Друсс-Легенда - Геммел Дэвид (книги бесплатно читать без .txt) 📗
— Я вижу высокого мужчину с кровью на рукаве. Вы стоите перед ним на коленях.
— Мне нужно будущее, а не прошлое. — На палубе захлопало что-то, будто какое-то летучее чудище спускалось с небес. — Это всего лишь парус. Не отвлекайся.
Ровена, закрыв глаза, взлетела ввысь и увидела корабль сверху: он плыл по тихому морю под ярко-голубым небом. Потом показалось другое судно, трирема — три ряда весел пенили воду, направляя судно по волнам к их кораблю. Ровена спустилась пониже. На палубе триремы толпились вооруженные люди.
А вокруг кишели серебристо-серые рыбы двадцати футов длиной, с острыми, режущими воду плавниками. Два корабля столкнулись, и люди стали падать в воду, а рыбы бросались на них. Море окрасилось кровью — острые зубы терзали, рвали на части барахтающихся в воде моряков.
Бой на палубе был кратким и жестоким. Ровена увидела, как она сама, Пудри и долговязый Кабучек перелезли через борт на корме и прыгнули в воду.
Рыбы-убийцы окружили их кольцом.
Не в силах больше смотреть, Ровена открыла глаза.
— Ну, что ты видела?
— Трирему с черными парусами, хозяин.
— Эарин Шад, — прошептал бледный Пудри.
— Удастся ли нам уйти от нее? — спросил Кабучек.
— Да, — глухо, в полном отчаянии ответила Ровена, — мы уйдем от Эарина Шада.
— Хорошо. Я доволен тобой. Отведи женщину в ее каюту, — велел Кабучек Пудри, — и покорми. Она что-то бледна.
Пудри провел Ровену по тесному коридору и открыл другую дверь.
— Койка тут узкая, но ты и сама невелика, Патаи. — Ровена тупо кивнула и села. — Ты не все сказала хозяину.
— Да. Там были рыбы, громадные, страшные, с острыми зубами.
— Акулы. — Пудри сел рядом с ней.
— Корабль будет потоплен — а ты, я и Кабучек прыгнем в море, прямо к акулам.
Глава 1
Солнце светило в щели закрытого ставнями окна за спиной у Зибена. В смежной комнате слышались тихие голоса — просящие интонации мужчины и резкие ответы Старухи. Слов за толстыми стенами и дубовой дверью было не разобрать, да оно и к лучшему — Зибен не имел желания слышать этот разговор. Известно, зачем многие ходят к Старухе: чтобы устранить неугодных — так по крайней мере говорят.
Чтобы отвлечься от голосов, Зибен смотрел на косые лучи света и пляшущие в них пылинки. В голой комнате не было ничего, кроме трех грубо оструганных, кое-как сколоченных табуретов — должно быть, куплены в южном квартале, где беднота бережет каждый грош.
Зибен подставил руку под солнечный луч, и пылинки закружились вихрем.
Дубовая дверь отворилась, вышел мужчина средних лет. Увидев Зибена, он отвернулся и поспешил уйти. Поэт прошел в открытую дверь. Вторая комната была обставлена едва ли богаче первой — большой колченогий стол, два жестких стула и единственное, тоже закрытое ставнями окно. Свет в него не проникал совсем, и Зибен увидел, что щели заткнуты тряпками
— От солнца хватило бы и занавески, — с деланной легкостью заметил он.
Лицо Старухи в свете красного фонаря хранило полное бесстрастие.
— Садись, — сказала она.
Зибен повиновался, стараясь не глазеть на ее вопиющее безобразие. Зубы у нее были разного цвета — зеленые, серые и бурые, как гниющие плоды. Глаза слезились, на левом красовалось бельмо. На ней был широкий балахон из выцветшей красной ткани, в складках морщинистой шеи виднелся золотой талисман.
— Выкладывай свое золото, — сказала она. Зибен достал золотой par и подтолкнул по столу к ней. Она, не сделав движения взять монету, посмотрела ему в лицо.
— Чего ты от меня хочешь?
— Мой друг умирает.
— Да. Молодой воин с топором.
— Лекари сделали что могли, но в его легкие проник яд, и ножевая рана на пояснице не заживает.
— Ты принес какую-нибудь его вещь?
Зибен кивнул и достал из-за пояса боевую перчатку с серебряными шипами. Старуха взяла ее и молча провела заскорузлым большим пальцем по коже и металлу.
— Его лечит Кальвар Син. Что он говорит?
— Ему непонятно, как Друсс еще жив. Яд распространяется по телу; в него вливают жидкости, но он чахнет и уже четыре дня как не открывал глаз.
— И чего же ты ждешь от меня?
— Говорят, ты искусная травница — я подумал, что ты могла бы его спасти.
Старуха издала сухой, резкий смешок.
— Мои травы, как правило, служат не для продления жизни, Зибен. — Она положила перчатку на стол и откинулась назад. — Он страдает. Он потерял свою милую, и воля к жизни слабеет в нем. А без воли нет и надежды.
— И ты ничего не можешь сделать?
— Чтобы укрепить его волю? Нет. Но его милая сейчас на борту корабля, идущего в Вентрию, и пока что ей ничего не грозит. Впрочем, в тех краях свирепствует война — кто знает, что ждет молодую рабыню на воюющем континенте? Ступай в больницу и забери своего друга в дом, который снял для вас Шадак.
— Там он умрет?
Она улыбнулась, и он отвел взгляд, чтобы не видеть ее гнилых зубов.
— Кто знает... Уложи его в комнате, где по утрам бывает солнце, дай ему в руки топор и сомкни его пальцы вокруг топорища. — Ее рука, скользнув по столу, накрыла монету.
— И это все, что ты можешь сказать за унцию золота?
— Больше тебе ничего не надо знать. Положи его руку на топорище.
— Я ожидал большего, — сказал Зибен и встал.
— Жизнь полна разочарований, Зибен. — Он направился к двери, и она сказала ему вслед: — Только смотри не касайся лезвий.
— Что?
— Будь осторожен с этим топором. Зибен, качая головой, вышел из дома. Солнце скрылось за тучами, полил дождь.
Друсс, обессиленный, сидел один на склоне мрачной горы. Небосвод над головой был сер и угрюм, а вокруг простиралась сухая, бесплодная земля. Он взглянул на уходящие ввысь громады гор и поднялся на ноги. Колени подгибались. Он так долго поднимался сюда, что потерял всякое чувство времени. Он знал только что Ровена ждет на самой высокой горе, и он должен найти ее. Шагах в двадцати перед ним торчала скала, и Друсс направился туда, с трудом заставляя ноги нести его усталое тело. Кровь лилась из ран на спине, делая землю под ногами скользкой. Он упал и пополз.
Ему казалось, что прошли часы. Он взглянул — скала теперь высилась в сорока шагах.
Мимолетное отчаяние сменилось волной ярости, и он опять пополз вперед.
— Я не сдамся, — цедил он сквозь зубы. — Не сдамся ни за что.
Что-то холодное коснулось его руки, пальцы охватили стальную рукоять, и он услышал голос: «Я здесь, брат».
От этих слов его проняло холодом. Он увидел топор у себя в руках и почувствовал, что раны его затягиваются и тело наливается силой.
Легко поднявшись, он убедился, что гора, на которую он взбирается, — всего лишь холмик. И очнулся.
— Надевай рубашку, молодой человек, — сказал Кальвар Син, потрепав Друсса по спине. — Наконец-то твои раны зажили. Немного гноя еще есть, но кровь у тебя здоровая, и струпья чистые. Прими мои поздравления.
Друсс, молча кивнув, натянул очень медленно и осторожно свою серую шерстяную рубаху и без сил повалился на кровать. Кальвар Син приложил палец к его шее, нащупывая пульс. Сердце билось быстро и неровно, по после столь долгой болезни этого следовало ожидать.
— Вдохни-ка поглубже, — велел лекарь. Друсс повиновался. — Правое легкое пока еще работает не в полную силу, но это дело поправимое. Выходи гулять в сад, на солнце и морской воздух.
Лекарь, оставив больного, прошел по длинным коридорам и спустился в сад, где под развесистым вязом сидел поэт Зибен, бросая камушки в пруд.
— Твой друг поправляется, но не столь быстро, как я надеялся.
— Ты пустил ему кровь?
— Нет. Жар у него прошел. Но он все время молчит. будто отсутствует.
— У него отняли жену.
— Да, это прискорбно, но ведь на свете есть и другие женщины.
— Только не для него. Он ее любит и стремится к ней.
— Видно, ему жизнь не дорога Имеет ли он понятие о размерах вентрийского континента? Там тысячи больших и малых селений, более трехсот крупных городов. Кроме того, там идет война, и все судоходное сообщение прервано. Как он туда доберется?
