Дом ночи и цепей (СИ) - Аннандейл Дэвид (полные книги TXT) 📗
Тем временем я начала понемногу разбираться и в прошлом. Я собираю документы, проливающие свет на ранние годы правления Леонеля. Это архивная работа в наиболее трудных ее проявлениях. Но я с гордостью могу сказать, что именно она получается у меня отлично, и мне уже есть чем похвалиться. Раньше я не знала о Леонеле ничего, кроме того, что он много лет болел, и единственное что в нем было примечательно - это его отсутствие в общественной жизни Солуса. Даже Карофф, который служил в Мальвейле еще до болезни Леонеля, едва может что-то вспомнить о тех временах. Конечно, тогда Карофф был еще очень молодым. Ухудшение здоровья Леонеля и связанное с этим его затворничество началось довольно рано после того, как он занял пост лорда-губернатора. Но то, что я нашла в архивах, позволяет предположить, что Солус несправедливо обошелся с Леонелем, предав его забвению. Судя по документам, Леонель был человеком, весьма серьезно думающим о нуждах своего мира, и исполненным решимости действовать соответственно.
Кроме этих документов, я обнаружила несколько страниц того, что, вероятно, было его дневником. Или, может быть, это просто заметки, которые он делал для себя. В них упоминается дом Монфор, и новые свидетельства долгой вражды между ними и Штроками, а также тот факт, что Монфоры уже тогда были жестоки и коррумпированы. Приход к власти Штроков был большой удачей для Солуса. Страшно даже подумать, на что была бы похожа безраздельная власть Монфоров.
Есть и другие записи, которые меня несколько пугают. Они явно не добавили мне оптимизма. Похоже, что Леонель, когда был еще здоров, приступил к работе, очень напоминающей то, что я делаю сейчас. Он тоже хотел восстановить историю своих предков, и тоже добился некоторых успехов. Я нашла пока еще очень мало информации о других губернаторах, правивших Солусом до Леонеля. Все, что до сих пор мне о них известно, написано почерком Леонеля, который я теперь хорошо знаю, или же собрано им.
Кажется, я лишь повторяю усилия Леонеля, и это деморализует. Я продолжаю находить парадоксы в Мальвейле. Правление Штроков не прерывалось, но ни у кого из губернаторов не было прямого продолжения рода. Прошлое повсюду в этом доме, и все же оно покрыто мраком тайны.
Я хочу поговорить об этом с кем-нибудь. Я хочу поговорить с Мейсоном. Как я хотела бы, чтобы он был здесь. Иногда эта работа кажется чем-то вроде разговора, который я веду с ним, и которого он никогда не услышит. Любовь моя, я знаю, почему ты не можешь быть со мной, но как же это тяжело. Я думаю, сможешь ли ты понять когда-нибудь, что это значит – быть в полном одиночестве.
Надо же, мое одиночество снова проявило себя. Похоже, мой исторический проект лишь отчасти помогает бороться с ним. Конечно, это так. Ничто не поможет полностью избавиться от одиночества, если оно никак не прекращается.
В библиотеку зашел Карофф. Этим вечером Мальвейль посетил неожиданный гость.
Позже.
Это интересно. Ко мне приходила Вет Монфор. Когда же Монфоры последний раз посещали Мальвейль? Если вообще когда-то посещали. Должно быть, та же мысль пришла в голову ей. Она как будто заставила себя переступить наш порог. Я подумала, что у нее была некая по-настоящему серьезная причина прийти сюда.
Но, похоже, что нет. Она сказала, что просто пришла узнать, как у меня дела.
Могу представить, какое скептическое лицо состроил бы Мейсон. Должно быть, и у меня было похожее выражение. Монфор, если и была этим оскорблена, то никак этого не проявила. А я не могу прямо отвергнуть мирную инициативу. Если бы я это сделала, то стала бы виновной в новой эскалации враждебности между нашими семьями. Может быть, именно на это она хотела меня спровоцировать, и поэтому пришла «с миром» в дом своих давних врагов. Но напряжение на ее лице, когда она вошла в Мальвейль, как-то не сочетается с мыслью, что это ее стратегическая победа.
Она пробыла здесь недолго и была очень любезна. Но я не теряла бдительность – или, по крайней мере, так я себе говорила. Я знаю, что ей нельзя доверять. Полагаю, никто ей не доверяет. Ее враги, разумеется, не доверяют ей. А ее «союзники» - всего лишь ее креатуры. Они не доверяют ей, а боятся ее. Глядя на нее можно увидеть, как порочность меняет лицо человека, словно грызет и изъязвляет его черты. Не хочу даже думать, что происходить в Силлинге, резиденции Монфоров. Не хочу даже находиться поблизости от нее, будто ее гниль заразна.
И все же. И все же. Она казалась весьма дружелюбной и обеспокоенной. Она слышала, что я в последнее время не выхожу из дома. И ей это не кажется хорошим знаком.
«Я хотела бы пригласить вас пообедать со мной», сказала она.
Если бы она остановилась на этом приглашении, я знала бы, что меня заманивают в ловушку. Но она на этом не остановилась. Она явно не была удивлена, когда я уклонилась от ее предложения. Она отреагировала на это весьма мягко – иначе не скажешь. Она сказала, что понимает. А потом она сказала:
«Не могли бы вы оказать мне одну маленькую услугу? Может быть, вы встретитесь с кем-то из ваших друзей? Не пригласите их сюда, а поедете к ним?»
Что я могла сказать на это? Она говорила мягко, но настоятельно, словно эта просьба была очень важна для нее.
Я сказала ей, что постараюсь, если смогу, так и сделать. Я говорила уклончиво. Неважно, насколько дружелюбную маску она нацепила, я знаю, что она уничтожила бы Штроков, если бы могла. И ее сегодняшний визит может быть частью этого плана, хотя я не представляю, как именно.
Вероятно, она не поверила мне. Хотя никак этого не выразила. Она поблагодарила меня за гостеприимство и ушла. Казалось, она испытывала облегчение, покидая Мальвейль. Когда она была уже на пороге, то сказала нечто странное. Она сказала, что надеется, что я последую ее совету. А потом она сказала: «Вы не из Штроков по крови. Помните об этом. Этот дом не имеет власти над вами».
Вот так. Еще одна загадка. А у меня и так нет в них недостатка.
Что бы ни хотела она этим сказать, как минимум в одном смысле она ошибалась. Дом имеет власть надо мной. И я здесь именно поэтому. Я часть семьи Штроков. И жить здесь – одна из обязанностей, которые налагает мое регентство. Я представляю Штроков, через меня они присутствуют в Мальвейле, и совету не позволительно забывать, что у Солуса есть законный губернатор, даже если он временно отсутствует.
Мейсон, я надеюсь, ты оценишь то, что я делаю для тебя. Я отдала многое из того, что я есть, чтобы заменить здесь тебя. Чем дольше я болею, тем больше теряю связь с той частью своей личности, что существует за пределами семьи Штроков и Мальвейля.
Ты оставил мне нелегкое бремя, Мейсон. И оно с каждым днем все тяжелее.
Меня разбудили рыдания. Это был голос Элианы. Я понял это сразу. Вскочив с кровати, я уронил дневник, который лежал на моей груди, и он упал на пол. Я заснул, читая его, и негодование, которое выражала в нем Элиана, последовало за мной в сон. По крайней мере, так я подумал.
- Это сон, - сказал я вслух.
Я говорил четко, мой голос был слегка хриплым после сна, в нем не чувствовалось напряжения и гнетущего молчания кошмаров. Но плач продолжался, в нем слышалась злость и отчаяние. Боль моей жены прорывалась сквозь тьму – и сквозь мою душу.
Я включил люмен на столике рядом с кроватью. Освещение сделало комнату еще более реальной, отодвинув прочь тени и придав четкость предметам вокруг меня.
Я не спал.
Но я ошибался на этот счет и раньше, принимая сон за реальность.
Я встал с кровати, проверяя пол, топнул по нему, чтобы почувствовать, как удар отозвался в ноге. Я ущипнул себя. Все было так, как и должно быть. Я действительно не спал. И все равно я слышал плач. Он звучал так, словно кто-то плакал прямо за дверью. Плач стал громче, когда я подошел к двери, но едва я распахнул ее, как плач словно спустился по ступеням в коридор внизу.
