Главный бой - Никитин Юрий Александрович (книги серии онлайн .TXT) 📗
При его приближении румянец с ее щек залил лоб и подбородок, сполз на шею. Она вся стояла перед ним пылающая, как пион, беспомощная. Его взгляд невольно опустился, где за тонким слоем воды просвечивали два снежно-белых холмика с ярко-красными, словно раскаленными в печи, кончиками.
– Не холодно? – спросил он натянуто. Голос дрогнул. – А то прямо после скачки…
– Ничего, – ответила она торопливо. – Ничего!.. Зато грязь смою. Понимаешь, столько пыли…
– Много пыли, – согласился он тоже как-то поспешно. – Со всей дороги, как же!
– Вот и смываю…
– Ага…
– Надо смыть, – говорила она торопливо, большие глаза стали пугливыми и смотрели в сторону. – А то такая вся пыльная…
– Да-да, – согласился он. – Эта пыль так въедается, что… Ну, сильно въедается!
Неведомая сила выворачивала ему глазные яблоки, он пытался смотреть мимо ее округлых плеч на берег, где верный Снежок пронесся по отмели, пугая лягушек, о коне надо заботиться, это лучший друг… не считая собаки. Собаки здесь нет, есть эта женщина, но глазные шары выворачивает, они стараются двигаться сами по себе, и тогда он, не в силах с ними бороться, шагнул в сторону и, чувствуя себя донельзя глупо, сказал… потому что молчать как-то страшновато, сказал еще большую глупость, но сказал, а прикусил язык уже потом:
– А спина у тебя широкая… Давай потру?
Она ответила с заминкой, голос качался, как тростинка на ветру:
– Что?.. А, потри…
Коснулся ее плеча, от кончиков пальцев сразу побежало тепло. Не тепло – жар, что наполнил его, как горящими углями, слышно было, как плавятся внутренности. Медленно провел ладонью от плеча к лопатке. Пальцы прямо в воде затрясло крупно, словно поймал и пытался удержать крупного сома. Поспешно зачерпнул восхитительно холодной воды, плеснул ей на спину, из горла вылетело хриплое:
– Ближе к берегу… А то в воде…
Он уже прикусил язык, с которого сорвалось такое, но она послушно сделала пару шагов, остановилась по пояс в воде, не поворачиваясь. В поясе оказалась на диво тонкой, то широкая нескладная одежда скрывала стать, а теперь видно, что это с нее бы древним ромеям вытесывать самые лучшие скульптуры из мрамора.
Зачерпнув в обе пригоршни, снова плеснул ей на спину. Почудилось или в самом деле зашипело, взвился легкий пар, словно вода попала на раскаленную плиту. Собственная ладонь показалась ему безобразной клешней, когда попытался потереть ей спину, чистую, белую и такую нежную, что могла прорваться от одного неосторожного взгляда.
Едва не застонав от бессилия, он метнулся к берегу, сорвал пучок травы, мягкой и податливой, пробовал потереть, тоже жестко, нырнул, зачерпнул горсть глины, потер ею, размазывая потеки, и все время чувствовал покалывания в кончиках пальцев и жар в ладонях.
Леся стояла неподвижно. Ему показалось, что она даже не дышит, напряженная и со страхом чего-то ожидающая, а он тер глиной ее плечи, спину, бока, опасаясь пустить пальцы дальше и не позволяя им подхватить потеки глины, что опускались ниже пояса, где пробовали задержаться на крутизне, но бегущая вода смывала, уносила мутные потеки, такая чистая, прозрачная вода… Очень чистая и прозрачная.
На берегу громко фыркнул конь. Добрыня вскинул голову, перед глазами мир двигался, а берега поднимались и опускались.
– Снежок!
Белое пятно пронеслось к воде, донесся плеск. Добрыня помотал головой. Из белого пятна образовался Снежок, а берег и негромкие волны обрели резкость. Конь призывно заржал, ударил копытом по мелководью. Брызги взлетели серебристыми жемчужинами.
– Что-то случилось! – вскрикнул Добрыня.
– Да что могло… – отозвалась Леся слабым, как у маленькой птицы, голоском. – Просто играют…
– Нет! – вскрикнул Добрыня. – Снежок чует человека!
– Какого человека?
– Он чует кровь… и смерть!
Леся затуманенным взором видела, как он метнулся к берегу, расплескивая воду так, что брызги взлетали чуть не до облаков. Затрещали кусты. Добрыня на ходу подхватил одежду, быстро оделся. На самом деле Снежок, конечно же, просто заигрывал с кобылкой Леси, иначе бы в руки сперва прыгнул меч, мужчина может сражаться и голым. Зато удалось выскочить из… из этого, что нашло на него в этой холодной северной реке, в чем он тонул и не знал, как выплыть, за что ухватиться.
Однако Снежок заржал снова, отбежал от реки и снова ударил копытом. Добрыня ощутил, как кожа вздулась мелкими пупырышками, словно выскочил из проруби. Теперь и сам услышал далеко-далеко конское ржание, крики и словно бы затихающий металлический лязг.
Руки привычно и бездумно хватали доспехи, щелкал металл, скрипели ремни. Прыгнул в седло, на скаку подхватил прислоненный к березе меч. Снежок понесся как ветер, Добрыня едва успел забросить через голову перевязь, тут же холм повернулся, открылась долина… а высоко в небе кружил орел.
Хищник начал опускаться, однако забил крыльями, поспешно набрал высоту. Но не улетел, пошел осторожными кругами, явно присматриваясь к тому, что внизу за кустарником.
Снежок, повинуясь даже не колену, а мысли, пошел вскачь напрямик, с шумом проломился сквозь зеленые с красными ягодами кусты. По ту сторону лежал навзничь воин в залитой кровью кольчуге. Волосы слиплись от крови, на левой стороне головы страшная рана, из груди и живота торчат обломки стрел.
Добрыня соскочил, меч в руке, оглядывался настороженно, по-звериному чуткий, напружиненный, готовый услышать и хлопок спущенной с тетивы стрелы, и свист стрелы, и конский топот.
Простучали копыта, это примчалась наспех одетая Леся. Не глядя на витязя, спрыгнула на землю возле поверженного. Ее быстрые пальцы пробежали по его лицу.
– Он умер… Нет, еще не… несчастный!
– Счастливый, – проронил Добрыня. – Он умер не в постели.
Плечо павшего было рассечено так, что почти отделилось от тела. Кольчуга разрублена в трех местах, откуда уже не течет кровь, только застыли коричневые бугры. Но и в других местах булатные кольца хранят следы частых ударов. Воин дрался долго и упорно, а упал не от ударов, а от потери крови…
Веки сраженного затрепетали. Леся ахнула: как с такими ранами можно еще жить, а мужчина с усилием открыл глаза, серые, белки залиты кровью. Губы слегка шевельнулись:
– Кто бы вы ни были… спасите царевну…
– Кто ты? – спросил Добрыня.
– Просто гридень… Нас было двенадцать… Мы сопровождали царевну из… Засада… Все пали как подобает… Царевну похитили…
Добрыня вскочил. На поляне только кровавый след, здесь прополз этот воин, выполнивший долг мужчины до конца. Но вот там истоптано, там брызги крови на кустах. Еще дальше видны торчащие из зелени сапоги: нападавшие спешили, не захоронили ни своих, ни чужих.
Леся всхлипнула. Губы умирающего тронула слабая улыбка.
– Спасибо… Но… поспешите.
Взгляд его остановился. Леся всхлипнула громче, дрожащей рукой провела по суровому лицу. Веки опустились, но губы остались изогнутыми в улыбке, с которой он и появится на пороге вирыя.
Добрыня прыгнул в седло:
– Поторопись!
Она ахнула:
– Мы… мы даже не захороним?
– Он просил помощи, – отрезал он сухо.
– Но…
– Он нас простит.
Конь сорвался с места, затрещали кусты. Леся увидела мелькнувший белый как снег хвост, тут же море зелени сомкнулось, и она ощутила себя, как никогда, одинокой.
Не вытирая слез, поспешно взобралась в седло, а орел начал быстро приближаться к тому месту, где они только что выслушали последние слова человека, который умер по-мужски красиво.
Добрыня несся мрачный, как ночная скала, неподвижный, словно врезанный в седло огромный камень. Следы схватки кончились быстро, а новый след отыскался почти сразу. Похитители уходят на двух дюжинах лошадей, еще дюжина в поводу, он даже мог сказать, на каком коне увозят добычу.
Деревья скользили мимо, как клочья зеленого тумана. Стук копыт слышался, как частый стук капель уходящей из него жизни.
– Вот они!
