Умри, ведьма! - Первушина Елена Владимировна (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Клайм, ну почему ты мне не помогаешь?
Клайм, ну почему ты тоже умер, если такой умный?! Клайм!!!
…Она плачет, как я тогда.
„А в замке ровно кто-то застонал, или ребенок заплакал!“
„Есть что-то, что не дает ей уйти…“
Ребенок в люльке.
„До самой могилы кнутом гнал!“
„Ты знаешь все, что нужно…“
„Дать то, что ему нужно…“
Даната! Колдун подсунул ей эту деревяшку, а она поверила, что это ее сын. Умно. Без ребенка она не уйдет. Чрево шеламское, да что ж я сделаю!?»
— Ведьма! Сейчас мост рухнет!
(«Выедымыа!..»)
Десси поворачивает голову и видит, как Дудочник протягивает Радке руку — требует пятую, последнюю, стрелу.
Десси хватается за штаны Карстена, с трудом поднимается на колени, кричит:
— Себя, Радка! Сначала себя!
(«Сыбяя, Рыадыкыа!..» — отдается у нее в ушах.)
Она так никогда и не узнает, как умудрилась девчонка понять ее слова, да и Радка никогда не узнает, что она поняла, но младшая сестрица ведьмы делает все так, будто сам Шелам нашептывает ей на ухо.
Радка берет стрелу, с усилием проводит острым краем наконечника по предплечью, макает кончик в выступившую кровь, передает стрелу Дудочнику.
Тот оттягивает тетиву, прицеливается, отпускает.
Птица бросается навстречу стреле.
Гортанный крик, последний всплеск белых крыльев, и птица (для всех — стремительно, для Десси — бесконечно медленно) падает в гигантский темный костер.
Карстен хватает Десси за плечо, рывком поднимает на ноги.
Они бегут по мосту. Спрыгивают на берег.
Десси падает на землю, прижимается к ней, отдает оставшийся огонь.
И снова чувствует пинок под ребра.
Она переворачивается на спину. Над ней, на фоне разметанных ветром грозовых облаков, возвышается Карстен.
— Что ты сделала с моим замком, ведьма? — спрашивает он сурово.
Десси улыбается. Ей приятно вернуться в мир обычных голосов.
— Не тревожься, доменос. Огонь потухнет, когда выгорит все белое колдовство. К человеческим вещам он не притронется.
Карстен недоверчиво хмыкает, отворачивается.
Десси встает с земли, отряхивает юбку.
На земле остаются два обугленных отпечатка ее ладоней.
Глава 16
Замок все еще полыхает, огонь гудит, но дым и жар остались над рекой, будто кто-то поставил им невидимую преграду. Победители собираются восвояси.
Десси отводит Радку в сторону.
— Я тебе еще кое-что сказать должна, — говорит она тихо и виновато. — Та привиденьица была Даната, Кузнецова сноха. Помнишь, мертвая женщина, которую с ребеночком разлучили? Гнешка рассказывала. Так вот, надо, чтобы ты знала. Она ушла оттого, что ты ей своего ребенка отдала.
— Как это? — ахает Радка.
— Когда стрелу в свою кровь обмакнула. Это магия и есть.
— И что со мной теперь будет?
— Родишь на одного ребенка меньше, чем должна была.
— А если он у меня всего один был?!
— Значит, никого не будет. Поверь, я бы все отдала, чтоб вместо тебя там быть. Только ничего не воротишь уже. Но знай, ты Данату от такой боли избавила, какую и вообразить нельзя. А мне, наверное, и отдавать некого было… — Последнюю фразу Десси бормочет себе под нос.
Радка кусает губы, уклоняется от руки Десси.
Карстен стоит достаточно близко и слышит все. Ему хочется схватить шеламку за плечи, потрясти как следует и крикнуть ей в лицо: «Как ты смеешь?! Что ты делаешь с нами?!» Но он сдерживается. Впереди еще осень, зима, весна, и им с шеламкой никуда друг от друга не деться.
По крайней мере пока.
Кали снова сбежал в город, и старый Глас в одиночестве бродит по избе, беседует с тараканами, иногда хватает два горшка и колотит одним о другой, пока оба не разлетаются вдребезги.
Даже сейчас, когда ни ума, ни памяти в нем почти не осталось, старая обида не дает ему покоя. Увели, огонь бурый, Силу шеламскую из самых рук вытащили! Разве ж он за нее по-честному не заплатил?! Заплатил же. Самого Хозяина Лесного не испугался, это вам как?! В самую темную ночь осеннюю в лес ходил и, когда Хозяин его нашел, не забоялся, чураться не стал, как вам это?! И договор свой выполнил час в час. На Лунев замок порчу наслал. Зачем-то замок этот Хозяину понадобился, это один Шелам ведает зачем. А Хозяин, как обещал, шеламца до смерти довел. Глас видал, как тогда от шеламца все шарахнулись. Как же! Тронешь его, он тебе Силу свою и сбросит. А ты потом душу лесу продавай, после смерти не к добрым людям, а к зверью да нечисти лесной уходи. Шарахнулись! Ровно мыши побежали. И Глас уже выйти был готов благодетелем. Силу забрать. Надо ж тебе, мол, помереть хоть спокойно, бедняге, — с копьем в горле разве жизнь? А тут эта дерьмовка рыжая возьми и сунься! Звали ее! Шуры-муры у нее, понимаешь! Так и пришлось благодетелю в кустах сидеть да ее вытье слушать. Хорош Хозяин, хорошо договор держал!
А потом пришлый этот колдун к Луням приперся. Глас и понять ничего не смог. Просто хватило его, шарахнуло по башке да и понесло куда-то. И вот бродит он теперь скотиной бессмысленной, а Сила, что своя, что шеламская, вся сквозь пальцы утекла. А знаете каково это — Силы лишиться! Да все равно что причинные места откромсать! И за что ему такое? За что?!
Хлопает ставень окна.
Глас вскидывает голову.
У окна стоит молодая женщина в длинной белой рубашке. Она простоволоса, на руках у нее — завернутый в белый платок ребенок. Ребенок смеется, тянет женщину за волосы, та осторожно гладит его ручку.
Глас кидается к печке, начинает шарить за нею, бормочет обрывки заклинаний.
Женщина сажает ребенка на лавку, подходит к колдуну, и ее белые прохладные ладони смыкаются на его шее.
Глас хрипит, безуспешно отбивается, потом затихает.
Кали возвращается вечером и закрывает остекленевшие глаза деда. Зажигает восковую свечу, садится за стол, подпирает голову руками.
Вот и прошляпил, пропала дедова Сила, утекла невесть куда! И даже выругаться как следует нельзя. Ночью, да еще при мертвеце — беды потом не оберешься.
Кали размышляет, как бы положить старика в гроб, чтобы никто не увидел его свернутой шеи. Увидят, так на кого подумают? Ясно на кого.
И еще о многом нужно подумать.
Кали смотрит на огонь свечи, поглаживает уродливый шрам на левой щеке, а за стенами дома разгулявшийся ветер полными горстями выдирает листья из крон деревьев.
Наступает осень.
Часть вторая
БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ
Осень
Побеждаешь потому, что позднее неприятеля устрашаешься, в этом вся тайна. Нет полководца, который не страшился бы за исход сражения, надо только припрятывать в себе этот страх как можно дольше. Лишь этим приемом пугаешь противника, и успех становится несомненным.
Глава 17
— Ведьма! Я брата потерял!
— Жаль.
— Ведьма! Я не шутки шучу! Мы в столице Рейна один раз чуть не у самых ворот из повозки вытащили. Он к чужанам удрать собирался!
— Ладно, а сейчас-то чего орать?
— Как это чего? Ищи давай!
— Я?
— А кто ж еще? На воду посмотри или в шар хрустальный. Есть у тебя хрустальный шар?
— Да откуда ж?
Разговор получался весьма примечательный. И не столько из-за слов, сколько из-за того, как стояли собеседники. А именно: Десси замерла коленопреклоненная и с тряпкой в руках посередине огромной замковой лестницы, а Карстен стоял у основания этой лестницы. Вот и получалось, он — маркграф и доменос — на ногах, но смотрит снизу вверх; она — на коленях, но стоит выше. Словом, картинка эта прекрасно отражала двоевластие, сложившееся по осени в Луневом Гнезде. Вернее, многовластие, поскольку Мильда также заявляла свои права на главенство, а Радка с Рейнхардом и вовсе отбились от рук.