В год огненной векши (СИ) - Нежина Лия (книга регистрации TXT) 📗
Тряхнув головой, Всеволод привычно повернулся за полотенцем, не глядя взял его из рук Забавы и только утерев лицо понял, что перед ним жена.
Воевода тоже обернулся и молча хлопал глазами на Забаву. Наконец понял, что нехорошо так глядеть, отмер, и, поклонившись, пошел в дом.
Забава не смела поднять глаз на князя, который стоял перед ней без рубашки в одних портах, с мокрой головой. В дверь выглянула Раска и, кинув Забаве чистую княжескую рубаху, зашептала:
- В дом зови. Завтрак стынет.
Забава протянула князю рубаху, забрала мокрое полотенце.
- Доброго утра, - заговорил он наконец.
- И тебе доброго утра, князь. Я проводить хотела, увидеть еще разок своих родичей, да опоздала, - сказала она, чтоб только не молчать.
Всеволод быстрым движением надел рубаху. Ему тоже было неловко.
- Не стал уж будить тебя. Рано выехали. Сам до бора проводил, - ответил, подходя ближе и внимательно следя за тем, не отпрянет ли, не испугается.
Подошел так близко, что Забава почувствовала какую-то новую ниточку в душе, потянувшись за которую, услышала едва заметный отклик. Так могла она слышать только кровных родичей своих – отца с братьями. Но то были не они! То была другая, гораздо более сильная, хоть и не кровная связь.
Всеволод, глядя на жену свою, такую близкую сейчас и все же недоступную, подумал: «Сколько угодно серебра дал бы, чтоб узнать, что за мысли у нее сейчас в голове. Вот опять глаза спрятала. Душу показать боится. А все ж выдали тебя твои очи карие. Не было страха в них, и отвращения не было. Только любопытство девичье. Что ж… Пусть не соперник я Изяславу в росте и красоте, да и ты ведь не одними глазами смотришь».
Прервав его мысли, Забава, смущаясь, сказала:
- В гриднице стол накрыт, завтракать пора.
Когда Всеволод с Забавой наконец вошли в гридницу, там уже шумели дружинники. За трапезу никто не принимался – ждали князя. Завидев Всеволода, все притихли, и Забава порадовалась тому молчаливому уважению, с которым встречали суровые воины ее мужа.
Князь привычно сел во главе стола; справа к нему придвинулся Изяслав, слева сел Ратибор, которого благодаря природному уму и рассудительности приняли здесь как своего.
Забава хотела было устроиться на другом конце стола, да подскочившая Раска зашикала на нее и, вручив большое блюдо с пирогами, подтолкнула к столу. Забава поставила блюдо на стол и снова попыталась присесть, но служанка дала ей знак идти на кухню. Рассерженная княгиня на кухню пошла, но лишь для того, чтобы отчитать служанку. Только Раска ее опередила:
- То не пир ведь нынче! – запричитала она, не глядя на княгиню, ворочая в печи ухватом тяжелые чугуны. - Жене хозяйничать надобно, угощать, приказать курник подать, творог, меду долить или еще чего. Неужто матушка не научила!
Слова Раски больно резанули по сердцу. Хотелось ответить резко. В родном доме была Забава всегда при отце и братьях, и никто не смел выпроводить ее из гридницы.
- Без матушки росла – некому научить было, - сказала, отвернувшись.
Раска тут же бросила свою работу, стукнула чем-то по столу, рушником стегнула вертевшуюся тут и начинающую прислушиваться девку-служанку.
- Прости старуху глупую, княгинюшка! - сказала отчаянно, со слезами в голосе. – Не знала, прости бестолковую…
Забава только улыбнулась этой искренности и села завтракать на кухне.
В гриднице ели с охотой, не чинясь, попутно разговаривая о том, о сем, не касаясь серьезных дел. Когда позавтракали, отодвинули в сторону блюда и разложили на столе берестяные свитки, столпились над ними, что-то оживленно обсуждая.
Заметив, как заинтересованно смотрит на это через приоткрытую дверь Забава, Раска объяснила:
- Скоро рыба придет в северные моря. Наши на челнах да осиновках в море пойдут. Князь завсегда руководит.
Забава кивнула. Хоть мало что поняла, но пытать не стала. Хотелось ей о другом спросить.
- Скажи, Раска, - решилась наконец она. – Почему идола Мокоши нет на капище?
- Князю Род покровитель да Перун, - ответила служанка равнодушно, будто говорили об очевидном. – А Мокошь отвернулась от черных волков давно уже. Когда-то было в Перуновых горах капище, и идол стоял каменный, высокий. А как ушел из Северомирска черный волк, так и не стал народ на капище ходить да Мокоши кланяться. Позабыто, позаброшено там нынче.
- Что же, неужто ничего не осталось? – спросила Забава, в памяти которой всплыли слова женщины из сна о том, что не все время разрушило.
- Кто ж ее знает… - пожала плечами Раска, - давно это было. Да ты у князя спроси, он скажет. Бывал он там не раз. Это всего в дне пути, у серебряных рудников заброшенных.
Из гридницы послышался стук отодвигаемых лавок. Выглянув, Забава увидела, как тяжело встают из-за столов, расходятся мужчины. Пора было идти в покои.
Когда княгиня открыла дверь в горницу, Всеволода еще не было. Подойдя к зеркалу, девушка сняла с головы плотный сине-белый платок и будто впервые увидела себя: все те же волосы, и глаза вроде те же, а, вместе с тем, вся она другая. И сила внутри поет, не смолкая.
Вошедший неслышно в горницу Всеволод смотрел на лицо в отражении и не узнавал в этой красавице той беззаботной девочки, что без страха когда-то цеплялась за него, идя к капищу. «Как бы обнял сейчас, - подумал он, - закутал в руки свои…»
Улыбнувшись довольно своему отражению, Забава не сразу увидела, как сзади подошел муж. Показалось вдруг, будто на плечи плащ накинули или шаль пуховую, так тепло стало.
Встретившись в зеркале с ее удивленным взглядом, Всеволод спросил рассеянно:
- Здесь уже?
Она кивнула его отражению, не оборачиваясь. Отпустив ее взгляд, князь расстегнул широкий пояс и, сняв его, положил на лавку. Сам устало сел, облокотившись спиной о стену.
- Нынче дел у меня много, Забава, - сказал, как бы сожалея о чем-то. – Ты Раске не дозволяй собой помыкать – в доме ты хозяйка. Скоро мы с Изяславом уедем. К лукоморью рыба пришла, надо промысел поглядеть. Неделю с небольшим не будет меня, а там, глядишь, и посольство вернется.
Новость одновременно обрадовала и испугала Забаву. Услышав, что Изяслав уезжает, она облегченно вздохнула. Чувствовала, хоть и не подавал бугровский князь виду, что добра от него ждать не следует, сквозила в каждом движении его резкость, нервозность какая-то. Но отъезд Всеволода ее огорчил. Чужой город вокруг, и она всем чужая.
- С тобой Ратибор останется, - будто услышав ее мысли, произнес Всеволод.
- Отец с братьями завсегда с собой меня брали, а по хозяйству здесь Раска и одна справится… - грустно ответила Забава.
С трудом пряча улыбку, Всеволод подумал: «Вот ведь глупая! Как взять тебя? Уж здесь как пьяный хожу, а там и подавно. До промысла ли будет… Поеду, хоть голову чуть остужу. К тому же, Изяслав там будет. Уж не за ним ли ехать хочешь?..»
Ответил сдержанно:
- Нынче уж серпень на исходе, холодные ветра с моря дуют.
Поняв, что спорить не имеет смысла, Забава попросила о другом:
- Князь, служанка моя, Луша, ведь в подвале до сих пор…
Всеволод непонимающе посмотрел на нее.
- И не думал я ее держать долго в подвале, - сказал, нахмурившись. – Отпущу и отправлю подальше от Северомирска.
- Князь! – воскликнула Забава. – Мы ведь с детства вместе. Отец ко мне ее еще девочкой приставил. Наша она, светоградская.
- Она-то светоградская, да ведь ты теперь княгиня северомирская, - сказал, не сумев скрыть обиды.
Потом, завидя погрустневшие глаза жены, смягчился, попытался объяснить:
- Не хочу я, чтоб подле тебя эта девка была, нет ей веры после того.
Не приходилось княжне светоградской просить да унижаться, потому просьбу свою повторять Забава не стала, спрятала только глаза, наполнившиеся слезами унижения.
Но Всеволод заметил и, чувствуя свою вину, отказать не смог.
- Ладно, Забава, - вздохнул обреченно. - Луша – твоя рабыня, тебе и решать ее судьбу. Только не забывай, что нету веры тому, кто однажды предал.
