Другая половина мира - Ахманов Михаил Сергеевич (мир книг txt) 📗
– Хорошо. Пятую часть, как всегда, сдашь в казну, остальное – тебе и твоим людям. Есть убытки?
Тидам осторожно откашлялся.
– У тебя – никаких, досточтимый, ибо корабли не пострадали. У меня… Ну, у меня есть кое-какие потери… убитых – семьдесят два, да раненых почти столько же…
– Хей-хо! – Рука ОСпады вновь потянулась к горбу; спина его и поясница мучительно ныли, но за много лет он притерпелся к страданиям. – Хей-хо, тидам! Боюсь, всей твоей доли не хватит, чтобы рассчитаться с вдовами погибших… Что-то ты стал дешево ценить своих людей – по сотне чейни за голову!
– Видишь ли, мой ахау, этот корабль вез отряд тайонельских воинов – лучших, из людей самого светлорожденного Харада.
– А! Значит, кроме паршивых шкур и вонючего жира, там нашлось еще что-то ценное? – В выцветших глазках ОСпады мелькнуло любопытство.
– Погребальный челн Эйчида, младшего сына Харада. – Тидам ухмыльнулся. – Благородному сахему не повезло – он отправился в Одиссар, и там его сразил другой благородный сахем, из отпрысков Джеданны.
– Испытание кровью… – задумчиво протянул старый владыка. – Слышал я о таком их обычае, слышал…
О’Каймор пожал плечами:
– Нелепость, клянусь клювом Паннар-Са! Зачем юношам светлой крови выпускать друг другу кишки? Для доказательства своей доблести? Ну, так они могли бы придумать что-нибудь поумнее… скажем, отправиться в набег или…
Старик прервал тидама, махнув в его сторону рукой:
– Ты не понимаешь, О’Каймор. Тебе известно, что светлорожденные не похожи на прочих людей, но знание это мертво, ибо ты не прочувствовал его всем сердцем. Вот, гляди! – Властитель Ро’Кавары с усилием поднял тонкие руки. – Мне восемьдесят лет, кости мои грозят проткнуть кожу, суставы задубели, как панцирь черепахи, пальцы скрючены, плоть усохла, так что вешу я не больше ребенка… Человек же со светлой кровью в моем возрасте бодр и полон сил, и таким остается он и в девяносто, и в сто лет, а некоторые – и в сто двадцать. Рассказывают, что кое-кто из них доживает до двухсот… – О’Спада печально вздохнул и опустил руки. – Ну, и что из этого следует, как ты полагаешь?
О’Каймор в некоторой растерянности оглядел террасу, словно ответ мог скрываться где-то среди гладких навощенных досок пола или между деревянных колонн, что поддерживали кровлю. Но просторная терраса была пуста; на ней лежало несколько тростниковых циновок, да позади – там, где высились стрельчатые арки дворца, облицованные разноцветной майоликой, – маячили фигуры полуголых стражей.
Наконец тидам выдавил:
– Я думаю, что светлорожденные в зрелом возрасте очень мудры… столь же мудры, как ты, мой ахау… Я не раз размышлял об этом и решил, что власть их над людьми велика, а опыт, знание жизни и близость к богам внушают страх. Я и сам…
– Ты,– сын черепахи, О’Каймор, ибо в мыслях своих ничем не отличаешься от суеверного погонщика быков! Ты говоришь, что светлорожденные мудры, а перед тем удивлялся нелепости их обычаев! – Ладонь старика, похожая на крабью клешню, легла на переплет книги. Некоторое время он, раздраженно кривясь, рассматривал ее, потом поднял глаза на тидама. – Да, они живут долго, но они – люди, и есть среди них умные и глупые, жадные и щедрые, властолюбивые и бескорыстные… Но сейчас я хочу сказать о другом: их сагаморы правят много десятилетий, и у них много сыновей, очень много, О’Каймор. Наследником же считается не старший, а младший, кому стукнуло двадцать, – коли он прошел испытание кровью. Неужели ты и сейчас ничего не понимаешь, потомок ящерицы?
О’Каймор с виноватым видом покачал головой.
– Ахау Великих Очагов живут долго, и в день смерти их старшие сыновья – мои ровесники… а жизнь должна идти вперед, О’Каймор! Новый сагамор должен быть крепок и молод – молод в том смысле, как это понимают светлорожденные. Вот почему наследник – младший! Но!.. – О’Спада многозначительно покачал костлявым пальцем. – Но есть и еще одна причина. Много сыновей – много ревности… Всякому из них хочется стать владыкой, когда прежний сагамор умирает, и в свалке более старшие и опытные могут оттеснить молодого, коль доблести его невысоки. А потому молодой должен пройти испытания – тяжкие испытания! – доказав свою силу, ловкость и ум. Известно, что все на свете имеет свою цену: за плащ из шерсти платят серебром, за полные житницы – потом, за мудрость зрелых лет – муками в юности. Так что не считай глупыми обычаи потомков богов, О’Каймор, ибо они знают, что делают. Лишь самые крепкие их сыновья достойны жизни, прочие же отправляются в Чак Мооль, к грозному Коатлю.
– К тому же меньше сыновей – меньше свар, и наследнику проще взять власть… Понял, недоумок?
Тидам размышлял над услышанным, поигрывая свитком из тонкой одиссарской бумаги, все еше остававшимся в его руках. Он не обижался на О’Спаду за резкие слова; в последнее время старик все чаще приходил в раздражение, то от непонятливости своих слуг, то из-за болей в костях. Но он был хорошим господином, не слишком жадным, умным и предусмотрительным, и О’Каймор служил ему столь же преданно, как и покойный отец.
Он отложил свиток и задумчиво произнес:
– Слышал я, что Эйчид из Тайонельского Очага был умелым и сильным воином…
Владыка Ро’Кавары, потирая спину, одобрительно кивнул.
– Вот сейчас ты сказал мудрые слова, ОКаймор, и мы, закончив с поганой накамской лоханью, можем перейти к более важным делам. Во имя Шестерых! – Ритуальным жестом старик коснулся груди и дунул в полураскрытую ладонь. – Я полагаю, весть, которую ты привез, стоит дороже всех товаров, что отправляются из Накамы за три года! Теперь мы знаем, что этот Эйчид был хорошим бойцом – пусть он сойдет в Чак Мооль легкими путями, по мосту из радуги или морской пены… Хороший воин Эйчид, но тот, кто его победил, еще лучше! Ведь так?
– Так, ахау. Человек власти, сильный боец и вождь, который может вести за собой людей… даже таких ублюдков, как наши головорезы…
Они обменялись понимающими взглядами.
– Но еще лучше, – произнес ОСпада, – если он явится со своими воинами в доспехах, с арбалетами, что мечут стрелу за время вздоха, с мудрыми жрецами, умеющими предугадывать грядущее… Да, так будет лучше, ибо путь тебе предстоит долгий, О’Каймор, и в неведомых восточных землях может случиться всякое!
После недолгой паузы тидам поинтересовался:
– А эти новые корабли… Что с ними?
– Корабли… – Лицо О’Спады приняло мечтательное выражение. – Корабли из твердого дуба, с балансирами, окованными бронзовым листом… крепления, тараны и рулевые лопасти – из железного дерева, паруса – из хлопковой ткани и шелка ярких цветов, чтоб было видно их за тридцать полетов стрелы… Дорого обошлись мне эти драммары! Их уже спустили на воду, тидам. – Увядшие губы старика сложились в ехидную усмешку. – Спустили на воду, ставят мачты, настилают палубы, а вокруг вьются лазутчики, словно москиты сырой ночью… И пусть! Пусть в Коатле, Арсолане и Одиссаре знают, что мы замыслили!
Хитрый койот, мелькнуло в голове О’Каймора, хитрый старый койот! Он не сомневался, что старик давно размышлял над тем, как привлечь к восточному походу Великие Очаги. Задуманная экспедиция была крупным и дорогостоящим предприятием, участники которого могли с равным успехом снискать славу и добычу или лишиться жизни. Предположим, все закончится успешно; что скажут тогда благородные роды Эйпонны? Что пираты-кейтабцы разыскали и ограбили несколько жалких островков в Бескрайних Водах… Другое дело, если они увидят те далекие земли своими глазами!
Да, думал О’Каймор, как ни обидно, но без светлорожденных невиданный по смелости поход превращается в обычный разбойничий набег; если же в нем поучаствует Арсолана или, скажем, Коатль, он сразу приобретает величие и блеск, становясь деянием героическим, примером мужества и отваги. Несправедливо, как плевок Одисса! Не в первый раз тидам подивился тому, сколь различны реальные дела и их отображения в мыслях и словах людей. На сей счет верно сказано в Книге Повседневного: хотя истина отбрасывает длинную тень, но лишь умеющий видеть узрит ее!
