Лиса в курятнике - Демина Карина (полная версия книги .TXT) 📗
— Так покажись ей! — Княжна топнула ножкой. — Ты же сам себя мучаешь…
— Иди…
— Не пойду.
— Выпорю.
— Ах, папенька, поздно уже… на вот, выпей… и я с тобой побуду. Не спорь. Чего мне тут еще делать? В саду гулять?
— А хоть бы и в саду…
— Я его уже весь обгуляла… сил нет… с этими курицами… сядут и только обсуждают, кто на кого посмотрел, с кем можно водиться, а кого игнорировать надо… кто игрок, кто младший сын. Противно.
— И что, никто не глянулся? — с насмешкой поинтересовался князь. Почудилось, что рад он был сменить пренеудобную тему.
— Да на кого тут глядеть! Подошел один… мол, ваши губы как розы… щеки — мимозы, — передразнила Солнцелика неизвестного кавалера. — Дайте ручку, пройдемся до кустов.
— До каких кустов? — А вот теперь Дубыня помрачнел, и Димитрий от души посочувствовал тому бестолковому кавалеру, которому вздумалось досаждать Таровицкой излишним вниманием. Впрочем, княжна отмахнулась и сказала:
— Это я так, для примеру… хотя у них всех в глазах или деньги, или кусты… или и то и другое.
— А подружки…
— Какие подружки, папа? Ты что… тут только спят и видят, как бы гадость сделать… это же конкурс… небось если бы не боялись, что за руку поймают, давно бы толченым стеклом накормили.
— Лика!
— Я правду говорю, — вздохнула княжна и, воровато оглядевшись по сторонам — Димитрия она не заметила, то ли магом была слабым, то ли умения недоставало, — тихо добавила: — Там же только и сплетничают друг про дружку, кто толст, кто худ чрезмерно… кто воспитан дурно. Каждая спит и видит себя красавицей.
— А тебя?
— И меня… поэтому и страшно. — Она обхватила себя руками. — Понимаешь… что-то там неладно, а что — не пойму… и пытаюсь же, а все одно не пойму… Кульжицкая… старшенькая, такая темненькая, с кудельками, знаешь?
Дубыня нерешительно кивнул, предположивши, что наверняка какую-нибудь темненькую девицу с кудельками он точно знает.
— Так вот, она сказала, что… как бы это… — княжна прикусила губку, — скоро грядут перемены… большие… и покажут, кто есть кто.
Кульжицкая?
Димитрий попытался припомнить девицу. Темненькую. С кудельками. Девица не припоминалась, точнее, их было с полдюжины, но которая из них являлась Кульжицкой…
Ничего, разберется.
Главное, что род Кульжицких не сказать чтобы древний. Не великий, не малый, особыми деяниями в истории не отмеченный. Более того, славились они тихим норовом и той гибкостью характера, которая изрядно помогала делать дворцовую карьеру. Подлостей больших избегали, как и подвигов…
В общем, обыкновенные.
Разве что лет этак триста тому Глафире Кульжицкой удалось в императрицах побывать, пусть и третьей женой, прожившей всего-то два года и наследников не оставившей.
А если…
Если Лешек не нужен? Скажем, сгинет он вместе с батюшкой и матушкой, будто и не было? Несчастье? Несомненное. Смута? Вот она, за воротами, и память о ней свежа, а потому и страх жив, что вернется, пролетит кровавым колесом по землям империи.
И власть манит.
Безвластие пугает.
А тут… документик старинный, мол, вот она, кровь…
Нет, людей обмануть можно, но не родовой артефакт. Ему до бумаг, что поддельных, что истинных, дела нет. Он кровь читает.
— И я бы не обратила внимания, — меж тем продолжила княжна, расправляя юбки, — когда б не было это сказано мне, и не только мне. Знаешь, она Снежку обозвала нелюдью. Мол, от них все беды…
— А Снежка что?
— Ничего. Будто и не услышала. Она странная. И я не понимаю, зачем она здесь…
— Затем, зачем и все…
— За корону воевать? — прижалась к папенькиному плечу. — Давай уедем? Плюнем на все и уедем… небось, что бы ни случилось, дома отобьемся… ты маг, я маг… маменька, опять же… а против трех огневиков ни одно войско не устоит… и зимы у нас суровые.
— А…
— Одовецкой письмецо напишешь. Хотя бы про то, что деньги ее нам без надобности… лежат вон, пусть распоряжается…
— А империя?
— Что с нею? Стояла без нас и простоит еще… а мне страшно.
— Мне тоже. — Дубыня Таровицкий поцеловал дочь в макушку. — Именно потому нельзя все бросать… а ты не кривись. Попытайся поговорить с Аглаей. Я слышал, она девица неглупая. Авось подружитесь.
По тому, как фыркнула Солнцелика, было ясно: не верит.
Димитрий тоже не поверил.
Но заметочку сделал. На всякий случай.
Статейка исчезла в шкатулке, и Лизавета вздохнула. Завтра уже появится… а там… вот ладно бы только статейка, ее любой, почитай, при толике воображения написать мог. Снимки же — дело иное… Искать будут — кто сделал?
Всенепременно.
Вопрос лишь в том, сколь старательно. И хотелось бы думать, что эти бабьи дрязги не сочтут делом, стоящим внимания. Правда, что-то подсказывало: на этакое везение рассчитывать не след.
Сперва проверят слуг, после и до красавиц дело дойдет. А Лизавета, как ни крути, за «Сплетником» значится. И найдут, и… что будет?
В вину ей поставить нечего, ибо пишет она правду, но вот с конкурса уберут, тут и думать нечего. Не всякая правда людям приятна.
Впрочем, долго грустить Лизавета не умела и, убрав шкатулку в секретер, закрыла ящичек. А ключик на себе спрятала. Неудобно, холодненький и остренький, зато надежно. Она оглядела себя, расправила юбки и решительно вышла из комнаты.
В конце концов, никто не говорил, что по дворцу нельзя гулять.
А раз не говорили, что нельзя, то выходит, можно.
В коридоре было пусто.
И в следующем. И… кажется, Лизавета несколько заблудилась. И главное, что спросить-то не у кого, дворец будто вымер, впору на помощь звать.
Она огляделась.
Красная ковровая дорожка. Стены мраморные. Потолок, расписанный полуголыми нимфами, и огромные хрустальные люстры. Свалится этакая, так и раздавит. Почему-то мысль эта Лизавете категорически не понравилась. И вообще во дворце она ощущала себя на редкость неуютно.
А с другой стороны, если коридор имеется, то куда-нибудь он выведет.
И Лизавета бодро зашагала по ковровой дорожке, правда, старалась держаться стеночки, ибо мысль о том, хорошо ли закреплены люстры, не отпускала категорически.
Коридор привел в залу.
А та — в очередной коридор, опять же с люстрами, причем тут они мало того что висели на редкость густенько, так еще и были широки, едва не цепляясь коваными рожками друг за дружку и за стены. Лизаветины шаги разносились по коридору, но никто не выходил.
Этак… этак можно труп протащить, его и не заметят.
То, что мысль подобная пришла не только в Лизаветину светлую голову, она поняла позже, когда вдруг споткнулась о… сперва она приняла это за груду тряпья, потому как, несмотря на обилие люстр, было в коридоре темновато.
После сообразила, что груде такой посреди дворцового коридора делать точно нечего.
А там уж… туфелька, лежащая в стороночке. Руки раскинутые. Волосы… белое лицо, раззявленный, перекривленный рот.
Лизавета зажала собственный, чтобы не заорать.
Нет, ей случалось мертвецов видеть и в университете, на целительской кафедре, и позже, когда она по делам своим заглядывала в мертвецкие, но там… там было иначе.
И трупы выглядели не страшно. Они и на людей не особо походили, так, будто куклы восковые, исполненные с великим искусством, но все равно куклы…
Лизавета попятилась и вновь едва не споткнулась, на сей раз о туфлю.
Прижалась к стеночке, велев себе успокоиться. Хороша она… этак и вправду окажется, что место Лизаветино не в газетчиках, а среди нынешних…
Из нынешних точно.
Она видела эту девицу за обедом. Имени, конечно, не знала, но… та сидела ближе к помосту, и значит, звание имела…
Лизавета вдохнула.
Выдохнула.
Прислушалась. Хороша она будет, если кто-то застанет над телом. После поди докажи, что не она девицу… а ведь кто-то же… вон, чулочек сетчатый вокруг горла бантом завязан, а в волосах будто перья птичьи… или не птичьи?
