Исток - Московкина Анна (книги регистрация онлайн txt) 📗
— Но химера не отходит далеко от своего хозяина.
— Верно. Но с хозяином как раз таки понятно. Убил я хозяина.
— Цитадельца? — поразилась Айна. — У нас мирный договор.
— А у них, видно, нет. Иначе с чего бы ему на меня нападать. Вы, ребят, только помалкивайте пока, ладно?
— А с ней что делать? — Я ткнула пальцем в ведьмочку в руках брата, в сознание она пока не пришла.
— А я почищу ее. Утром она будет помнить только, как мы славно танцевали.
— Скотина! — резюмировала Айна.
— Спасибо, — поблагодарил Бренн.
В корчме мы долго врали, что пошли гулять и заблудились, будучи слишком пьяны. Чтобы выйти на путь истинный, нам пришлось протрезветь полностью, и теперь мы это дело желаем исправить. Хорхе с Катариной нам явно не поверили. Но выведывать прилюдно воспитание не позволило. Мы с Айной быстро надрались по второму разу, только сейчас уже целенаправленно.
Расходиться начали глубоко под утро. Хорхе, Айна и почему-то Лисса вызвались проводить меня до дома.
Не очень понятно, кто кого провожал. Лисса висела на Айне, Айна на мне, и всех нас вел Хорхе. Когда мы отвлекались во-он на ту травку: «Девочки, а давайте поваляемся, а то у меня ножки устали…», или на забор: «Спорим, я пролевитирую над ним тебя?», или на птичку: «Ух ты какая!! Давай чучелко сделаем!!!» — воин брал нас за воротники и тащил в сторону дома. Тащил так самозабвенно и молчаливо, что мы даже не сразу сообразили, что пришли к их с Айной дому. Покостерив пьяных вдрызг друзей (сейчас я даже Лиссу любила), я сообщила, что я трезвее (последнее слово вышло с четвертой попытки), и, развернувшись на месте, действительно отправилась домой. За мной увязалась пьяная Лисса, за ней сердобольная Айна, а Хорхе, тяжело вздохнув, поплелся за женой. В этот раз дорогу выбирала я, и мы как ни странно дошли. Наобнимавшись у порога моего дома (вздохи воина уже дошли до стонов), мы расстались.
Пока снег не укрыл землю плотным, не боящимся растаять от ласкового утреннего солнышка ковром, мы ездили по Велмании. За два месяца успели объехать всю южную границу и даже посетить знаменитый морской порт Алак-Грион. Мне думалось о прекрасных видах и улетающих в никуда чайках, о парусниках, уходящих в далекое море, и пиратах. Пьяниц было больше, нежели разбойников, грузчики ругались, как и полагалось грузчикам. Повсюду стоял терпкий кошачий дух, хоть топор вешай. Кошки выворачивались из-под ног, они не утруждали себя лишним мяуканьем — закормленные рыбой и корабельными крысами, эти кошки мнили себя все как одна капитанскими.
И верно, из пяти капитанов, с которыми мы говорили, у троих на руках были коты. А четвертый признался, что зверь дремлет в каюте — разожравшаяся тварь оттянула бы руки.
Нам удалось даже покататься на небольшом паруснике, только погода не благоволила: вымочив насквозь мелким соленым дождем брызг, разыгравшись, чуть не утопила.
После того как мы живыми выбрались на берег, Майорин прямо на пристани бросил вещи и куртку на доски причала, стянул через голову рубашку, отжал и, выпрямив руки, уставился на просоленную ткань.
— Пора встать на зиму, иначе мы либо утонем, либо замерзнем.
— Замерзнем по дороге, — успокоила я колдуна.
Его перекосило:
— Нет. Только телепортом.
Телепорт сожрал всю нашу наличность по моей вине. Майорин продал лошадь, этих денег как раз хватало, чтобы прыгнуть из Алак-Гриона в Вирицу одному человеку. Но…
— Мне этого жеребца брат подарил! — заартачилась я.
Ругался колдун так, что у меня уши горели, но сдался довольно быстро, понимая — с любимым конем я не расстанусь.
Тогда я не знала цены телепортов. Уже открыв глаза в Вирице, я начала задаваться вопросом, а на что мы будем жить.
Оказалось, не на что, а у кого… В Вирице у Майорина был дом, пустующий семь месяцев в году, но это был настоящий дом. Обжитый, любимый, заросший за лето паутиной и толстым слоем пыли. В большой горнице стояла дородная беленая печь, по ее широким бокам примостились две маленькие комнаты, в одной спал колдун, в другой раньше работал. Немало времени потребовалось, чтобы вынести оттуда вороха пергамента, стопки книг. Кроватью мне послужил длинный широкий ларь, на котором устроился тюфяк.
Через пару седмиц к дому прибилась тощая полосатая кошка, теперь коротавшая ночи у меня в ногах, свернувшись мохнатым колечком. Набежали мыши, тараканы. Дом стал совсем жилым, не пугая по ночам неестественной тишиной. Свой вклад сделал и колдун. Приятный, когда того хотел, молодой мужик притягивал женщин, и я первое время с замиранием сердца прислушивалась к происходящему в соседней комнате, теребя рукой подарок Сворна. На пятую ночь колдун сообразил, отчего я так краснею по утрам, и стало тихо.
Когда мы вышли из телепортационной башни, в Вирице уже выпал снег, а к декабрю его стало по пояс. Поговаривали, что ни к чему хорошему такая снежная и холодная зима не приведет.
Не пренебрегал колдун и моим образованием. Майорин утрамбовывал в меня знания, как капусту в бочку, для верности подминая ногой. Показав мало-мальски полезную или вредную травку, он спрашивал, знаю ли я ее. Если не знала, читал лекцию по применению и происхождению, если знала, то лекцию читала я. То же относилось к животным, нежити, нечисти, камням, минералам, металлам и прочему. Казалось, он делал это ненароком, между делом рассказывая исторические байки или затащив меня в какой-нибудь лес, где совершенно случайно под вон тем ракитовым кусточком почивала некая зубастая зверушка. Меня с ней знакомили, рассказывали, откуда зверушка взялась и чем кормится, а потом так же показательно ее убивали или драпали от нее. Не сразу я сообразила, что исторические байки идут в строго хронологической последовательности, а зверушки рассортированы по видам, классам и подклассам. Так, например, первые две недели наших шатаний по лесам нам «случайно» встречались только ящерные различных видов, потом они сменились летающими рептилиями. Зимой я же узнала, как из травок, изученных летом, можно варить замечательные снадобья, тоже между делом, второй рукой помешивая суп.
Иногда, слушая вьюгу за окном, я вспоминала Инессу, тоскуя по дому, но предложи мне кто вернуться, отказалась бы. Мне казалось, душу разорвало на части, одна хотела домой, вспоминала тихие инесские улочки, родителей, брата. Но я уже привыкла к шумной суматошной столице, где всегда было куда пойти, частенько я сидела вечерами в корчме, тренькая на одолженной у хозяина лютне. Сначала для себя, потом обзавелась слушателями. Днем ходила в дом болезни при храме Трех Богов, монахиням не нравилось, что я совсем не молюсь, но мои снадобья помогали лучше молитв, и они привыкли к моему присутствию на храмовой кухне. В корчме за вечер, бывало, я зарабатывала больше, чем в храме за седмицу, но дом болезни не бросала. Такому, с чем борются эти кроткие тихие женщины в серых рясах, не научат ни в одной школе, хотя образованным знахарям эти знания пошли бы на пользу. Уже после излома зимы дом болезни захватила лихорадка. Жар, рвота, холодный пот, после — язвы по всему телу и смерть. Не тронула болезнь только меня, хотя самые слабые умерли уже на четвертый день. Тогда я позвала Майорина. Монашки дико смотрели на меня, не хотели его пускать и на храмовую кухню, где больше пахло снадобьями, чем едой. Колдун осмотрел больных, поджал губы и задумался. В тот вечер я осталась в храме — сидеть с больными. Девушки, кто не метался в бреду, раздосадованно на меня шипели:
— Осквернил нашу кухню, а толку никакого.
— Зря пустили, а ты чем думала?
Я отмалчивалась, колдун вернулся задолго до рассвета, скинул кожух и отозвал меня на кухню.
— Принеси вот это. — Он бросил в меня узким свитком, а сам зашарил по полкам.
Я, с трудом разбирая торопливый неровный почерк, прочитала список. Кое-что нашлось на полках, кое-что у меня в сумке, за некоторыми травками пришлось бежать в лавку.
К полудню мы начали отпаивать больных, монашки неприязненно морщились — неразвитым магическим даром обладала только одна, но морщились все, догадываясь, что простое снадобье я бы и без колдуна сварила.
