Алистер (СИ) - "Гори Вива" (книги онлайн полностью .TXT, .FB2) 📗
Они были не в равных позициях. Рю сидел, уперевшись спиной в стену слева от входа, а Акира стоял теперь впереди него, с болью зажимая предплечье; он переводил дыхание.
— Говнюк.
Это был голос Рю. Ему бы стоило растеряться или злобно прошипеть через зубы оскорбление, но он как всегда был даже в этой позе как в своей тарелке. Всего лишь выбросил ничего не значащее слово так же злобно и саркастично, как это бывает с ним постоянно. Парень на миг опустил голову — и я наконец перевёл внимание на его шею.
Она была обмотана оранжевой посверкивающей тонкой ниточкой, а затем я опустил взгляд ниже и закусил губы. Это вовсе не ниточка.
Это оголённые провода.
Глава 8
Я решаю не вмешиваться и стихаю настолько, насколько это возможно сделать.
— Это единственное, что ты можешь сказать? — несвойственно моей вишенке, он произнёс слишком едко, словно в глотке затаился яд.
— Длинные речи не по мне. И то, — Рю чуть-чуть поднялся, упираясь руками в пол и сгибая после шею, — они мне сейчас не… помогут. — Провод стягивался лишний раз, когда он долго говорил.
— Да неужели, — едкость постепенно пропадала, а на её место вставала терпеливая жестокость. Сама вилка лежала рядом с разъёмом, замотанная на ножку стола, и, в том числе, близко к Акире. Ему не удастся ни отвлечь брата, ни быстро добраться до неё и отбросить вилку. Да что там, он и двинуться не может: при необходимости Акира наступал на защищённую часть провода, что позволяло сужать кольцо у его горла. И вдобавок к незавидному положению конец провода, который был прикреплён к Рю, был обмотан вокруг чего-то за его спиной. Нет хода.
Рю очень медленно сглотнул, что кадык лишь чуток прошёлся поперёк медной проволоки.
— А ты попробуй, — добавил Акира, нажимая на провод.
— Уж воздержусь, — в горле у Куросавы было сухо. — Только ножку подними, а то… давит немного.
— Ты всегда был таким, — сначала тихо произнёс Акира. Но терпение даже у него может лопнуть: — Тебе вечно потакали! Ты был идолом семьи Куросава! Из-за тебя погиб человек! Ты отказываешься брать ответственность за все свои поступки! Много людей умерло раньше уготованного просто потому, что ты не желал возвращаться! Ты как ребёнок.
— Ну, ты всё сказал. Ах…
Акира надавил на провод — на Куросавеной шее появилась царапина.
— «Ну»? Всего лишь «Ну»?!
— Чего ты от меня ждёшь? Не тяни… — непонятно, в каком смысле, но мне было уже не до раздумий. — Тот человек — она, так что обращайся с ней соответствующе. Помни, родителей не выбирают.
— Ещё смеешь… Не тебе о родителях говорить.
— Правильно, тебе, — надавил Рю. — Где они сейчас? Почему ты живёшь здесь?
— Заткнись.
— Нет уж, отвечай! Ты добиваешься невозможного, и попрошу быстрей объяснить мне, чем заслужил… вот это.
— Ответить? — Акира приподнял брови. — Потому что нельзя отказаться от фамилии Куросава. Оно как проклятье.
— Оно принадлежит и мне, и тебе. Носи его с гордостью. Мы все повязли в этой трясине, поэтому не усугубляй всё ещё больше.
— Это делаю не я, а ты, Рю-сан. И я могу это исправить.
Акира посмотрел на вилку, лежащую близко к разъёму, и не поменялся в лице, продолжая её будто гипнотизировать. Он стоял повёрнутым ко мне спиной, и я не мог разглядеть его поближе. Но я преисполнился во мнении, что настал черёд перемен. Это не может так просто закончиться. И вправду, Куросава — чёрный ручей, как жилы у этого семейства.
— Убьёшь меня, и что дальше-то? Тебя не поставят вместо меня. В нашей семье ты никчёмен, как мой отец.
— Ясуши-сан был хорошим!
— Да, и именно поэтому родня ждала его смерти даже больше, чем моего шестнадцатилетия. Чрезмерно хорошим, он любил мою мать… Кхм-кхм… и получил за свою долбаную доброту сполна. Отец был мягкотелым и не умел думать. Он сам довёл себя до конца. Не бери с него пример. Да и посмотрю… не берёшь. Умница.
С губ Куросавы снова вырвался сдержанный стон. Появилась ещё одна царапина.
Я не понимаю, зачем он снова испытывает эту чёртову судьбу? Рю не защищается, он выводит Акиру на эмоции. Я знаю, Рю не хочет умирать, но, правда, зачем?
— Ты непоколебим в своём решении. Давай, действуй! Разве не ты бросался передо мной на колени? И даже перед смертью я не смогу повторить за тобой. Ты даже не удосужился посадить меня́ на колени, видимо, с самолюбием проблемы.
Такими темпами Рю до хорошего не доведёт. Он начинает меня по-настоящему пугать своими выходками. Перестать говорить для него сейчас — единственный путь к спасению. Какие бы речи он ни продолжал с такой глупостью обрушивать на брата, у него в итоге всё получится, сомнений быть не может. И чем дольше он говорил, тем на его шее более стремительно прибавлялось порезов. Он не собирался останавливаться на достигнутом.
— Всегда был таким, — Акира разочарованно покачал головой.
— Повторяешься, — Рю был крайне чем-то недоволен.
И с этих пор на лице Акиры стёрлись милые детские морщинки и эта лучезарная улыбка, с которой он встречал старшего братика, раскрыв руки для объятий. Лицо как камень. Но мальчик не лишался чувств, они плескались в его теле, вырывались наружу. Он столько хотел высказать, столько… Но ему что-то не позволяло, и Акира, обходя все сложности, принимает безжалостный лик, непозволительно злобный и горячий, что любого оппонента ты бросило в дрожь и обдало лавой.
Однако только на Рю не действовало его преображение. Тот встречал трудности с холодком на коже, и ему нестрашно было встречаться с таким своим братом. Ему было, наоборот, весело. На периферии я видел поблёскивание. Рю ни на миг не желал сбегать отсюда, он распалял Акиру, который даже перестал трястись и ровно стоял на ногах.
Они, мороз и пожар, столкнулись в битве.
В тот момент я совсем забыл засечь время.
— Бабуля рассказывала, с каким чувством ты держал меня на руках, когда после рождения мне исполнился год. Ты улыбался. Я не помнил, но тоже видел твою улыбку. Неужели ты во всём врал? Ты же врал!..
Акира пугающе расширил глаза, отчего в груди изрядно щемило.
Рю молча слушал.
— Я почти не получал твоей любви, потому что у нас не было на это шанса. Между нами всегда стояло расстояние. Нас разделяли, как могли, или ты поспособствовал этому. Мне обидно, что именно я вечно ждал и бросался на тебя, а ты не перечил меня за мою невоспитанность. Я считал, что это и есть тихая братская любовь, но большего я от тебя не получал. Ни разу.
— Я и сейчас жалею обо всех рассказах родных. Врали много.
— Но я любил тебя и за ту редкую улыбку! Её не добьёшься просто так, я много старался ради неё. Не смей смеяться надо мной! Я… Я мал для твоего настроения. А ты даже над ребёнком никогда не жалился. Я и это проглатывал. Раз за разом, раз за разом я видел в тебе то, что не видели родственники. Меня было не переубедить в том, что ты самый лучший и единственный такой. Для меня ты… ты был всем.
Его оранжевые волосы, подобно пламени, горели в унисон его чувствам.
— Ты не шутил надо мной, как это делали все взрослые, но и не подходил ко мне.
— И тогда это пришлось делать тебе, — Рю, поддаваясь прежним привычкам, наклонил голову влево. Порез.
— И ты не возразил мне. Ты не кричал на меня.
— С чего бы? — Рю не на шутку мог разойтись. Его сарказм, граничащий с холодом, ни к чему доброму не приведёт, разве что до достижения цели.
— Я тоже так думал. Тихо восхищался тобой, я не любил так никого, как тебя.
— Ты мал.
— Смотря на то, что мне девять, мне легко было найти покровителя, и им стал ты. С самого начала я не сомневался в этом, для меня никто не заслуживал того, чего заслуживаешь ты, Рю-сан. Я любил старшего братика. Очень.
Акира любил картинку, ауру, которую, видимо, не специально выстроил вокруг себя Куросава. Я знаю, как это опасно, помню происходящее перед снимком той самой фотографии, что имел в виду Рю при разговоре с отцом. Здесь завязала свой узел одна и та же нитка, но в отличной вариации. Детское сердце легко покорить, но отдал себя Акира именно Рю, и это хотя бы о чём-то реально твердило. Ещё рассказывают, что в церкви новорождённые слышат песни ангелов, на самом деле — эхо мимо проходящих.
