Кровавые сны - Блейк Станислав (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Вперед! Быстро! Стража бегом! – хрипел он из последних сил. Горло саднило, как будто его терли изнутри напильником, оставался лишь один заряженный пистолет в седельной кобуре, да шпага в ножнах.
– Проклятые дети Антихриста! – несколько молодых зеландцев одновременно набросились на замыкающего процессию Маноло и подрубили ноги его лошади. Баск оказался на земле, толпа закрыла его, молотя всем, что было под руками, один стражник попытался прийти на помощь фамильяру, но сгусток толпы ухватил и его, растворяя в себе.
– Стража! Держать строй! – крикнул отец Бертрам. – Вперед!
Видимо, самые боевитые зеландцы оказались сзади, там где докипала расправа с фамильяром и стражником. Прочие хоть и выражали всем видом угрюмую северную ненависть, и сжимали в мозолистых руках древки своих кос, вил и топоров, но напасть – не нападали. Вид оставшейся в строю стражи и святые отцы с пистолетами, наставленными на толпу, действовали на зеландцев охлаждающе.
– Кто попробует напасть, умрет на месте! – крикнул Кунц. – Нам не нужна кровь еретиков! Дайте проехать с миром!
– Держать строй! – взывал к стражникам, бегущим позади, отец Бертрам. Энрике с пистолетом в левой руке и поводьями в правой придержал коня и занял место Маноло в арьергарде. Слезы катились по его рябым щекам, но мало кто из толпы обращал внимание на лицо грозного в своей решительности кастильца.
Ровный утоптанный тракт, ведущий к парому на Брабант, был уже под копытами коней. Толпа отставала, выкрикивая проклятия, уносимые ветром. Возницы нахлестывали запряженных в телеги лошадей, позади, в клубах пыли, обливаясь потом, бежали стражники с пиками, в кирасах и кабассетах. Повозки увозили также личное имущество стражников, поэтому инквизиторы были уверены, что те не отстанут.
Испанская застава встретила усталый отряд инквизиторов на брабантской стороне пролива. Самые мужественные солдаты империи были одновременно самыми религиозными. Пока отец Бертрам по очереди благословлял защитников католической Фландрии, Кунц разговаривал с сержантом:
– Мы из антверпенского гарнизона, – рассказывал воин. – Раньше здесь стоял Второй арагонский полк, но теперь по приказу герцога он ушел на восток. Войска Нассау перешли германскую границу и вторглись в наши провинции, как я слышал.
– Так вот почему осажденный Мидделбург не получает помощи, – с досадой сказал инквизитор. – Неужели принц Оранский настолько силен, что нельзя было хоть одну терцию послать на выручку?
– Не нашего это ума дело, святой отец, – пожал плечами сержант, потом все же высказал предположение: – Гезы не пропустят кораблей с десантом, ваша милость. Терцию уничтожат, не дав ей даже высадиться и построиться. – Сержант спустил тяжелый вздох. – Не угодно ли испанского вина?
– Благодарю, сын мой, я устал и, боюсь, от вина совсем расклеюсь, – сказал Кунц Гакке. – Пришлось прорываться через толпу еретиков, и я потерял двух людей, из них моего фамильяра, басконца, с коим служил уже десяток лет. Выпей со своими за упокой души Мануэля де Галлареты, верного слуги божьего.
– Выпьем непременно, святой отец, – сержант перекрестился. – Думается мне, еще не скоро вернется покойная жизнь в королевские Нижние Земли.
Амброзия ван Бролин в последнее время все больше нервничала, думая о будущем единственного сына. Понимая, что ее собственное воспитание сделало Феликса избалованным, капризным и лишенным чуткости мальчишкой, она все же не могла отказать ему в его просьбах и развлечениях. Но теперь, когда запасы кофейных зерен подходили к концу, когда будущее было тревожным, а картина мира вокруг пенилась беззаконием и смутами, женщина впервые ощутила неуверенность в своих поступках.
– Пожалуйста, – упрашивала она, – не отказывайся от того, что я выпросила для тебя у благородной Маргариты де Линь. Должность пажа на службе высоким вельможам сделает и тебя самого равного им, во всяком случае, в отношении манер и одеяний их дому нет равных во Фландрии.
– Матушка, я понимаю твой тонкий замысел, – возражал Феликс. – Ты знаешь, что Флиссинген захвачен мятежом, что Антверпен разорен проклятой герцогской «алькабалой», и ты просто хочешь упрятать меня в спокойное место, коим представляются тебе владения дома де Линь в южных католических провинциях.
– А что если так? – спросила, наконец, Амброзия. – Каждая мать старается защитить своего ребенка в такое время, как наше. Я не предлагаю тебе ничего зазорного или нечестного, став пажом, ты в совершенстве овладеешь придворными манерами, верховой ездой, возможно, даже владению оружием. Ламораль де Линь, которому его мать подыскивает товарища, уже далеко не младенец, он даже на год старше твоего друга Габри, и тебе с ним не будет скучно.
– Да как ты не поймешь, матушка, я не собираюсь быть ничьим слугой, – поморщился Феликс.
– Паж – не слуга, – сказала Амброзия. – Он может чистить сталь господину, вываживать его коня после скачки, но он не стирает и не убирает, а если живет в богатом замке, у него даже есть свои слуги. А пока Ламораль все-таки одиннадцатилетний мальчик, вы с ним не отправитесь в поход, чреватый лишениями. Пройдет немного времени, война и мятежи сменятся миром и покоем, и ты сможешь вернуться, чтобы, наконец, отправиться с Виллемом на «Меркурии» за настоящим делом и заработком.
– Возможно, я уже бы смог выйти в море, – начал Феликс, но уже без прежней настойчивости.
Аргументы матери постепенно перевешивали мальчишечье упрямство.
– Даже не думай об этом! – резко сказала мать. – Твой первый выход в море из мятежного Флиссингена может стать последним. И от тебя здесь ничего не будет зависеть. Я запрещаю, и на этом покончим!
Феликс некоторое время поразмыслил, не желая сразу признавать поражение, но на него подействовало и в самом деле то, что глупее глупого в первый раз в жизни, выйдя в море, пойти ко дну вместе с кораблем, изрешеченным пушками испанского галеона, так ничего не узнав о мореходном деле, не подобравшись и близко к управлению «Меркурием». К тому же учеба в латинской школе надоела юному ван Бролину. Он не находил удовольствия ни в геометрии, ни в чтении философов и богословов, лишь «Жизнеописания» Плутарха еще завладевали его воображением, кое-как примиряя со школьной тоской. В этом Феликс разительно отличался от Габриэля Симонса, который каждую ночь при свете тайно унесенной в свою комнатку свечи читал то «Метаморфозы» Овидия, то «Сатирикон» Петрония, то «Записки о Галльской войне» Цезаря, а совсем недавно, желая разделить с кем-нибудь свой восторг и возбуждение, даже позвал ван Бролина и полночи зачитывал другу отрывки из апулеевского «Золотого Осла». Метаморфы, мать и сын, конечно, знали о страсти воспитанника к чтению, и на его фоне оба осознавали, что по части учености Феликс ван Бролин вряд ли когда-либо займет место среди лучших школяров.
Еще Феликсу понравилось, что, став пажом в доме де Линь, ему представится возможность научиться верховой езде и владению шпагой. В своих снах, по-прежнему кровавых, но нисколько не мучительных, он временами видел себя на поле боя, проливающим вражескую кровь. Последний год он, принимая Темный лик, уже охотился отдельно от матери – как принято у всех подросших представителей кошачьих.
– Расскажи мне про этого мальчишку, Ламораля, – попросил Феликс, взглянув задумчиво на мать. – Он, случаем, не намачивает простыней ночами?
Глава VII, в которой Кунц Гакке преследует оборотней и сражается с ними, а Феликс ван Бролин играет в войну и общается с вельможами
Тело ребенка было буквально разорвано на части. Причем некоторых частей недоставало. Крестьяне, в северных провинциях встречавшие инквизиторов насуплено и недружелюбно, здесь видели в святых отцах надежду на справедливость, и готовы были помогать. Однако полезных сведений от них почти не поступало. Никто не видел нападавшего, не слышал криков. Сын одного из крестьян, игравший с другом, впоследствии растерзанным, потерял, видимо, от ужаса дар речи, и его старался привести в чувство отец Бертрам.
