Кадеты Точка Ру - Зервас Никос (книги без сокращений TXT) 📗
Дверь на веранду как-то скоро отворилась, и на верхнюю ступеньку выдвинулось колесико кресла-каталки. В нём сидел, завернувшись в клетчатое одеяло, широкоплечий парень в старом тельнике, инвалид с круглыми и будто даже радостными глазами. Лицо подполковника сделалось серым. Вася Дешовкин почти не изменился: всё та же глуповатая улыбка и россыпь родинок на лбу, уши большие и розовые, как прежде.
— Здрасте, товарищ капитан! — удивлённо и радостно сказал инвалид. — А мама на работу ушла. Я один остался!
— Здравствуй, Василий, — не сразу ответил Телегин. — Я теперь, брат, подполковник.
Он сгрузил тяжёлые рюкзаки на тропинку, начал было подниматься на крыльцо — но на полпути остановился.
— Слушай, тут такие дела… Я по делу приехал.
— Вы заходите, только у нас чай закончился!
— Нет, я лучше… послушай, Василий. Я приехал… гхм! — Подполковник прочистил горло и машинально оглянулся по сторонам.
— Вы плюйте, здесь ничего, — быстро сказал Вася.
— Нет, я… только ты выслушай меня до конца, — Телегин прислонился к перилам. — Я приехал попросить прощение.
— У кого? — испугался Вася. — Я на Вас не обижаюсь вовсе!
— У тебя, у тебя. И у матери твоей. Даже в первую очередь у матери.
— Она кричать на Вас будет, — сказал инвалид. — Она думает, что Вы мою жизнь сгубили, а это неправда. Знаете, она только вечером придёт, так что Вы проходите в дом, пожалуйста.
В рюкзаках Телегина нашлась пачка индийского чая со слоном. Васька почему-то страшно обрадовался и чаю, и в особенности сгущённому молоку.
— Ой, сколько у Вас разного, товарищ подполковник! — восхищённо прошептал он, глядя на рюкзаки.
— Тебе привёз, гостинцы из Москвы.
— Нет-нет! Вы не оставляйте, мама всё равно продаст! — испугался Василий, ёжась в инвалидном кресле. — Она продаст и водки купит. Вот мне баночку оставьте… или две баночки. А остальное лучше заберите, товарищ подполковник, прошу.
Они выпили чаю, потом Вася притащил свой «военный» альбом — не дембельский, конечно, потому что Вася до дембеля не дослужил, а загремел за полгода до конца службы в больницу с переломом позвоночника в поясничном отделе — именно туда с бешеной силой пнул его разъярённый Телегин за то, что Вася промочил последнюю пачку сигарет…
— А здеся — Вы, товарищ подполковник! — радостно объявил инвалид, переворачивая очередную страницу.
Телегин чуть зубами не скрипнул: с фотографии горделиво поглядывал самодовольный тип с усиками и наглыми светлыми глазами, стройный и мускулистый капитан.
— Это мы с вами в Косово! — улыбался Вася, листая альбом. — У меня ещё одна ваша фотография была, где Вы на танке сидите. Только её мамка порвала. Она на Вас очень злая была!
— Она пьёт? — прямо спросил Телегин. — Когда она стала выпивать?
— Ну да, не помню, — Вася покраснел и замолк, а потом всё-таки ответил: — Ну когда я вернулся из больницы, крепко начала. А раньше — так, помаленьку.
Валентина Дешовкина, крупная грубоватая женщина с дурно крашенными волосами, с морщинистыми губами и набухшими веками, сильная и своенравная, — за что звали её в Дешовках Маркизой — вернулась домой раньше обычного. В магазине погас свет, и пришлось закрывать кассу уже в четыре часа. Поначалу, завидев на кухне незнакомого мужика — по всему видать, военного, — она решила, что к Ваське приехал кто-то из старых друзей по десантуре. Даже обрадовалась, решила, что будут отмечать встречу, поминать погибших, вот и она посидит с мужиками. Только потом — уже когда присела к столу — точно пелена свалилась: это был он!
Валентина так и замерла на стуле, опустив глаза в скатерть. А он сидел как ни в чём не бывало, и молчал, и пил горячий чай, шумно выдыхая поганым своим носом.
Она вдруг поднялась, небыстро и тяжело. И, бешено ворочая глазами, выкрикнула:
— А чё ты пришёл-то, а? Ты чё пришёл, гад?!
И бросилась через стол, ногтями в лицо, раздавить и размазать, вырвать поганые усики… Васька закричал и задёргался на коляске, пытаясь обогнуть поехавший на сторону стол, с которого вмиг посыпались чашки. Валентина, с силой навалившись на Телегина, вцепилась ему в волосы и тянула книзу за воротник. Стервенея, она что-то кричала, ей всё казалось, что сейчас он отбросит её, и подскочит, и тоже начнет бить, а потому, каждым мигом дорожа, рвала и кромсала ненавистное лицо подполковника:
— Га-ад, гад! На тебе, вот, вот! Не-на-вижу!
А Телегин только вдавился в стул, да немного голову пригнул — а руки хоть и поднял, но точно маленький, не мог защищаться — так и болтались они, немного дёргаясь от рывков и ударов. Наконец Васька подкатил кое-как, надавил колесом:
— Мама, мамочка! Не надо! Он прощения просил! Валентина, заслышав голос сына, вдруг отскочила, как ужаленная. Телегин сидел, хлюпая кровавым пузырём, усы его были мокрые и гадкие. Страшнее всего был глаз, который показался Валентине глазом мертвеца, остекленевшим и безразличным.
— В-вы простите… — прохрипел Телегин. — В-вы правильно на меня. Всё-всё правильно.
Когда он заговорил, из губы потекла яркая тонкая струйка, прямо на тельняшку. Валентина посмотрела на свои руки, потом зачем-то резко отодвинула на край плиты кипевший чайник и выбежала из комнаты. Уже от порога крикнула:
— Уходи! Васька, пусть уходит… Гад! Дверь хлопнула и стало очень тихо.
— Товарищ подполковник, простите нас, пожалуйста… — виновато запричитал Василий.
Но Телегин несколько минут сидел без движения, потом неожиданно легко встал из-за стола. Шмыгнул окровавленным носом и посмотрел на Василия почти счастливо:
— Вася, всё правильно, дорогой. Мне от этого легче будет, понимаешь?
— Она к Людке побежала, — вздохнул инвалид. — Теперь напьётся. Когда злая, потом всегда пьёт.
Василий вновь посмотрел на Телегина виновато:
— Товарищ подполковник, я на Вас ни капли не обижаюсь. Только Вам и правда лучше уходить. Не злите её, она как дурная будет. Она Вас ужасно ненавидит. И проклинала Вас, и даже ходила к одной бабке, чтобы Вам какое-нибудь зло наколдовали. Не простит она, поймите.
Телегин несколько минут стоял молча. На Васю не смотрел. Тихо сказал, глядя в сторону:
— Ты прав, мне лучше уйти.
Василий обрадовался, заёрзал в своей каталке:
— От греха, от греха подальше, товарищ подполковник. Она, когда пьяная, себя не помнит. Только банки, банки заберите. Пропьёт. Жалко будет.
Телегин кивнул. Поднял с пола рюкзаки и вышел.
Совсем рядом с домом Валентины Дешовкиной, всего-то через дорогу, неприятно чернел заброшенный дом с давно провалившейся крышей, с окончательно сгнившим двором для скотины. Волоча рюкзаки, отставной подполковник Телегин перешёл дорогу и, оглядевшись, направился в сторону заброшенного дома.
Дом стоял в зарослях высокой, в человеческий рост, крапивы.
До захода солнца Телегин успел полностью расчистить от хлама чуланчик в нежилой части дома. Видимо, раньше здесь была кладовка — до сих пор под крышей торчал обломок коромысла, почерневшее прясло валялось в углу. Над чуланчиком даже сохранилась крыша, и, если закрыть дверку, становилось почти уютно. Одна находка даже позабавила Телегина: в стену был вбит гвоздь, а на гвозде как ни в чём не бывало висел здоровенный железный ключ — грубый, с широкой бородкой и мощным кольцом. Он поблескивал себе слегка и, казалось, спал крепким сном, точно не догадываясь, что хозяева давно померли либо съехали вон, да и хозяйство развалилось, и даже избы и той уже практически не было.
Телегин зачем-то снял с гвоздя ключ и долго держал его в руке. Он подумал о том человеке, который когда-то вешал этот ключ на гвоздь, не подозревая, что делает это в последний раз. Подполковник посидел ещё немного, облизал солёные от крови губы, потом опустился на доски рядом с рюкзаками, накрылся развёрнутым тентом палатки и удивительно быстро заснул.
Старые десантники спят чутко, а тем более подполковники в отставке. Около двух часов пополуночи Телегин раскрыл глаза и, не шевелясь, прислушался. Так и есть, на дворе едва слышно чавкнула грязная жижа и хриплый голос шёпотом выматерился. Телегин осторожно просунул руку под куртку, вытащил десантный нож.
