Клочья тьмы на игле времени - Парнов Еремей Иудович (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Ночное небо тускло серебрится,
На всем его чрезмерности печать.
Мы - далеко, мы с ним не можем слиться, -
И слишком близко, чтоб о нем не знать.
Звезда упала!.. К ней спешил твой взгляд, -
Загадывай, проси в мгновенья эти!..
Чему бывать, чему не быть на свете?
И кто виновен? Кто не виноват?
Мирхорст вышел, не доезжая остановки до вокзала на Александерплац. Прошел пешком до Мариан-Кирхе. Остановился перед порталом. Звездный свет фосфорился на башенном шпиле. Улица была слабо освещена. Липы еще не облетели. Смутно вырисовывались очертания средневековой фрески. Ночь растворила краски. Только темное и светлое. Ночная тень и холодный ночной блеск. «Пляски смерти». Работа неизвестного мастера. Поражают размеры фрески. В правом верхнем углу вы видите…
Поднялся по ступеням. Захотелось очутиться в гулком сумраке храма. На звонких плитах его, под далеким невидимым сводом. Захотелось увидеть отблеск витражей на холодной и гладкой бронзе купели.
Прочь городские заборы, в снежные выйдем просторы,
Не страшимся ни грома, ни тьмы,
Даже смерть встречаем смехом мы.
Протопал через улицу отряд Гитлерюгенд. Ночь раскололась на синие, быстро тающие глыбы. Остались одиночество и сумрак. Опасный сумрак.
Он сел в трамвай и поехал домой. Отказался от ужина. Сказал жене, что хочет немного поработать. Она принесла ему чай с поджаренным хлебом прямо в кабинет. Он сделал вид, что углубленно размышляет над толстым томом «Анналов физики». Когда все в доме затихло, он прилег на диван. Так и уснул одетый. Встал раньше всех. Побрился. Выпил стакан молока и отправился в библиотеку…
…Он не мог больше читать. Собрал книги. Отдал их. Почти бегом спустился по лестнице. Плащ застегнул уже на улице. Нервная тревога эта накатила на него в читальном зале. Она нарастала, раскачиваясь, как взбесившиеся качели. Гнала его куда-то по тихим, разгорающимся в солнечном восходе улицам. Он сходил с тротуара и обгонял прохожих, с хрустом раздавливая сухие утренние льдинки.
У маленького кабачка, где он теперь обычно обедал, резко остановился. Толкнул дверь. Где-то вверху жалобно звякнул колокольчик. Раздраженно поведя вытянутой рукой, раздвинул грохочущую бамбуковую занавеску. Лысый кабатчик с толстыми и лиловыми от сетки лопнувших капилляров щеками до горячего блеска натирал латунную стойку.
– Доброе утро, господин профессор. Вы сегодня ранняя пташка! Есть айсбейн из копченых ножек. Только что приготовили. Могу порекомендовать еще превосходные селедки «Бисмарк» в маринаде. Если угодно…
– Да, да, благодарю вас… Вы не разрешите воспользоваться вашим телефоном?
– Прошу сюда, господин профессор, - сказал кабатчик, приподымая стойку. - Прямо по коридору. Сразу после кухни.
Мирхорст прошел сквозь плотное бульонное облако, просачивающееся из щелей в кухонной двери. Допотопный телефон с деревянной трубкой и микрофоном, напоминающим рожок, висел на исписанной карандашом стене. Нашарив выключатель, Мирхорст зажег тусклую, покрытую пыльной паутиной лампочку.
Долго не соединялось. Позвонил еще раз. Гудки сразу оборвались.
– Алло! - нетерпеливо прокричал Мирхорст в потрескивающую тишину.
– Не приходи домой, Вольфганг! Не при… - трубку бросили на рычаг. Жена кричала так… Он никогда в жизни не слышал, чтобы она так кричала…
Длинная черная змея скользила в серебрящейся на утреннем солнце траве. Вместе с подружками в священную рощу пришла Эвридика. Сбросив одежды, играли они на поляне. Смеялись румяные, запыхавшиеся, мокрые уже от росы.
Змея ужалила Эвридику в ногу. И Орфей был далеко, когда умерла Эвридика.
– Уже поговорили, господин профессор? Так как же насчет айсбейна? С чесноком!
Он покачал головой. Сосредоточенно нахмурился и, сунув руки в карманы, пошел к двери. Потом вдруг опомнился, повернулся к удивленному кабатчику и, попытавшись улыбнуться, сказал:
– Благодарю вас, Иоганн. Я еще не голоден. Как-нибудь в другой раз. Возможно, я зайду днем.
Он позвонил еще раз из автомата, но телефон не отвечал. Тревога сама собой вдруг улеглась. Осталось лишь тупое недоумение. Он был совершенно растерян и не знал, что делать дальше. Мысленно он давно ко всему приготовился, но такого почему-то совершенно не предусмотрел. Ужасно глупо. Ему и в голову не приходило, что за ним придут, когда его не будет дома. Что же делать теперь?
Позвонил опять. Долго вслушивался в прерывистые гудки. Медленно повесил трубку. Монета с лязгом упала вниз. Но он не вынул ее. Сохраняя все то же сосредоточенное и растерянное выражение лица, вышел из кабины.
В тот день началась его трамвайная эпопея, закончившаяся в маленькой комнате со спущенными шторами.
Пешком он дошел до центра. Миновал оживленный перекресток Фридрихштрассе и Унтер-ден-Линден. Люди спешили куда-то. Никому ни до кого не было дела. А он подумал, что за ним могут следить. Обернулся и остановился. Его обходили равнодушно, не глядя, автоматически поворачиваясь боком.
Немного успокоился. Какой смысл им следить за ним? Раз они уже явились к нему домой, давно бы арестовали, если бы знали, где он находится…
Остановил такси. Секунду смятенно размышлял. Вспомнил, как стоял ночью перед «Плясками смерти». Велел ехать к Мариан-Кирхе. Проносились за окном облетающие деревья, серые стены домов и стены домов из ядовитого темно-малинового кирпича. Ехать было хорошо и покойно. Неторопливо думалось…
«На банковский вклад, наверное, уже наложили арест, - размышлял он под неторопливый стук счетчика. - Деньги, пожалуй, следует приберечь».
Вылез из машины невдалеке от церкви. Подождал, пока такси уедет. Перешел на другую сторону улицы и направился к трамвайной остановке.
Маршрут № 41. Узкая темная Софиенштрассе. Налево огромный универсальный магазин Вертгейма. Розенталерштрассе и Розенталерплац. Здесь его недавно жестоко избили. Зеерштрассе. Деревья. Дома. Длинная красная ограда. Тюрьма Тегеле.
Легкая усмешка: приехали!
Он доехал до круга. Пересел в другой вагон и поехал обратно. Слез на Розенталерплац. Маршрут № 68. Виттенау. Северный вокзал. Больница. Остановка за остановкой. Люди входят и выходят. Конечная! Герцберге! Дом умалишенных. Инъекция фенола.