Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Сорвала головной убор, как тогда, на свадьбе, мотнула обстриженной головой:
— Смотри! Смотри, презренный! Не смей опускать взор. У меня были прекрасные золотые локоны. О моих волосах складывали висы по всему Северу! Кто я теперь? «Сестра Хельга»!?
Она едва не плакала. Но лицо по-прежнему было сухой навощенной личиной. Кости черепа выпирали из-под кожи. Труп невесты со взором горящим, замотанный в чёрный саван. Женщина-призрак, что не ведает покоя.
— Отец говорил, у меня — твои глаза, — прошептал Хёгни.
— Твой отец! — взорвалась Хельга. — Носатый выродок из Хель, и ты — его отродье! Родич тролля, мерзавец, вероломное ничтожество! Так это он тебя забрал и выкормил? Жаль, его не разорвали на куски. Сигвальд годи помешал! Жалостливый лживый ублюдок. Моего отца в битве он не уберёг! Остался в живых… Меня утешает лишь то, что люди, которые поручились за твоего подонка-отца, приняли страшную и скверную смерть. Говорили мне, что тебя якобы унесли в горы. Как жаль, что ты выжил. Умри, мой сын, мой умскиптинг, и всем станет лучше!
«Что за мать может говорить такие слова», — подумал Хёгни, а вслух сказал:
— Умру обязательно, и ты меня переживёшь, хотя, сдаётся, лишь себе на беду. Но ещё мне кажется, что не было большой любви между моими предками. Мой подонок-отец соблазнил мою невинную мать под личиной иного, желая добра себе, но вряд ли ей, однако… Коли моя мать любила бы его, то, верно, простила бы. Простила бы всё. И жили бы себе, как живут все. Но сильное чувство… сильная страсть, так это, кажется, зовётся, — уничтожило вас обоих. Поглотило, как море — корабль. Как огонь, губитель леса. Только прошу тебя, не делай меня заложником вашей больной страсти, милая матушка.
— Не смей! — зарычала Хельга. — Не смей назвать меня матушкой. Я тебе не мать! Я не кормила тебя грудью, мне нет до тебя дела, я тебя презираю. Ты мой позор! Пошёл прочь! Уходи, и будь ты трижды проклят, и не найти тебе покоя ни живому, ни мёртвому. Плати! Плати за скверну твоего батюшки, плати — и не расплатиться тебе, пока не рухнет мир!
— Не надобно ненавидеть меня, милая матушка, — сквозь горький ком в горле попросил Хёгни.
— Убирайся! Ненавижу твоего отца, а ты… ты достоин отвращения. Жаль на тебя зла.
— И мне тебя жаль, — юноша выбежал из часовни, мимо той, что была его матерью, его единственной, милой матерью, которую он всё равно любил, но не мог почитать.
Отныне — не мог.
В спину ему доносились крики, проклятия и плач.
— Ты уверена, Аннэ-Марика? — спросил преподобный. — Не хотелось бы поймать в сети не ту рыбу! Потом не отмоемся.
— Он назвал меня Тордис, — шепнула мать-настоятельница. — Кто-то весьма неплохо осведомил его в наших делах.
— Лучше, чем хотелось бы, — поморщился проповедник. — Зови стражу. Задержать его здесь!
— Хэй, бродяга! — окликнул юношу привратник, когда Хёгни уже спускался по тропе. — Э! Стой! Стоять, кому сказано! Слышишь?
Хёгни не слышал. Не понимал. Бежал вниз по склону. Не разбирая пути. Не глядя под ноги. В глазах отчаянно щипало. Жгло огнём. Прочь. Прочь отсюда. На берег. В море.
В Море.
А там — куда угодно.
— Э! Полудурок! Если я спущусь, ноги тебе сломаю! Агни, давай за ним.
Бравые стражи нагнали Хёгни внизу. Повалили, начали пинать. Сапоги у них были хорошие, подкованные. Хёгни вскочил, вырвался, сделал пару шагов и получил тупым концом копья по пояснице. Потом — под колени. Рухнул в грязь, скорчился, понимая, что от ножа толку мало.
— Я тебе говорил, что ноги поломаю, выблядок овечий?! — охранник вытянул парня по плечу.
— Остынь, Трюггви! — осадил его напарник. — Он нужен престуру живьём.
— Так я ж его не убивать буду, — осклабился Трюггви. — Так просто, поучу вежливости…
— Поднимите его, — раздался хриплый голос, от которого веяло хладом и властью.
Человек слез с коня, сделал пару шагов, опираясь на роскошный посох. Рядом стояла матушка-настоятельница монастыря Девы Марики. На её лице лежал лёгкий отблеск радости, как в далёкий злосчастный день свадьбы.
— Ну, чего стоите? — бросила она стражам. — Ведите его сюда!
Хёгни подтащили под локти, но он сам стал на ноги, выдернул руки и отряхнулся. Он знал, кто перед ним. Надменный взор из-под капюшона. Гладко выбритое лицо, размеченное рунами шрамов. Хёгни помнил, какая история выбита на этом камне. Помнил и камень.
— Как твоё имя и какого ты роду?
— Меня зовут Хаген, и говорят, будто я сын Альвара, — не стал отпираться юноша.
— Альвара из двергов? — прищурился проповедник.
— Именно так, — кивнул бродяга. — А ты, видимо, Карл Финнгуссон? Иль звать тебя преподобным отцом Кристофером?
— Да как ни зови, умскиптинг, — отвернулся преподобный, — тебе недолго вести речи. Убейте его. Тело потом выбросите вон туда в ущелье. Приду, проверю!
— Но, преподобный… — возразил Трюггви.
— Вам за что платят, братья мои? — ласково спросил Кристофер, кладя руку на плечо Трюггви.
— Не за убийства, — твёрдо сказал Агни.
— Ну, коли так… — Кристофер перекрестился, достал у того из ножен лангасакс…
Хёгни не испугался — просто удивился. Надо же, какие обличья подчас принимают норны. Впрочем, одежда священника весьма походила на женское платье.
— Хэй, Карл Финнгуссон! — громыхнуло эхо. — Чем провинился этот юнец?
Мимо монастыря шли люди, по виду — местные селяне. Над ними на пару голов возвышался статный муж средних лет. Рядом держалась невысокая русая госпожа, тревожно вглядывавшаяся в лицо Хёгни.
— Иди себе с богом, Стигвард сын Сигвальда! — посоветовал Карл.
Названный Стигвардом свернул в гору, положив руку на изголовье секиры на поясе. Русая женщина следовала за ним. Крестьяне начали останавливаться.
— Ступай, говорю тебе, и дай свершить правосудие! — раздражённо бросил священник.
— Удовлетвори моё любопытство, — Стигвард стал между Хёгни и Карлом, с вызовом глядя в глаза проповеднику. Стражи растерянно переводили взгляды с одного на другого.
— Будь проклят и ты, и весь твой род, — процедил Карл, не отводя тяжёлого взора, — вечно вы влезаете, куда не просят. Знаешь, кто это? Это — умскиптинг, ублюдок, за отца которого, ничтожного дверга, заступился твой отец. А потом ты, Катла Добрая, — последнее слово священник выплюнул в лицо русой женщине, — спасла его. Хотя должна была умертвить. Избавить мир от скверны. Теперь ты, Стигвард, хочешь сохранить ему жизнь?!
— Не хочу, — спокойно отвечал сын местного годи. Развернулся, положил руку на плечо Хёгни, оглядел его. Заметил насмешливо, — волка узнаешь по волчьим ушам.
Хёгни, обречённый смерти, молчал. Но в сердце робко шевельнулась надежда.
— Сегодня будет весело, — сказал Стигвард. — Пусть конунг решит это дело.
Суд собрали тем же вечером — благо, Арнгрим конунг был не слишком занят. Да и повод выдался куда как знаменательный — не каждый день удаётся вынести приговор потомку врага королевского рода! Впрочем, король не пожелал привлекать к этому делу городской тинг, потому заседали в замке, в престольном зале.
Хёгни подумалось, что это весьма забавный способ познакомиться с роднёй, погостить под кровлей, поглядеть, как живётся в благородным людям Страны Заливов. Сердце весело стучало в груди. Казнят? Ну так и пусть! Всё не от руки проповедника.
Благородные люди шумели, глазели на подсудимого, тыкали пальцами. Кто-то сердито ворчал, кто-то шутил, но всем было любопытно. В зале было тесно — Арнгрим созвал не только советников, но и свидетелей из числа горожан, чтобы те потом объявили волю короля народу. Вот все заняли места, и конунг трижды ударил армбаугом [45] о стол, начиная суд.
— Для начала пусть подсудимый встанет и назовётся, — повелел лагеман.
Хёгни повторил то, что сказал Карлу. Проповедник сидел тут же, в первом ряду — тёмная глыба, полная холодной злобы. Хёгни было отрадно видеть, как тяжело священнику ходить, как его лицо вздрагивает при каждом шаге. Не ведал, какая участь грозит ему самому.
