Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
Узейн помалкивала у меня за спиной – вероятно, от удивления.
– Если вы действительно хотите начать с чистого листа, вам следует избавиться не только от Арамери, но и от нас, богов. Сжечь все книги, где есть хоть полсловечка о нас. Разбить все статуи, в том числе и это прелестное изваяние. Вырастить детей, понятия не имеющих о сотворении мира и о нашем существовании: пусть сами придумывают, как все объяснить. Да, еще не забывайте убивать всех ребятишек, которые хотя бы задумаются о магии. Вот до какой степени мы отравили и заразили человечество, Узейн Дарр.
Я повернулся к ней и протянул руку. На сей раз, когда я приложил ладонь к ее пухлому чреву, она не схватилась за нож, лишь вздрогнула и сжалась. Я улыбнулся:
– Мы – в вашей крови. Благодаря нам вы постигли все чудеса и ужасы свободного выбора. И в один прекрасный день, если вы не поубиваете друг друга, а мы не поубиваем вас, вы сможете стать нами. Так какого же незамутненного начала вы реально хотите?
Она с трудом сглотнула. Я чувствовал, как она что-то искала в себе. Мужество? Решимость? Дитя под ладонью толкнулось, потянувшись к моей руке. Я на мгновение ощутил, как сияющая новенькая душа забилась в согласии с моей. Душа мальчика. Увы бедолаге-мужу Узейн…
Через какое-то время Узейн глубоко вздохнула.
– Ты хочешь узнать наши планы, – сказала она.
– Помимо прочего – да.
– Тогда идем. – Она кивнула. – Я тебе все покажу.
Сар-энна-нем – пирамида. Статуи богов и место для молений занимают лишь верхний зал. На нижних уровнях можно найти кое-что намного более интересное.
Например, маски.
Мы стояли в своеобразной галерее. Сопровождающие оставили нас по незаметному сигналу Узейн, лишь злобно косящийся муж притащил непривычного вида скамеечку, чтобы она могла сесть. Теперь она наблюдала за тем, как я расхаживал, по очереди рассматривая каждую маску. Они занимали все полки, были вмурованы между ними в стены, искусно расставлены на обширных столах. Я даже заметил несколько штук, прилаженных на потолке. Их тут было, наверное, сотни: всех цветов, размеров и внешнего вида. Но имелось и кое-что общее. Все были овальной формы. Все с отверстиями для глаз, но с сомкнутыми губами. И еще: все были прекрасны. И могущественны. Но это могущество не имело никакого отношения к магии.
Остановившись у какого-то стола, я стал внимательно рассматривать одну маску, от вида которой у меня внутри что-то запело. Передо мной лежало само детство: округлые гладкие щеки, проказливо улыбающийся рот, огромные распахнутые глаза и широкий лоб, готовый наполниться знаниями. Вокруг рта вилась затейливая инкрустация и раскраска, присутствовал и реалистичный, и абстрактный рисунок. Ямочки от смеха, геометрические узоры… Маска намекала, что улыбка этих губ могла означать как простую радость, так и упоение жестокостью. Глаза же могли светиться как блаженством новых открытий, так и ужасом при виде всех зол, что творят смертные над своими детьми. Я коснулся недвижного рта. Всего лишь дерево и краска. И все же…
– Этот искусник был мастером, – произнес я.
– Искусники. Искусство изготовления масок – не исключительная принадлежность культуры Дарра. Их и менчейцы делали, и токийцы. А изначально все наши племена научились этому у народа, называвшегося гинджи. Ты их, наверное, помнишь.
О да, помнил. Это было обычное истребление в духе Арамери. Чжаккарн, используя свои бесчисленные личины, выследила и затравила всех смертных, принадлежавших к этому племени. Курруэ вымарала все упоминания о них из книг, свитков, сказаний и песен, а свершения гинджи приписала другим. А я? Что сделал я? Я запустил всю эту кухню, обманом вынудив короля гинджи оскорбить Арамери и дать им повод для нападения.
Узейн кивнула:
– Они называли это искусство «тускьи». Не знаю, что это слово означало на их языке. У нас оно стало называться «туск».
Она перешла на сенмитский, чтобы я оценил каламбур. Корень слова как бы намекал на изначальное предназначение масок: в определенном смысле затенить, уменьшить носителя, сведя его личность к архетипу, которому соответствовала маска.
Я подумал о том, что могло получиться, если этим архетипом была Смерть. Вспомнил Невру и Крисцину Арамери – и понял.
– Все началось с шутки, но со временем название закрепилось. После истребления гинджи мы утратили многие их изобретения, но, полагаю, наши мастера туска восполнили все утраты.
Я кивнул, по-прежнему глядя на Детство:
– И много у вас подобных умельцев?
Она пожала плечами:
– Хватает…
Я понял, что она не собиралась быть до конца откровенной.
– Этих искусников стоило бы переименовать в убийц, – произнес я и, сказав это, повернулся к Узейн.
Она смотрела на меня спокойно и ровно.
– Если бы я собралась убивать Арамери, – медленно и размеренно проговорила она, – я бы не стала губить их по одному или мелкими кучками. И тянуть с этим я тоже не стала бы.
Она не лгала. Я опустил руки и нахмурился, силясь уразуметь. Как могло оказаться, что она говорила правду?
– Но с их помощью можно творить магию, – сказал я, кивая в сторону маски детства. – Каким-то образом, но можно…
Она подняла бровь:
– Я не знаю тех, на кого ты работаешь, господь Сиэй. И целей ваших не представляю. Так с чего мне делиться с тобой секретами?
– Мы могли бы тебя очень даже заинтересовать.
Взгляд, который она на меня бросила, иначе как презрительным назвать было нельзя. Я был вынужден признать: я пытался действовать избитыми приемами, а они тут не действовали.
– Нет ничего такого, что ты мог бы мне предложить, – сказала она и встала с некоторой неловкостью, присущей беременным. – Ничто из того, в чем бы я нуждалась или желала от кого-либо, будь он бог или смертный.
– Узейн, – окликнул мужской голос.
Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. В проеме открытой двери галереи стоял мужчина, озаренный мерцающим факельным светом. Сколько он уже стоял там? Оказывается, мое восприятие мира снова угасало. Мне показалось, что его силуэт колебался, и сперва я приписал это неверному освещению, но потом до меня дошло, кого я вижу: это был богорожденный, довершавший творение своего тела для пребывания в царстве смертных. Но когда его лицо окончательно обрело черты…
Я моргнул. Нахмурился…
Вот он шагнул вперед, выходя на свет. Черты лица, которые он для себя выбрал, уж точно не предназначались для слияния с окружающим фоном. Он был невысок, примерно моего роста. Смуглая кожа, карие глаза, темно-коричневые губы – вот и все, что роднило его с какой-либо внятной человеческой внешностью. Все прочее оказалось жутким смешением: теманские косички на апельсиново-рыжих волосах островитянина при высоких угловатых скулах уроженца Дальнего Севера. У него что, не все дома, раз он вздумал перемешать в себе настолько несочетаемое? То, что мы могли придать себе какой угодно облик, вовсе не означало, что так и следует поступать.
Но это оказалось еще не самой главной проблемой.
– Привет, братец, – неуверенно выговорил я.
– Ты меня узнаешь? – отозвался он, останавливаясь и засовывая руки в карманы.
– Не совсем…
Я облизнулся, мучаясь от сбивающего с толку ощущения, что я его действительно некоторым образом знал. Его лицо было мне незнакомо, но это ничего не значило: никто из нас в царстве смертных не сохранял истинную внешность. Но вот что касается осанки и голоса…
И вдруг я вспомнил. Тот сон, что посетил меня несколькими днями раньше! Я и забыл его – благодаря предательству Шахар. «Ты боишься?» – спрашивал он меня…
– Да, – поправился я, и он наклонил голову.
Узейн скрестила на груди руки.
– Зачем ты явился сюда, Каль? – спросила она.
Каль… Это имя было мне незнакомо.
– Я ненадолго, Узейн. Я лишь заглянул предложить тебе показать Сиэю самые интересные из твоих масок – раз уж он настолько любопытен.
Он обращался к ней, но продолжал смотреть мне в глаза.
