Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Танал Ятванар разделся. Заполз на кровать, навис над ней – колени между ног – и оперся руками о матрац по сторонам женской груди.
Он увидел, что кандалы глубоко врезались к запястья. Нужно исцелить – раны сегодня кажутся еще хуже.
Танал медленно опустился на нее, ощутив содрогания, и ловко скользнул внутрь. Так легко, так… гостеприимно. Она застонала. Он поглядел Джанат в лицо. – Хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
– Да, да!
Он опустил голову и нанес первый глубокий удар своим «шкворнем».
Джанат, некогда знаменитая в мире ученых, чувствовала себя диким зверем, выползшим из столетий и даже тысячелетий прошлого. Зверем, познавшим плен, понявшим, что иногда свобода стоит невыносимой боли.
Под кольцами наручных кандалов, под слоями истерзанной кожи и мяса даже кости успели потрескаться и расщепиться. Причина – постоянные, дикие усилия. Животный ритм, слепой ко всему внешнему, глухой к воплям ее нервов. Рывок, рывок…
Пока штырьки над рамой кровати не начали сгибаться. Даже малые изгибы заставляли дерево крошиться, и штырьки выдвинулись из дыр.
Сейчас, когда Танал переставил штырьки в основании рамы, она получила нужную слабину цепи.
Чтобы поднять левую руку и схватить его за волосы. Чтобы склонить его голову вправо. Она в мгновение ока вытянула длинную цепь правой руки из отверстия в раме – и обернула вокруг его шеи, охватила ее петлей. Затем во внезапном припадке смертоносной решимости начала поднимать левую руку все выше, пока обруч на правой руке не оказался плотно прижатым к дереву.
Он задергался, пытаясь просунуть пальцы под цепь; она натянула ее еще сильнее, отчего их лица соприкоснулись. Она увидела, как быстро синеет его кожа, увидела выпученные глаза и высунутый язык.
Он мог бы отбиваться. Мог бы вдавить пальцы ей в глаза. Возможно, он сумел бы убить ее. Но она выждала, когда первый удар «шкворня» вызовет судорожный выдох. Именно этот выдох, который она слышала над ухом уже сотни раз – каждый раз, когда он пользовался ее телом – этот выдох убил его.
Ему нужен был воздух. Воздуха в груди не было. Он рвал свое горло, пытаясь провести пальцы под цепь. Она натягивала ее, помогая локтем. И завопила, когда правое запястье защемилось в отверстии кровати и обруч кандалов еще сильнее разодрал плоть.
Синее, вспухшее лицо, бурный выброс из пениса, вслед за которым хлынул поток мочи. Выпученные глаза с проступившими жилками вен – вскоре белки глаз стали багровыми…
Она смотрела ему в глаза. Смотрела, отыскивая душу, пытаясь скрестить взор с его жалкой, мерзкой, гибнущей душонкой.
«Я убила тебя. Убила тебя. Убила!» – так бессловесно рычал ее зверь.
Дикая, радостная уверенность зверя. Ее глаза кричали на него, кричали ему в душу. «Танал Ятванар! Я убила тебя!»
Таралек Виид сплюнул на ладони, сложил их, растирая слизь, и провел по волосам. – Я чувствую дым, – сказал он.
Старший Оценщик – он сидел напротив него у маленького стола – поднял тонкие брови: – Удивительно, что ты вообще что-то чувствуешь.
– Я вел жизнь дикаря, кабалий. Я могу найти антилопу по вчерашнему запаху ее желез. Город рушится. Тисте Эдур бежали. А император вдруг изменил планы и перебил сразу всех поединщиков. Остались только двое. Но разве они волнуются? – тут он резко встал и подошел к кровати, на которое лежало оружие. Вытащил скимитар из ножен, в очередной раз вгляделся в острое лезвие.
– Ты мог бы побрить им ресницы.
– И зачем бы мне? – рассеянно ответил Таралек.
– Просто предположение, граль.
– Я был слугой Безымянных.
– Знаю.
Таралек обернулся и прищуренными глазами всмотрелся в раскрашенное лицо монаха. – Знаешь?
– Безымянные известны в моей стране. Знаешь, почему они так называют себя? Я скажу, потому что вижу, что ты не знаешь. Посвященные должны отбрасывать имена, потому что звать себя именем – означает давать имени много силы. Имя становится тождеством, лицом, самим тобой. Удали имя – и сила вернется.
– От меня ничего такого не требовали.
– Потому что ты всего лишь орудие, такое же, как меч в руке. Нужно ли говорить, что Безымянные не дают имен своим орудиям. Вскоре ты исчерпаешь свою полезность…
– И буду свободен. Снова. Вернусь на родину.
– Домой, – начал размышлять вслух Старший Оценщик. – К своему племени, чтобы исправить все ошибки, залечить раны, которые ты причинил в буйной юности. Ты придешь к ним с мудрыми глазами, с тихим сердцем и милосердной рукой. И однажды ночью – ты будешь спать на мехах в хижине, в которой родился – некто проскользнет внутрь и проведет лезвием ножа по твоей глотке. Ибо мир внутри тебя – не то же, что мир внешний. Тебя зовут Таралек Виид. Они взяли силу твоего имени. В имени – лицо. В имени – сущность, история. Ты будешь убит самим собой – силой, которой поделился давным – давно.
Таралек Виид смотрел на монаха, и меч дрожал в руке. – Вот, значит, почему тебя называют только Старшим Оценщиком.
Кабалий пожал плечами: – Безымянные по большей части глупы. Доказательство? Твое присутствие здесь, в компании Икария. И все же некоторые истины мы с ними разделяем, что неудивительно, учитывая, что мы происходим от одной цивилизации. От Первой Империи Дессимбелакиса.
– В Семи Городах есть шутка, – ощерился гралиец. – Когда-нибудь солнце погаснет, когда-нибудь среди кабалиев не будет войн.
– И все же мир был заключен, – ответил Старший Оценщик, складывая руки на животе.
– Тогда почему после каждого разговора мне хочется тебя удавить?
Кабалий вздохнул: – Возможно, я слишком долго пробыл вдали от дома.
В коридоре хлопнула дверь; двое мужчин окаменели, встретившись взорами.
Тихие шаги. Приближаются.
Таралек с проклятием пристегивал меч и прочее оружие к поясу. Старший Оценщик поднялся, поправил рясу и открыл дверь. Выглянул в коридор. И скользнул назад. – Он вышел в путь, – шепнул он еле слышно.
Таралек кивнул и присоединился к монаху (тот снова открыл дверь). Оба вышли в коридор – услышали какую-то возню, сдавленный хрип – и нечто упало на каменный пол.
Они торопливо проскочили коридор – Таралек Виид во главе, Оценщик за ним.
На пороге зала для тренировок бесформенная куча – тело стражника. Со двора донесся удивленный возглас, а потом – снова возня. Скрип отворяющихся ворот…
Таралек Виид спрятался в темноте. Во рту пересохло. Сердце бухало в груди. Старший Оценщик сказал: Икарий не будет ждать. Икарий – бог, и никто не в силах остановить бога, отправившегося сделать то, что он должен сделать. Они обнаружат исчезновение. Станут обыскивать город? Нет. Они даже не рискнут поднять засов дворцовых врат.
«Икарий Губитель, чего ты ищешь?
Ты вернешься, чтобы предстать перед Императором и его проклятым мечом?»
Монах велел Таралеку быть начеку, не спать всю ночь. Вот, значит, почему.
Они дошли до ворот, переступили через тела двоих стражников. Вышли наружу.
И увидели его. Стоит неподвижно в сорока шагах по улице, в самой ее середине. К нему направились четыре типа с дубинками. Шагах в десяти они замерли – и начали отступать. Затем развернулись и бросились в бегство – зазвенела по мостовой брошенная дубинка…
Икарий смотрел в ночное небо.
Где-то на севере горели три дома, отбрасывая тусклый багрянец на подбрюшья дымных туч. Раздавались далекие крики. Таралек Виид – дыхание с трудом вырывалось из его груди – вытащил скимитар. Воры и убийцы могут разбегаться от Икария, но никаких гарантий, что с гралийцем и монахом будет происходить то же самое.
Икарий опустил голову и начал оглядываться, словно только сейчас понял, где оказался. Мгновенная заминка – и он двинулся дальше.
Гралиец и монах беззвучно шагали за ним.
Семар Дев облизнула губы. Он лежит на койке и вроде бы спит. Придет заря – он возьмет кремневый меч, нацепит доспехи и пойдет между рядами летерийских солдат на Имперскую Арену. Затем выйдет на песок – один, под крики и мяуканье нескольких сотен зевак. Там не будет пари, не будет возбужденного гула при объявлении ставок. Ибо игра всегда имеет один исход. Кому она интересна?
