Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Есть, как не быть, - кивнул лысый пожилой дядька, утирая пивную пену с усов, - преподобный Кристофер его основал годков этак десять назад.
- Четырнадцать зим назад, - уточнил коренастый мужичок с опилками в бороде. - После того, как выгнали того карлика.
- Какого карлика? - Хёгни сделал большие удивлённые глаза.
- Ты что, не местный? - усмехнулся столяр. И рассказал историю позора королевской дочери с презабавнейшими подробностями. Сотрапезники поддакивали и бросали замечания, как бросают собаке кости. Хёгни лишь недоверчиво крутил головой и ухмылялся, хотя в душе был готов повыбивать зубоскалам жемчуг рта. Кровь прильнула к лицу, парня бросило в жар, уши горели. "Вот бы пригодилась отцовская маска, - подумал Хёгни, - заметят ведь".
Не заметили. Видать, списали на жару.
- А ты чего, собственно, любопытствуешь? - спросил дюжий кузнец, макая чёрными от копоти пальцами сухарь в пиво. - Ты случаем не ионит?
- Да что ты, добрый человек, - натянуто улыбнулся Хёгни, - просто доводилось слышать, что это очень красивый монастырь, и что никакой храм в честь старых богов с ним не сравнить.
- Бабы там, верно, красивые, - хохотнул веснушчатый подмастерье, - туда ж и Хельга Красавица удалилась, из-под дверга носатого. А так - сарай сараем.
- В жопу все сараи, всех двергов и всех монахов с монашками, - проворчал кузнец. - У меня там недалеко родич живёт, Бёлль Подкова, так он говорит, что их на Сурдлинге заставляют платить на монастырь десятину да работать на них за медяки. Он говорит: я, мол, не крещёный, не ионит, я и мой отец и все деды-прадеды язычники, на зубе моржовом я вертел вашего Белого бога, и его мать, и всех святых - нет, плати, и хоть усрись...
- Так ведь на тинге решили, - возразил столяр, выдёргивая из бороды стружку, - все земли на Южном Языке отдать на вейцлу монахиням. Он что, глухой, твой Бёлль?
- Бондарь он, - бросил кузнец, - а жена у него на огороде репу да брюкву окучивает. Там огорода - мышь насрала, а туда же - десятину. И в Альхёрг десятину. И конунгу заплати. И в городскую казну. И на починку дороги. Ты вот, юный друг, шёл сюда - хороша ль дорога?
- Чуть в грязи не утоп, - признался "юный друг".
- Оно и видно, все сапоги изгваздал, - досадливо сплюнул под стол кузнец.
- Ну так пусть не платит на Альхёрг, - рассудил подмастерье, - раз уж монашки столько жрут.
- Э, - покачал головой кузнец, - ни бобра ты не понимаешь. Он же - хейдман, язычник, а мы чтим старых богов и будем чтить, пока Хеймдалль не затрубит.
- Схожу-ка, погляжу на жирных монашек, - сказал Хёгни под общий одобрительный хохот.
Кузнец объяснил, как найти монастырь Святой Марики. Ничего сложного: выйти на главную улицу Сурдлинга, пройти весь Южный Язык до весёлого дома "Кобылка" ("Мимо не пройдёшь, там его все знают, оттуда половина монашек!"), свернуть налево и в гору. Хёгни поблагодарил и откланялся.
Ноги сами несли его. Сердце бешено стучало. В глазах стоял туман. Он не знал, что скажет матери, не знал, жива ли она вообще. В мыслях и снах являлась красивая и грустная девушка, непохожая ни на Финду, ни на бабушку Хрейну, ни на одну из жён, известных юноше. Ждал и страшился увидеть тот лик наяву. Ждал и надеялся, что она улыбнётся и согреет его теплом материнских объятий. Ждал и боялся, что она заплачет и попросит уйти. Проклинал себя на глупую выходку, за бессмысленное упрямство, за постыдную слабость в коленях и сладость в груди. За то, что смеет беспокоить её, срывать с сердца струпья страшной раны.
И всё равно - шагал.
Должен был взглянуть в родные глаза, как взглянул в глаза Высокого в Гримхёрге.
Должен был, как завещал Высокий, "спросить и ответить".
Должен был проверить себя - сможет ли спросить. И выдержать ответ.
Хёгни - пока ещё Хёгни - шагал через Южный Язык Сторборга.
Над ним летела одинокая чайка.
7
У ворот монастыря зачем-то стояла стража. Видимо, подумал Хёгни, чтобы отбивать у молодых людей охоту проникать во всякие разные тайные пещеры, которых здесь было немало. Да и сам монастырь, собственно, был устроен большей частью в пещерах. Во всяком случае, вход в обитель Девы Марики мало чем отличался от Южных или Громовых врат в Круглой Горе. Сверху, на скальной тверди, были налеплены какие-то башенки с куполами и крестами.
Наверное, чтобы никто не спутал дом невест Белого бога с логовом тролля.
- Тебе чего, бродяга? - добродушно спросил привратник, ковыряя в ухе.
- Милостыню по Солнечным дням подают, - на всякий случай уточнил его напарник.
- У меня дело к одной из сестёр, - серьёзно сказал Хёгни.
Стражи переглянулись и заржали.
- Да это не то дело, - поспешил объяснить юноша, - то дело я в "Кобылке" справил.
Доблестные охранники Дома Господня захохотали громче.
- Добрые люди, - терпеливо проговорил Хёгни, сдерживая свербёж в кулаках, - у меня поручение из Сторборга. Из замка. Мне надо сказать пару слов Хельге Арнкельсдоттир.
Стражам сразу стало не до смеха.
- Сдаётся мне, Агни, что этот сопляк не говорит правды, - сказал любитель ковырять в ушах.
- Сдаётся мне, Трюггви, надобно спустить его отсюда, - отозвался напарник. - Ну что, морячок, сам уйдёшь, или требуется помощь опытных людей?
Хёгни хотел было предложить им три марки серебра на двоих, но подумал, что, развязав кошель, останется вообще без денег. И получить бы ему по зубам, но тут открылись ворота, и в проёме возникла молодая женщина. Взгляд у неё был спокойный и властный, а из-под головного убора выбивалась кудрявая прядь.
- Что тут за шум? - с едва заметной улыбкой спросила монахиня.
Стражи поклонились:
- Ничего такого, матушка Аннэ-Марика. Вот этот... гм... юноша... словом, у него какое-то поручение из замка. Вроде бы послание для... для сестры Хельги.
- Как любопытно, - проворковала матушка Аннэ-Марика. - Можешь передать послание мне.
- Не могу, Тордис Кудряшка, - не сдержался Хёгни. Глаза его сверкали, а пальцы крепко сжимали посох. Та, что раньше расчёсывала прекрасные локоны королевны, а теперь стала "матушкой" для "сестры Хельги", выдержала горящий гневом взгляд. Улыбнулась прохладно:
- У нас мужчинам не место, сам понимаешь, так что придётся тебе подождать в часовне. Ты ведь не боишься распятий и колоколов, как подземные жители?
У Хёгни много чего вертелось на языке, но сказал он лишь одно слово:
- Благодарю.
- Не за что, - снисходительно проронила Аннэ-Марика.
Часовню выстроили на скале. Оттуда было видно горы и море окрест. Солнце расцвечивало зал всеми цветами радуги сквозь витражи. Стёкла были в хороших свинцовых окладах, наверняка из мастерских сольфов. Оттуда же и свинец. Молельная вообще была превосходно отделана: иконы в золочёных рамках, изукрашенный самоцветами алтарь, золотая фигура Йона Распятого, прочая роскошная утварь. "Вот на что пошёл мунд жениха-язычника за невесту-язычницу, отданный в храме старых богов", - с усмешкой подумал Хёгни.
Но все слова и мысли испарились, когда наконец открылась дверь и в часовню вошла та, которая снилась маленькому Хёгни. Та, которая сводила с ума юношей по всему Северу. Та, что похитила сердце Альвара дверга. Та, что звалась некогда Хельгой Красавицей.
"Сестра Хельга".
Высокая монахиня с лицом, белым, как мел, но не как млеко - и даже не как снег.
Высокая монахиня, чьи легендарные золотые локоны давно отрезаны и сожжены.
Высокая монахиня в одеждах чёрных, словно сажа погребального костра.
Хёгни поднялся со скамьи, стараясь унять дрожь на устах и в сердце. Тщетно.
- М... мама?
- Ну здравствуй, мой умскиптинг, - сказала Хельга голосом смерти.
