Долина каменных трав (СИ) - Прягин Владимир (книги полностью .txt) 📗
— Не надо читать мне лекцию, отвечайте конкретно. Ваша стихия — живая плоть, вы отлично чувствуете людей, а значит, и их способности. Так вот, я хочу услышать — вам встречался кто-нибудь с водным даром?
Хваля её восприимчивость, я не кривлю душой. Лукерья — поистине живой сенсор; по этому критерию она лучшая среди местных. Если уж обращаться к кому-то с моим странным вопросом, то логичнее всего — к ней, хотя, если честно, у меня почти нет сомнений, что ответ будет отрицательным; всё-таки версия о том, что в городе завелись колдуны, повелевающие водой, выглядит слишком сказочно.
Поэтому я с трудом верю своим ушам, когда собеседница, испуганно вжавшись в кресло, лепечет:
— Как вы догадались?
Старательно изображаю невозмутимость:
— Я вообще догадливый от природы. Теперь возвращаемся к тому человеку. Как вы с ним познакомились? При каких обстоятельствах?
— Зачем вам это? Почему вы ко мне пришли?!
Лукерья шмыгает носом и затравленно озирается. Эта её истерическая реакция тоже мне непонятна, но я не сбавляю натиск:
— Сообщите то, что мне нужно, и я уйду, перестану вас донимать. Чего вы, собственно, испугались?
Она поднимает взгляд, вытирает слёзы и произносит почти спокойно:
— Вы просто не понимаете. Теперь он и вас найдёт.
ГЛАВА 4
Час от часу не легче — мало того что оживает сказка, так ещё довеском идёт мания преследования. Однако ничего не поделаешь — я сам склонил собеседницу к откровенности, и придётся вникать, выискивать рациональные зёрна в её словах; надеюсь, утешением мне послужит тот факт, что подобная работа и составляет львиную долю научной (а тем более — полицейской) рутины.
— Он вам угрожал, Лукерья?
— Сказал, что будет следить!
— Я не чувствую чар слежения в доме.
— Их тут нет, я десять раз проверяла, но это ещё ничего не значит! Всё равно он догадается, что вы приходили…
Женская логика всегда была для меня загадкой, и чтобы не увязнуть в этом болоте, я задаю конкретный вопрос:
— Как зовут того человека?
— Я не знаю! Думаете, он мне там сразу представился?
— Там — это где?
— На рынке. Я пошла, собиралась глянуть кое-какие травы, они помогают, когда у клиенток, ну…
— Когда это было?
— Весной, примерно в начале мая. Иду через площадь, встречных чувствую, как всегда, не вслушиваюсь особо — оно мне надо? Люди как люди, обычные, только огневик один раз прошёл, неважно… А потом вдруг — холод, как лёд зимой… Я аж споткнулась, ну и увидела этого…
— Как он выглядел?
— Светлый такой, высокий, глаза васильковые… Красивый, только, говорю же, холодный… Ко мне подошёл, всмотрелся — меня чуть кондрашка не хватила от страха… Спрашивает, чего я на него пялюсь. Ну, я ответила кое-как, он выслушал, хмыкнул, а после этого спокойненько так, чуть ли не ласково, говорит — мол, если ещё кому-нибудь заикнёшься…
Она зябко передёргивает плечами и косится на столик, где стоят два графина — один большой, пузато-округлый, с чистой водой, другой маленький, угловатый, с рубиново-красной жидкостью. Именно второй сосуд, судя по всему, привлекает хозяйку в данный момент; я беру его, снимаю пробку и, ощутив сладковатый вишнёво-спиртовой аромат, наполняю стаканчик. Лукерья, сделав пару глотков, хохлится в своём кресле.
— Что ещё он вам говорил?
— Заставил признаться, где я живу. Сказал, что мой дар ему пригодится. А через пару месяцев приехал прямо сюда, привёз какую-то дамочку… Велел, чтобы я её посмотрела, но она обычная оказалась, дара вообще никакого нет. Я так ему и сказала, он буркнул: «Ладно», ну и увёз её. Только предупредил напоследок снова, чтоб я молчала…
— Понятно.
Кое-что мне действительно стало ясно. То есть, конечно, предполагаемый водный дар у того субъекта по-прежнему остаётся загадкой, но вот его заявление насчёт слежки — чистейшей блеф. Причём я совершенно не удивлён, что Лукерья ему поверила. Её повышенная чувствительность имеет и обратную сторону — колдунья до крайности впечатлительна и внушаема, да и умом не блещет; её нетрудно запугать до икоты. И даже если бы она, паче чаяния, побежала в полицию, он ничем бы не рисковал. Кто стал бы слушать её кудахтанье про безымянного «холодного» человека?
— Ещё буквально пара моментов. Ваши ощущения при встрече с ним вы описали как «лёд». Можете немного конкретизировать? Добавить какие-нибудь детали?
— Я глубоко не лезла, сразу отвернулась — он страшный…
— И тем не менее. Вы же знаете, как высоко я ценю ваши замечательные таланты…
Лесть в данном случае — инструмент не менее действенный, чем угрозы. Лукерья, порозовев, слушает, а я продолжаю вещать:
— Поверьте, важны даже ваши мимолётные впечатления. Они помогут мне разобраться, действительно ли мы имеем дело с водными чарами, или всё же возможна иная интерпретация.
— Ну, я не знаю даже, как объяснить… У него, по-моему, когда-то были живые чары, нормальные, вроде как у меня, но потом они как будто закаменели… И этот камень — он холодный как лёд, вот его-то я и почувствовала… Даже сейчас, как вспомню, ужас берёт… Я не могу, простите!
Она торопливо отпивает ещё несколько глотков из стакана и смотрит на меня как собака, ожидающая побоев. Я понимаю, что ничего толкового тут больше выяснить не удастся, поэтому говорю:
— Спасибо за помощь. И не волнуйтесь — о нашей беседе он не узнает, я принял меры, так что можете спать спокойно. Вы ведь никому, кроме меня, о нём не рассказывали?
— Нет, конечно, вы что! То есть я хотела пойти к Варваре, но потом побоялась…
— К Варваре? Кто это?
— А? Ну, подруга просто…
Она запинается, и я укоризненно замечаю:
— Лукерья, я ведь всегда относился к вам по-доброму, по-отечески даже, в каком-то смысле. Взамен же, по сути, не требовал ничего, лишь просил говорить мне правду. Так кто такая Варвара?
— Она ведунья…
— Гм. И зачем вы к ней хотели пойти?
— Затем, что она очень старая и всё знает!
— Вот даже как? Постойте-ка… Это не та, которая гадает на картах?
Собеседница, к моему удивлению, хихикает:
— Деньги платят — вот и гадает. Недёшево берёт, между прочим, к ней даже аристократки ездят, про суженых выспрашивают…
— И вы, значит, полагаете, что она может дать какие-то пояснения насчёт вашего друга с рынка?
— Он никакой не друг! А Варвара — да, она может! У неё ума — больше, чем у тех, которые всю жизнь по библиотекам!
Наливка, похоже, возымела-таки эффект — Лукерья расхрабрилась настолько, что готова дерзить, но я прерываю:
— Адрес вашей ведуньи.
— Что?
— Адрес мне её назовите!
— Ландышевая, в самом начале, так, знаете, такой дом песочного цвета, многоквартирный, на весь квартал…
— Номер квартиры?
— Семь…
— Счастливо оставаться, Лукерья. И пить больше не советую, иначе вечером не сможете нормально работать.
Выходя, задумываюсь о том, что привычка изрекать на прощание какую-нибудь глубокомысленную банальность стала, похоже, неотъемлемым свойством моей натуры. Интересно, это тоже следствие возраста, этакая разновидность брюзжания? Или так на меня влияет моё учительство? А впрочем, какая разница…
Сажусь в экипаж, пытаясь оценить своё самочувствие по десятибалльной шкале. В лучшем случае, пожалуй, шестёрка, но силы ещё остались; к тому же нет никакой гарантии, что завтра мне станет легче, а значит, визит к гадалке предпочтительнее нанести сразу, без отлагательства.
— Правь на Ландышевую.
Пока мы едем, стараюсь систематизировать информацию. Итак, существование чар, не соответствующих стандарту, косвенно подтвердилось — по крайней мере, в той степени, чтобы стать рабочей гипотезой. Характерный штрих: люди, которые этими чарами овладели, предпочитают хранить свои умения в тайне, и это пока вполне удаётся — засечь их сумела только Лукерья, чья восприимчивость уникальна. Означает ли подобная скрытность, что «ледяные» колдуны замышляют нечто дурное? Утверждать, конечно, нельзя, но и исключать — тоже.
