем разберемся.
Я задавал наводящие вопросы, Громоглас отвечал. У него были чувства, и у нее были чувства (размером с гранитный валун и такие же тяжелые), но писклявость делала его посмешищем в глазах соплеменников. Ее семья считала себя вправе потребовать за дочь двойной выкуп. Любовь вершит чудеса, и вот уже Убам Громоглас спешит с болотищ в город на заработки. Но в городе и без того был избыток троллей, готовых работать за гроши. А тут еще война и хаос бегства, превративший дома горожан в лакомую добычу для мародеров.
— В войсках сатрапа платят ма-а-ало, — прописклявил топтыга. — А мне надо быстро и много-о-о… — Он задумался, в животе заурчало. Мыслительный процесс тролля происходит примерно в кишечнике, я, если помните, об этом уже как-то обмолвился.
Грэмби, который все дергался под ножищей Громогласа, подал голос:
