Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Зачем же он пришёл? Было похищение или не было? А вдруг бедняга лишился разума от одиночества? Самоубиться решил? Вон, как пылают его глаза!
— Отвечай же! — Правитель возвысил голос, и сталактиты под потолком вдруг зазвучали тонко и совсем не переливами созвучных Аду мелодий.
Якубус замер. Такое странное звучание музыки под сферами тронного зала всегда было самым дурным знаком. Так звенела опасность, так подкрадывалось коварство, так таилась под сводами месть!
— Ну? — взревел он с ещё большей нервностью. — На что ты надеялся, когда явился сюда?
Борн низко склонил голову. Но, как ни давили на него стены и взгляд правителя, остался стоять, как стоял. Поза покорная, но выбранная лично. И устойчивая.
— Я хотел спасти сына, — сказал он тихо.
Игольчатый свод зала ответил ему мелодичным звоном. И от этого мерзкого звука все шерстинки поднялись на теле старого козла, в висках заломило, в животе закипело.
— В башню! — заорал он. — В башню его!
Отзвуки сановного рёва ещё дрожали и отражались от стен, а Борна в зале уже не было.
Стражей Правителю Первого круга Ада служат духи, они мгновенны и вездесущи. И, что главное — молчаливы.
Якубус спрыгнул с трона и засеменил, щёлкая копытами, к неработающему камину, дабы лично спуститься по его жерлу к подтронной темнице и запечатать дверь узника личной печатью.
Да, такова была простая тайна второго камина. Он являлся коротким путём в государственную тюрьму.
Правитель был в бешенстве. Спасти сына! Мерзавец Борн мог бы ещё заявить, что явился в тронный зал с просьбой позволить ему обучаться вышиванию крестиком!
Какая изощрённая, отвратительная ложь!
Вот же придумал — спасти! Это дети должны страдать за родителей, а не наоборот.
Дети — мученики на костре родительского долга! Хоть жри их, чтобы они не позорили твоё имя, коль оно у тебя есть! А хотят сатисфакции — пусть заводят собственных детей, и мучают, как им заблагорассудится!
________________________________________
1. А фиг его знает, что у них там были за традиции.
2. Верьте, верьте женщинам, особенно в теме возраста.
Глава 9. Слуга бездны
Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.
Год 1203 от заключения Договора.
Провинция Ренге, магическая башня на острове Гартин.
3 день.
Мы умираем раз и навсегда.
Страшна не смерть, а смертная страда.
Омар Хайям
Старый шорник и подумать не мог, что вдруг приснится такое: чёрная тварь, дуром ревущая в горящих колдовских нитках!
Он сел в кровати, заохал, растирая одеревеневшие ноги. Хотел было снова прилечь: чего вставать, коли тёмно? Но решился отдёрнуть шторку и глянуть в окно — долго ли до рассвета? Вставать-то ведь для этого и не надо — руку всего протяни.
Глянул и обомлел: за окном сияла тьма.
Нет, старик совсем не был склонен к книжным умствованиям: тьма и в самом деле сияла! Чёрное свечение разливалось от противоположного берега Неясыти, захлёстывая мост.
Шорник жил на колдовском острове третью осень, к некоторым штучкам сумасшедшего мага уже притерпелся, но такого фейерверка Сатана ему ещё не подкидывал.
Он спустил ноги на пол, пощипал больные колени, чиркнул кремнем, зажёг свечу, благо мажордом выделял их старикам в достатке, стукнул по стене и позвал:
— Малица! Спишь ли?
За стеной завозилась и засопела кухарка.
— Чё те, кукун ночной? Опять колени ноют?
Слышно было, как она слезла с кровати, зашлёпала босыми ногами по дощатому полу. Настоящему, тёплому, струганому.
Их холостяцкие коморки располагались в левом крыле господского дома. Маг, дай ему Сатана подольше топтать землю, выделил слугам большую часть своего жилья, даже стариков не обделил.
Шорник магу был ой как нужен: кони у него стояли балованные, породистые, уход за упряжью требовался постоянный, а жить под руку настоящего титулованного мага пойдёт не каждый умелец.
Старый Бацлев был мастером аккуратным, экономным. Долгие годы чинил он для здешних коней старую упряжь и выправлял новую, векуя бобылём с дочкой-последышем в деревеньке Слободье, что в сторону Лимса. И лишь недавно решился переехать доживать на остров: когда любимица-дочка умерла в родах, а молодой муж стал коситься на старика, хоть тот и не объедал совсем, а руками мог себя прокормить.
А куда ещё подашься? От сыновей старших — одни могилки.
Повитуха запоздала из Лимса, своей не нашлось в деревне. А без дочки — кому он нужен? Разве что магу вдруг занадобился. Тёплый угол нашёлся для старика. Да свечи. Да еда с кухни.
А чего ему бояться этого мага? Жена в могиле, сыновья — в могиле, дочка — в могиле. Ничего от них не осталось: мясо сожрали черви, души — адские твари.
Страшно помирать. А с магом жить — вдругорядь страшнее. Пусть он из своей башни иной день и не выйдет ни разу, а всё одно — жуть голимая. А ну как припрётся сюда из Ада голодная тварь?
Страшно… И вонь от этого мага, и молния иной раз как вдарит…
— Бацлев, старый кукун! Чего опять колобродишь! На-ка вот тебе на твои ноги! С хреном!
В дверях показалась кухарка в широченной ночной рубахе. В руках она держала бутыль с растиркой.
Старик подобрался враз, как петух, что решил обиходить курицу. Кухарка, конечно, не молодуха уже, но зачем ему, старику, больно-то молодая?
А Малица — мягкая, сдобная. Груди у неё, как перина, любое бедро — что подушка. Вот сладко с ней было бы спать! Маг, опять же, в отлучке — самое время, чтоб подкатиться под круглый бок… Болтают, он и сам к ней когда-то хаживал…
Вот и съедь теперь с этого острова. И с работой тут хорошо, и баба в соседках — справная. Только за окном — опять не разбери Сатана, чего творится. Даже не хочется смотреть на мягкие кухаркины телеса, такой озноб дерёт!
Старик потёр колени, ткнул в оконный проём, слабо светившийся в темноте далёкой чернотой:
— Ты глянь лучше, чего на мосту-то, Малица!
— Да чё ж ты без валенок-то сидишь-то опять, дурень! Вот и ноют! — не унималась кухарка, доставая из кармана тряпицу. — Валенки я говорю…
— В окно грю, глянь!
— Да темно же совсем!
— Да ты глянь!
Кухарка прошлёпала к небольшому окну, забранному толстым пузырчатым стеклом, посмотрела, не разглядела ничего со свечного ослепу, распахнула створку.
Ветер тут же задул свечу, стало зябко и тревожно.
Малица поддёрнула рубаху, показав аппетитные лодыжки, высунулась едва не по пояс да и застыла так, торча в окне задом.
Бацлев, набравшись смелости, тоже просунул голову рядом с её горячим налитым боком. Заморгал, приглядываясь.
Тьма на дворе была плотной, сажевой, а у моста — пылала, как чёрный костёр. Мост высился невидимой преградой на её пути. А на мосту…
— Да подвинься ты! — старый Бацлев втиснулся рядом с кухаркой. — Кто там, на мосту, Малица, а? Верно, маг?
— Сбрендил, кукун? Маг — с бородой! — прошептала кухарка. — Да и в Лимсе он уж, поди, ночует. Глянь! Парнишка там, на мосту!
— И не боится? Ночь-то какая лютая! — пробормотал шорник.
— Иди-ка будить конюха, похоже, его мальцы озоруют! — Малица всунулась в комнату, распрямилась, отряхнула рубаху. — Иди, чего торчишь!
— Да ведь боюся я, — шорник с сомнением поглядел на дверь. — Маг-то уехал, а вдруг какая дрянь прячется за мостом?
— А парнишка-то как же? На съедение, что ли, сидит, а? — разъярилась вдруг Малица. — А ну побёг до конюха, старая жаба!
Она схватила со стола тяжёлую киянку и первая пошла в дверь.
Что оставалось шорнику, как не потянуться следом? А вдруг и нету там ничего? Ведь засмеёт потом чумная баба!
На небе не нашлось ни единой луны, но в свете дальней заречной тьмы стало понятно всё же, что на мосту — и впрямь свернулся в комок парнишка. Видно было, как ветер треплет его волосы.
