Операция «Хаос» - Андерсон Пол Уильям (онлайн книга без txt) 📗

Я никогда еще не встречал такого красивого мужчину.

Высокие скулы, греческий нос, заостренный подбородок, широко расставленные с зеленоватым оттенком глаза, в которых прыгали золотые искры. Кожа белее кожи моей жены, и гладкие, светлые, пепельного оттенка волосы. Я усомнился в том, мексиканец ли он. Скорее последний представитель некогда существовавшей, а теперь начисто забытой расы.

— Буэнос ночес, сеньор, — грубовато сказал я. — Пардон, перо но хабламос эспаньол. — это было не совсем правда, но мне не хотелось разводить вежливую болтовню.

Я не мог сказать, был ли ответивший мне голос тенором или контральто, но, в любом случае, в нем звучала музыка: Поверьте мне, добрый сэр, я владею всеми, которые мне могут понадобиться, языками. Молю простить меня, но увидев издали, что дом освещен, я взял на себя смелость предположить, что вернулся его хозяин. И я решил навестить его, дабы по-соседски поприветствовать.

Выговор был столь же архаичен, как и построение фраз.

Гласные, например, звучали по-шведски, хотя в предложениях отсутствовал присущий шведскому ритм. Сейчас, однако, я был удивлен самими сказанными словами:

— По-соседски?

— Обстоятельства сложились так, что мы — я и моя сестра — живем в том древнем замке.

— Что? Но… — я остановился.

Фернандец не упоминал ни о чем подобном, но с другой стороны, он и сам не был здесь уже много месяцев. Он купил несколько акров у мексиканского правительства, которому принадлежали и Форталезе и окружающие земли.

— Вы приобрели этот замок?

— Несколько комнат замка обеспечили нам вполне комфортабельное существование, сэр, — уклонился он. — Мое скромное имя — Амарис Маледикто. Рот, так четко очерченный, что было трудно заметить, как полные губы искривились в улыбке. Если бы не запах, бьющий мне в ноздри, я был бы окончательно покорен.

— Вы и ваша леди являетесь гостями синьора Фернандеца?

Добро пожаловать.

— Мы временно поселились в этом доме, — Джинни говорила как-то по-детски, заикаясь.

Я бросил на нее украдкой взгляд и в желтом, падающем из окна свете, увидел, что глаза ее блестят, и что она пристально смотрит ему в глаза:

— Нас… Нас зовут Вирджиния… Стивен и Вирджиния…

Матучек.

С каким-то холодным недоумением, я подумал, что новобрачным почему-то кажется, что, если они теперь именуются «миссис», то это должно производить впечатление.

«Миссис такая-то…», и с этой уверенности их не сдвинешь.

— Это очень мило с вашей стороны, что вы навестили нас… Пешком в такую даль. Ваша… ваша сестра, она тоже придет?

— Нет, — сказал Маледикто. — И, честно говоря, как бы то ни было приятно ваше общество, весьма вероятно, что ее уязвило бы зрелище такой красоты, как ваша. ваша красота породила бы у нее тоску и зависть.

Ночь была наполнена ароматами цветов. Над головой, над вершинами острых утесов, сверкали звезды, внизу шумело, окутанное туманом, громадное море. И как ни странно, речь Меледикто не казалась ни дерзкой, ни надуманной. В его словах не было ничего, кроме абсолютной правды. В полусумраке, сгустившемся над патио, я увидел, что Джинни залилась румянцем. Она отвела глаза от Меледикто. Ее ресницы затрепетали, словно птичьи крылья, и она смущенно ответила:

— Вы так добры… Да… Не присядьте ли? Он снова поклонился и мягко опустился на стул. Словно вода перелилась.

Я дернул Джинни за рукав, подтолкнул ее к дому.

Зашипел с яростью:

— Чем, черт побери, ты думаешь? Теперь мы не избавимся от этого типа на протяжении часа!

Она стряхнула мою руку с гневным жестом, которого я не помнил со времен нашей последней ссоры.

— Не хотите ли чуть коньяку, синьор Маледикто? сказала она. Джинни улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой: медленно и доверительно. — Я принесу. И, может быть, сигару? У Стива — «Префектос».

Я сидел, пока она суетилась внутри дома. Какое-то мгновение я был слишком разъярен, чтобы выговорить хоть слово.

Заговорил Маледикто:

— Очаровательная девушка, сэр. В высшей степени восхитительное создание.

— Она моя жена, — загремел я. — Мы приехали сюда, чтобы в одиночестве провести наш медовый месяц…

— О, не подозревайте меня, — его довольный смех смешался, казалось, с бормотанием моря.

Он сидел в тени, и я мог разглядеть только неясные, расплывчатые очертания — черное и белое.

— Я все понимаю, и не осмеливаюсь испытывать ваше терпение. Не исключено, что позже, когда вы познакомитесь с моей сестрой, вам доставит удовольствие…

— Я не играю в бридж.

— Бридж? А, верно, вспомнил. Это новая карточная игра, — он изобразил рукой гипнотический знак отрицания. — Нет, сэр, мы ни других, ни себя не должны заставлять делать то, чего они не хотят. Например, мы не можем прийти с визитом туда, где существует некто, желающий, пусть даже и невысказанно, нашего появления. Кроме того… как смог бы человек, поселившийся в таком жилище, как наше, узнать что-либо, кроме того, что у него появились соседи? И теперь я не в силах ответить на вежливое приглашение вашей леди неблагодарным отказом. Нет, сэр, это продлится всего лишь очень немного.

Что ж, как всегда, вежливость смягчает гнев. Маледикто мне по-прежнему не нравился, но теперь я мог анализировать свои мотивы, и моя враждебность по отношению к нему, уменьшилась. Ярость превратилась в какое-то громадное неприятное, этого третьего лишнего. Что-то, исходящее от него, возможно, его духи, заставили меня желать Джинни более, чем когда-либо прежде.

Но ярость вновь вспыхнула, когда принесшая коньяке Джинни начала вертеться вокруг него. Она щебетала слишком громко и слишком много смеялась, и, наконец, принялась настойчиво зазывать его к нам завтра обедать. Я угрюмо прислушивался к их беседе. Он говорил гладко, вкрадчиво, остроумно, но ни разу не ответил прямо на касающиеся лично вопросы. Я сидел и репетировал, что я выскажу, когда он уберется.

Наконец он поднялся:

— Не смею больше задерживать вас. Кроме того, дорога на Форталезу проходит по скалам, а я знаком с ней недостаточно хорошо. Так, чтобы не сбиться с пути, придется идти немедленно.

— О, но это может быть опасно, — Джинни повернулась ко мне. — Ты должен проводить его. Проводи его до дому.

— Не осмелюсь позволить себе доставить вам подобное затруднение, — возразил Маледикто.

— Это минимум того, что мы можем для вас сделать. Я настаиваю, Амарис. Это не займет у тебя много времени, Стив.

Ты говорил, что тебе хочется пробежаться в лунном свете, и, глянь — луна почти поднялась.

— О'кей, o'кей! — гавкнул я так нелюбезно, как только возможно.

Действительно, на обратном пути я смогу превратиться в волка и несколько сбить свою злость. Если же я попытаюсь с нею спорить сейчас, выскажу все, что чувствую, наша вторая часть ночи будет… Это будет не ссора, а Армагеддон.

— Пойдемте.

Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим голосом, словно влюбленная первый раз школьница.

У него был фонарик. Он бросал маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед нами темноты то камни, то кучно растущие побеги полыни. Лунное зарево над восточным кряжем разгоралось все ярче. Я почувствовал, как зазвенели мои нервы. Какое-то время мы наискось поднимались по склону. Тишину нарушало лишь поскрипывание наших туфель.

— Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, сказал наконец Маледикто.

Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском зрении. Я так же ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень, которому, чтобы переменить обличие, не нужно иметь фонарик.

— Итак, вам придется взять мой, — продолжал он, — в противном случае путь может оказаться чреватым опасностями.

Это-то я знал. Обычный человек был бы как слепой на этой тропе — даже при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и все вокруг сделалось искривленным и заполненным тенями. Если человек потеряет голову, он будет плутать, сбившись с пути, до самого рассвета. Или, скорее всего, свалится в пропасть и разобьет череп.