Путы для дракона (СИ) - Радин Сергей (первая книга .TXT) 📗
5.
Леон выждал, прислушиваясь к себе. Нет, сообщение не вызвало в нём никакого отклика. А вот эмоциональная окрашенность реплики напомнила кое‑что из недавнего прошлого. Что у них у всех за дурацкая привычка к театральному подношению шокирующей новости?.. Сейчас он попробует сам такое.
— А кто такой Фёдор Ильич?
Они поднимали брови, взглядывали друг на друга вопросительно: кажется, им это имя незнакомо.
— Где ты с ним встретился? — спросил Игнатий. — И почему решил, что мы знаем о нём?
— Он хозяин магазина, торгует старинной мебелью. Предложил нам зеркало.
— Зеркало? — недоумевал Рашид.
— Раз вы говорите о колдунах, значит, по вашей части. В этом зеркале я видел (если только не галлюцинировал) довольно странные вещи. А человек в зеркале дважды назвал меня магистром. Кстати, кожа на ногах пострадала, потому что из зазеркалья потребовали немедленно бежать из квартиры.
Они снова переглядывались, и наконец док Никита высказался:
— Вербовщик, мелкая сошка… Леон, как он тебе представился?
— Сказал, вместе служили в военной разведке.
— Точно, вербовщик! Слух о нашем разгроме, наверное, по всем городам и весям разнёсся. Нетрудно представить, как он был потрясён, когда увидел тебя.
— А зеркало зачем?
— Он решил, что у тебя амнезия в лёгкой форме. Будь это так, ты бы сейчас прорвался в Корпус и, прихватив пару–тройку крепких парней, вернулся бы сюда к нам на выручку. Твоё внезапное появление наверняка произвело бы на некоторых… кхм… неизгладимое впечатление.
— Я не верю, — спокойно сказал Леон. Он положил руки на колени и смотрел на свалку из двух домов. Как ни странно, он ощущал умиротворение, отдыхая взглядом на припорошённых уже слежавшейся пылью руинах. Единственное, чего в довольно однообразном пейзаже не хватало, — это какого‑нибудь яркого пятнышка: головки цветка, оживлённо–зелёного кустика, пусть даже куска цветной тряпки. Пустота города напоминала об усталости в душе. — Вы ошиблись. Я не тот человек, которого вы видите во мне. Я не тот Леон, который вам нужен. Мне не нравится действовать, а плохо переношу грандиозное.
— Ну–ну, а мы тут собрались все шибко грандиозные, — сказал Брис. — Леон, ты крупно ошибаешься. Мы тоже действия не любим, нас вынуждают к нему. И в тебе мы не ошибаемся. Ты здесь всего сутки, а уже сумел отличиться. На твоей совести мой синяк под глазом и целое скопище «блинчиков».
— «Блинчиков»?..
— «Блинчики» — это те хреновинки, которые ты изнутри подорвал.
С облегчение Леон уточнил для себя: «блинчики» — прозвище сухопутных скатов. Уточнив жутковатое значение легкомысленного названия «блинчики», Леон попытался снова принять участие в беседе, но обнаружил, что четверо внимательно смотрят на него.
— Простите, я чего‑то недослышал?
— Какие восхитительно рафинированные манеры! — ахнул Игнатий. — Так и хочется вскочить и в поклоне с полминуты подметать пыль роскошной шляпой с роскошным плюмажем!
— Хватит! — прервал его док Никита. — Твоя ирония пропадает втуне перед лицом его амнезии… Ещё раз вопрос, Леон, если ты сразу не расслышал. Разве с тобой в реальном мире ничего не случалось необычного? Ну, хоть изредка?
— Наверное, нет, — неуверенно произнёс Леон. — Вообще‑то было однажды, но я тот случай так и не… не понял до конца, что именно случилось.
— Ты расскажи само событие, — предложил док Никита, — а мы посмотрим, что же в нём странного.
— В сущности, ничего особенного не произошло… Когда Мишка был маленький, на него напали две собаки.
— Мишка — это кто? — захотел узнать Рашид.
— О Господи! — ошеломлённо сказал Брис. — Ещё и Мишка!
— Хоть одна собачка в живых осталась? — спросил Игнатий.
— Не молчи, Леон! Начал — договаривай!
Дружеский галдёж внезапно стих. Странное упрямство, с которым Леон смотрел на Бриса, упрямство, близкое к обиде, отчётливее всего угадывалось в его сведённых бровях.
— Больше я ни слова не скажу, пока Брис не объяснит, что значит его риторика по поводу моих детей.
Проснувшийся ветер лениво ссыпал пыль с обломков и плит, и она неохотно летела, шуршала по шершавым поверхностям. Высоко в чистом небе четыре стремительные маленькие птицы будто вознамерились воспроизвести следы суматошных пистолетных выстрелов, то ли затеяв игру то ли просто радуясь долгожданному воссоединению.
— Леон, видел у себя на локте наколку? Со своим именем? — спросил док Никита и после кивка Леона продолжил: — Давай так. Договоримся, что ты наш Леон и никаких ошибок здесь нет. Можешь молчать о своей жизни в реальном мире сколько угодно. Мы же, пока ты не обрёл память, не будем распространяться о той политике, которая касается тебя слишком живо. Естественно, мелочи, необходимые для твоей безопасности, мы тебе сообщим.
— Док Никита прав, — сказал Рашид. — Зачем тебе что‑то объяснять, если через час–другой обычного времени ты наверняка всё будешь знать сам. Да ещё больше нас.
— Приступим к насущному — сказал док Никита, снял с себя камуфляжную рубаху и, расправив её на земле изнанкой, показал подобие карты. — Часть города на побережье мы прошли вдоль и поперёк и кое–какие ориентиры себе наметили. Вот здесь «фонтаны». По этим вот трём дорогам в основном разъезжают «тараканы» — с ними ты, Леон, уже знаком. Вот, вот и вот — «колодцы»: ухнешь хоть в один — поминай как звали. Места скопления «блинчиков» мы отметили тоже в трёх случаях…
— Если отметили, то как нарвались на них? — Брис жадно вцепился в карту.
— У меня такое впечатление, что они используют «колодцы» для перемещений, но сами далеко от них не уходят. Смотри сюда. Вот наше место. Видишь, мы рядом с «колодцем». «Блинчики», если б мы с ними не встретились, погуляли бы здесь немножко и ушли бы на своё обычное место обитания.
— А это что?
— «Зеркальный лабиринт». Мы думаем, там заблудился кто‑то из наших. Наши соколы не такие чувствительные, как Вик, но раза два и они там что‑то видели.
Леон почувствовал ревнивую тревогу. Обстановку он начал расценивать таким образом, что все эти полузнакомые ему люди, кажется, здорово рассчитывают на него и на его птицу. А он пока воспринимал Вика на почти бессознательном уровне, именно так — «моя птица»; знал, сокол попал когда‑то в труднейшую переделку. И пусть его подлатали (он до сих пор удивлялся: надо же — птица–киборг!), Леон знал также, что Вик очень быстро устаёт. Отсюда он делал вывод: с ним Леоном, делайте, что хотите, — Вика не трогайте!
Он очнулся от своих размышлений, когда кто‑то зарычал ему почти в самое лицо. Быстро оглянувшись, Леон с облегчением понял, что рык к нему непосредственно не относится.
— … по краю «воронки»! Только по краю! — орал Игнатий.
— С одним барьером Леон уже слабее! — яростно отбивался Брис. — Не забывай к тому, что барьер — это всего лишь гипотеза. А если и амнезия, и новая личность — результат ушиба головы? Нам ведь известны случаи, когда после лоботомии на свет являлся совершенно иной характер, не говоря уже о многочисленных случаях слегка корректированного поведения, обретения или, напротив, потери привычек. Док, что молчишь?
— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — несколько легкомысленно отозвался док Никита. — Почему бы не спросить у виновника споров? Собственно, от него одного зависит, что мы должны будем делать.
— Глупо! — огрызнулся Игнатий. — Он же сейчас не тот, кем был! Он скажет — «не хочу»! И что будете делать? Ждать у моря погоды?
— Ты так хорошо изучил его новую личность?
— Я попробую.
Леон сказал тихо, но сидевший рядом с ним насупленный Игнатий быстро развернулся к нему всем телом.
— Что ты попробуешь? Что ты вообще понял?
— Я понял, что есть вероятность возвращения памяти, если я пройду по краю «воронки». Я понял, что с моей нынешней амнезией есть вероятность получить ещё одну, поскольку я слабее, чем тот Леон, которого вы знали. И ещё я понял, что во мне, наверное, и правда две личности, потому что я помню себя человеком мирным, но сейчас, Игнатий, уж прости меня за грубость, но очень хочется набить тебе морду.
