Мусаси - Ёсикава Эйдзи (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
– Конопляное семечко в земле быстро всходит и стремительно растет. Вы прыгаете через росток. Каждый день, вперед, назад. С каждым днем прыжок становится все выше. Если каждый день не тренироваться, то конопля вытянется так, что ее уже не перепрыгнуть. И в этом, и в прошлом году я тренировался с весны до осени.
– Понятно, – сказал Хёго. Разговор прервал Сукэкуро.
– Еще одно письмо из Эдо, – сказал он, протягивая свиток. Хёго пробежал глазами послание и спросил:
– Далеко ли успела уехать Оцу?
– Не более пяти километров. Что-то случилось?
– Такуан пишет, что назначение Мусаси не состоялось. Его прошлое не внушает доверия сёгуну. Надо сообщить Оцу.
– Хорошо, я догоню ее.
– Нет, я сам поеду.
Хёго направился в конюшню.
На пути к Удзи Хёго овладели сомнения. Оцу безразлично назначение Мусаси. Ей важен человек, а не его должность. Если удастся уговорить ее задержаться в Коягю, она все равно душой будет рваться в Эдо. Зачем омрачать ее путешествие?
Хёго пытался владеть собой. У воинов, как и у обычных людей, случаются моменты, когда они поддаются слабости. Звание самурая заставляло Хёго преодолевать сомнения и хранить самообладание. Самураю необходимо преодолеть мечты, и тогда душа его обретет легкость и свободу. Сердцу самурая положено пылать не только от любви. Ему уготована иная судьба. В мире, где нужны молодые таланты, нельзя отвлекаться на цветочки у дороги. Хёго считал своим долгом шагать в ногу со временем.
– Сколько народу! – весело заметил Хёго.
– В Наре сегодня необычный день, – ответил Сукэкуро.
– Похоже, все жители высыпали на улицу.
Позади Хёго и Сукэкуро шел Усиноскэ, которого Хёго теперь повсюду брал с собой. Мальчик выполнял обязанности слуги самурая. Сейчас он нес на спине коробку с провизией, а к поясу у него были привязаны запасные сандалии хозяина.
Этот день был знаменателен тем, что в Наре давалось грандиозное представление, но оно не было театральным зрелищем. Каждый год монахи Ходзоина утраивали турнир, который определял порядок старшинства среди насельников монастыря. Турнир проводился в присутствии зрителей, участники сражались всерьез, бои были захватывающими и жестокими. В объявлениях говорилось, что в турнире могут участвовать и посторонние, но таких желающих не находилось.
– Не пообедать ли нам? – предложил Хёго. – У нас много времени.
– Где бы нам присесть? – огляделся по сторонам Сукэкуро.
– Вот здесь, – показал Усиноскэ на зеленый пригорок и развернул кусок тростниковой циновки, которую успел подобрать где-то в пути. Хёго нравилась находчивость мальчика, хотя временами он не одобрял его чрезмерную услужливость как свойство, не достойное будущего самурая.
Усиноскэ разложил скромный обед: колобки из грубого риса, маринованные сливы и бобовую пасту.
– Усиноскэ, сбегай за чаем, только не говори, для кого, – приказал Сукэкуро.
– Правильно, а то люди надоедят выражением своего почтения, – заметил Хёго.
Лицо Хёго было скрыто широкой тростниковой шляпой, такая же была на голове Усиноскэ.
В полуметре от них ровесник Усиноскэ оглядывался по сторонам.
– Циновка только что лежала здесь.
– Забудь про нее, Иори, – успокаивал его Гонноскэ. – Не велика потеря.
– Кто-то стянул ее. Интересно, где этот ловкач.
Гонноскэ сел на траву, вытащил кисть и записную книжку, чтобы занести в нее расходы – обычай, который он перенял у Иори.
Иори был не по годам рассудительным. Он берег деньги, ничего не терял, был опрятен, ценил каждую чашку риса, благодаря за нее судьбу. Он был пунктуальным, дисциплинированным, презирал тех, кто не обладал этими качествами. Людей, способных взять чужое, он презирал.
– Вон наша циновка! – крикнул Иори, увидев свою вещь. Подбежав к Усиноскэ, он, глядя на него в упор, на мгновение задумался, подбирая слова похлеще.
– Что тебе? – проворчал Усиноскэ.
– Если человек берет чужую вещь, значит, он вор, – выпалил Иори.
– Какой еще вор?
– Циновка наша.
– Ваша? Как бы не так. Она ничья, я подобрал ее на земле. А ты разошелся из-за такого пустяка.
– Циновка – необходимая вещь, особенно в пути, – назидательно произнес Иори. – Она укрывает от дождя, на ней можно спать. Отдай!
– Хорошо, только прежде возьми обратно слова про вора.
– Я не обязан извиняться, вещь моя. Не отдашь, так я сам возьму.
– Попробуй. Я – Усиноскэ из Араки. Не намерен уступать такому юнцу, как ты. Я – ученик самурая!
– Хорош ученик! Смел, когда рядом взрослые. Сам не рискнешь постоять за себя.
– Я это тебе попомню!
– Встретимся попозже.
– Где?
– У пагоды.
Усиноскэ побежал за чаем. Он вернулся, когда турнир уже возобновился.
Над толпой висело желтое облако пыли. В центре окруженного толпой пространства стоял монах с копьем, длинным, как шест птицелова. Его противники один за другим или падали оземь, или взлетали в воздух, подброшенные мощным рывком копья.
– Следующий! – выкрикивал монах. Желающих не находилось.
– Кто готов сразиться? Если такового нет, объявляйте меня, Нанкобо, победителем.
Нанкобо занимался под руководством Инъэя и разработал собственный стиль. Теперь он стал основным соперником Инсуна, который отсутствовал под предлогом болезни.
– Желающих больше нет! – объявил Нанкобо, опустив копье.
– Не торопись! – раздался чей-то голос. – Я – ученик Инсуна. Вызываю тебя на поединок!
Это кричал только что подбежавший монах, который, расталкивая толпу, протискивался к месту схваток.
Обменявшись поклонами, противники отскочили в противоположные стороны. Копья, нацеленные друг в друга, застыли. Пауза затянулась так, что нетерпеливая толпа зароптала. Внезапно гомон стих: копье Нанкобо коснулось головы противника, и тот повалился на землю, как огородное пугало, опрокинутое порывом ветра. Нанкобо расправил плечи и оглядел толпу:
– Теперь, кажется, смелых больше нет.
Из толпы выступил монах-отшельник с гор. Снимая со спины дорожный мешок, он спросил:
– В турнире участвуют только монахи Ходзоина?
– Нет! – хором прокричали зрители.
– В таком случае я попробую. Дайте мне деревянный меч.
Хёго взглянул на Сукэкуро и заметил:
– Интересный оборот. Исход уже предрешен.
– Конечно, Нанкобо не проиграет.
– А я говорю о противоположном. Если Нанкобо примет вызов, он проиграет.
Сукэкуро удивился, но не возразил.
Отшельнику подали меч, он вышел в круг и, поклонившись, сделал вызов Нанкобо. Монаху было лет сорок. Глядя на его осанку, любой догадался бы, что она приобретена не в горной хижине, а на полях сражений. Этот человек привык хладнокровно смотреть в глаза смерти. Говорил он тихо и неторопливо.
Нанкобо, несмотря на свою заносчивость, был не глуп.
– Вы посторонний? – поинтересовался он, хотя это было ясно всем.
– Да, – ответил монах с поклоном.
Чутье подсказало Нанкобо, что он может потерпеть поражение. Противник, должно быть, был искушеннее в технике. После Сэкигахары по стране под видом монахов бродило немало прославленных воинов, которые скрывались от властей.
– Я не могу сражаться с чужаком, – заявил Нанкобо.
– Мне сказали, что правила турнира допускают поединки с людьми, не имеющими отношения к вашему монастырю.
– Эти правила годятся для всех, кроме меня. Я не сражаюсь с посторонними, потому что выхожу на поединок не ради смерти противника. Боевое искусство – вид служения богам. Я совершенствую дух с помощью копья.
– Понятно, – улыбнулся отшельник. Он хотел еще что-то добавить, но, передумав, отдал меч и скрылся в толпе.
Нанкобо ушел с площадки, выпятив грудь и притворяясь, что неодобрительный гул толпы его не касается.
– Ну что? – торжествующе произнес Хёго.
– Ты совершенно прав.
– Этот человек из тех, кто скрывается на горе Кудо. Смените его облачение отшельника на доспехи, и вам предстанет один из известнейших воинов недавнего прошлого.
