Тёмная радуга (СИ) - Орлова Ирина Олеговна (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Оставались две проблемы. Одна — бытовая: а вдруг ночь застанет меня в пути. Что ж, с этим, видимо, придется смириться. Для разнообразия можно переночевать под кустом или в дупле, или в берлоге, или под какой-нибудь елкой — пока буду идти, придумаю что-нибудь, времени у меня предостаточно. Вторая — магическая или мистическая: чертов волк. Но с этим я ничего не могла поделать.
Тем не менее, полная оптимизма, я бодренько зашагала на юг, хотя, как впоследствии оказалось — на север, но я тогда этого не знала.
Г Л А В А 5
Если путешествие проходит без приключений, то рассказывать о нем неинтересно. В моем случае на отсутствие острых ощущений грех было жаловаться. Я задумчиво шагала по дороге из желтого кирпича и заново переживала все, что произошло со мной за последнее время, а заодно занималась самобичеванием. Моя очевидная глупость выпирала изо всех щелей. И какого рожна меня понесло телепортироваться? До каких пор я буду поддаваться дурацким эмоциональным порывам? Великое правило — семь раз отмерь, один раз отрежь — писано явно не про мою персону. Сколько меня не учи, я все такая же идиотка.
За столь изысканными нравоучениями в адрес себя, замечательной, я не заметила, как прямо из придорожных высоких кустов на дорогу метрах в двадцати от меня, выскочили две огромные крысы, размером с откормленного сенбернара! Я остановилась как вкопанная. Знакомый страх парализовал тело, перед глазами все поплыло и размылось. У меня даже все мысли куда-то исчезли. Так и стояла столбом, с выпученными от ужаса глазами, холодный пот медленно и противно стекал по спине.
Крысы пронзительно заверещали, оскалили зубастые пасти и ретиво двинулись в мою сторону. Я ни на минуту не сомневалась в том, что они решили мной пообедать, но даже не могла пошевелиться — настолько сильным оказался тот самый, такой знакомый по волку-переростку страх. Крысы — переростки?!! Это была единственная мысль, искрой вспыхнувшая в моей голове. И тут же пришел ответ — ДА!!! После этого пробилась еще одна мысль — вот и все…
Между тем твари оказались уже в трех шагах от меня и вдруг остановились. То ли к прыжку готовились, то ли?.. Из их открытых пастей стекала слюна, глаза пылали ненавистью, но крысы не двигались, только когти яростно скребли по желтым кирпичам дороги. Создавалось впечатление, что какая-то сила не пускает их. Так мы и стояли несколько минут в нарастающем напряжении, деревья не шелестели, птицы смолкли, тягостная тишина повисла над лесом.
— Чтоб вы, проклятые, сдохли, сгорели, испарились, окаменели, рассыпались в пыль! — забилась в мозгу отчаянная мысль (кажется, третья по счету за то короткое время, как я сих «бармаглотов» увидела).
Вслед за этим произошло странное и непонятное движение воздуха, кровожадные зверюги окутались мерцающим туманом, заорали как резаные и обратились в труху. Мерцание тут же исчезло.
Ноги мои в очередной раз подкосились, и я медленно осела на дорогу. Я пыталась понять, что произошло, но разобраться в шквале мыслей, обрушившихся на меня, так и не смогла. Утешилась лишь тем, что мой отчаянный призыв был услышан некими небожителями по неизвестной никому причине. Видимо, какой-то ангел нечаянно пролетал мимо, а тут как раз я со своими воплями-молитвами. И чтобы обезопасить свои барабанные перепонки от моих призывов, он плюнул-дунул, и проблема исчезла, а я наконец-то заткнулась, и его барабанные перепонки были спасены, после чего он вздохнул с облегчением и отправился дальше по своим ангельским делам. Другого объяснения у меня не нашлось. Из чего вытекал неутешительный вывод — в следующий раз мне уже не повезет. Тут же вспомнилась поговорка — надейся на лучшее, готовься к худшему. Наверное, так и придется сделать. А что еще оставалось? Может быть, к тому времени мои силы все-таки восстановятся, и я не буду такой беспомощной? Может быть…
Я глубоко вздохнула и встала. Ноги еще слегка дрожали, но постепенно ритмичная ходьба сделала свое дело, силы вернулись и я, шаг за шагом, чувствовала себя все лучше. Во всяком случае, физически. О том, что моя мятущаяся душа была полна самых противоречивых чувств от панического ужаса до щенячьей радости, можно промолчать. Я всеми силами пыталась успокоиться, взять себя в руки, но какое там! В какой-то момент я вспомнила, как однажды на Земле один психолог советовал в таком состоянии уйти куда-нибудь подальше от людей и орать благим матом, бить кулаками землю, бревна и вообще, что ни попадя, до тех пор, пока не почувствуешь облегчения.
Недолго думая, я опустилась на четвереньки, и начала лупить обочину дороги и вопить, как оглашенная. Не могу ручаться, что не распугала при этом всю живность в округе (ангела, если он сдуру задержался, уж точно как ураганом унесло), но, слава богу, что в этот момент меня никто не видел! Зрелище было то еще! Однако, как ни странно, эти простые физические действия, оказали на меня самое благотворное влияние. Я наконец-то пришла в себя и успокоилась. Конечно не навсегда, но хотя бы на время. И, отряхнувшись от пыли, я зашагала дальше.
Примерно через час лес неожиданно кончился, и моим глазам предстало совершенно удивительное зрелище. Во-первых, в двух шагах впереди посреди начала лета плескались зимние сумерки. Во-вторых…
Нет, это требует отдельного подробного рассказа, текстовка которого вихрем пронеслась в моей голове. Уж и не знаю, какой акын мне ее напел, но вот она дословно:
«…Степь была бескрайняя, ровная, как пол. В какую сторону не глянешь, все одно и то же, степь да небо. Принадлежала степь человеку (до чертиков похожего на моего друга Сашку Шамана), который помещался в самой ее середине. В величественной позе он возлежал на трех пеньках, неровно сдвинутых вместе, изредка вздрыгивая ногами. Была зима, и драная меховая тужурка, накинутая поверх Шамана (что-то мне настойчиво подсказывало, что это именно он), изображала одеяло. Рядом стояли валенки, слегка припорошенные снегом. Их галоши в летнюю пору, скорее всего, служили босоножками, судя по характерным отверстиям. Шаман был неприхотлив. Сверху, прямо с неба, свисала электрическая лампочка, (каких полно в моем мире), и ее, по всей вероятности, каждый раз приходилось вкручивать. Недалеко от пеньков помещалась печка, которая, видимо, иногда топилась, и каркас от абажура настольной лампы, со свисающими с него засушенными листочками, мелкими камушками, а также всевозможными амулетами, включая 500-граммовую гирю. И еще у Шамана было окно, вернее даже форточка, если по габаритам смотреть. Не понятно, откуда оно взялось, как и прочие вышеуказанные причиндалы, но вещь казалась не лишенной символики и потому висела здесь же, как и лампочка, просто в воздухе.
Итак, Шаман спал, вздрыгивая ногами. Наконец он замерз и начал спросонья искать босой ногой валенок. Валенок не попадался, а потому пришлось вылезти из-под тужурки и сесть. Ветер завывал вовсю. Мороз крепчал, и валенки примерзли. Необходимо было отодрать их от степи. Через некоторое время это удалось, и Шаман принялся утепляться дальше. Вытряхнув из тужурки налипшую за ночь пыль, он с удовольствием на челе с пятого захода попал в рукава и застегнулся на все пуговицы. (На кой черт он вообще раздевался в таких климатических условиях, осталось для меня загадкой.) Потом владелец степи потянулся было за штанами, но увидел, что они исчезли. Видимо унесло ветром. Он огорченно вздохнул, ощутимо почувствовал, что дует, и что, как ни крути, а придется топить печку. «Ужас, как не люблю работать» — огорченно сказал Шаман. Однако пришлось засучить рукава, и он пошел искать обогревательный аппарат на ощупь, отчаянно приплясывая, чтобы согреться, и стуча зубами в такт своим антраша. Достал откуда-то спички, видимо по дороге нашелся карман от штанов, что весьма ценно, учитывая погоду. Спичка вспыхнула и ярко озарила все вокруг, в частности печку, из которой сиротливо торчали штанины. Шаман в отупении уставился на эту картину.
«Где это я вчера так набрался?» — спросил он у окружающей среды.
В ответ раздался заунывный вой ветра, а мороз тем временем все крепчал и чувствительно кусал за ноги и прочие места, невзирая на авторитеты. Вытащив из печки свое непрезентабельное сокровище, Шаман в спешке утеплился по полной программе. Отодрав от одного из пней кусок коры, он засунул его в топку и разжег огонь, потом покосился на небо. В отсветах огня увидел лампочку, ввертел ее и, почесав в затылке, глубокомысленно изрек: «Надо бы сделать выключатель». Затем подошел к заиндевевшей форточке, подул на стекло, оттаял пальцем кружочек, посмотрел в него (судя по всему, вид из форточки был отвратительный) и сплюнул. Плевок еще в воздухе сразу же замерз и с хрустальным звоном разбился о землю. Шаман обернулся к абажуру, снял с него гирьку, достал из-за пазухи какую-то железку, и с ее помощью начал извлекать из разновеса душераздирающие звуки, что-то гортанно выкрикивая на непонятном шаманьем языке…»
