Владычица Безумия - Ли Танит (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
— Ничего. Но она принадлежала только ему. Может ли вино воззвать к кувшину: «Мама, мама!» — когда уже выпито? Она была моим кувшином, а вино выпил Азрарн.
Но время шло, и луна исчезла за деревьями. Любовников снова поглотила кромешная тьма, живая, словно дыхание большого зверя.
И внезапно тихий и осторожный, как стук в дверь, перед ними загорелся свет. Азрарн не хотел быть невежливым — ведь они с Чузом заключили договор. И потому предупредил о своем появлении.
Он возник сразу вслед за светом, озарившим поляну. Его черная фигура неподвижно застыла над ними, словно призрак из ночного кошмара.
И, как незадолго до того Совейз, явившийся демон спросил:
— Догадываешься ли ты, что тебя ждет?
— Думаю, что да.
— Согласен ли ты на это?
— Мы договорились, — просто ответил Чуз.
— Азрарна, — сказал демон.
— Это не мое имя, — ответила она.
— Это твое имя, — возразил Азрарн. — Азрарна, что ты намерена делать теперь, когда он оставит тебя? Я не проявляю заботу, мне просто любопытно.
— Подавись своим любопытством, — беззлобно ответила Совейз. — Я последую за ним.
— Быть посему. А теперь я скажу тебе, за кем именно ты последуешь. Доныне он был человеком, прекрасным юношей, часто творившим разные выходки, о которых он любил говорить, что это — просто его безумства. Но, следуя нашему соглашению, он готов выдержать то, что я назначу. Итак, он должен будет уравновесить собственный титул и власть, данную ему над безумием. Князь Безумия должен стать отныне безумен. Действительно безумен, таков, каковы все безумцы. Он будет стонать, плакать, нести околесицу и раздирать себе лицо ногтями. Он будет больше подобен зверю, чем любой осел или шакал. Он станет отверженным в любом людском племени — и мишенью для насмешек среди всех иных племен. Для демонов он уподобится новой игрушке, забаве, которая, впрочем, всем быстро наскучит. Отныне он не Князь, не Повелитель и не маг. Безумный и отверженный, одинокий скиталец по равнодушному лику земли. Ибо, как бы ты не отрицал это, земной мир равнодушен к тебе, о Шут-при-Свете-Дня, точно так же как он равнодушен к Повелителю Ночи. Но свет дня не сумеет защитить тебя. И эту казнь придется тебе нести ровно одну человеческую жизнь, пока смерть или чья-нибудь рука не нанесут тебе последнего удара, еще более подлого, чем ты сам. Только тогда Чуз снова станет Чузом. И, если ты принимаешь все это, то быть посему. Если же тебя что-то не устраивает, то мы можем придумать новую казнь.
— Дорогой мой! — с преувеличенным воодушевлением воскликнул Чуз. — Что же еще может так притягивать меня, как попытка прожить — всего лишь одну человеческую жизнь, так невероятно мало! — прожить это время так, как живут все мои дети. Я буду просто счастлив!
— Отлично, — сказал Азрарн. — В таком случае будь счастлив.
— Нет, — сказала Совейз. Голос ее звучал холодно, и холодной была рука, которой она схватила запястье возлюбленного. — Ты — Олору. Ты мой. Ты не можешь вот так оставить меня только по его приказу. Какое тебе дело до его развлечений?
— Он оставит тебя, — сказал Азрарн. — Он любит мои развлечения.
— Тогда он тоже предаст меня, как предал ты! Чуз, ты слышал, что я сказала? Если ты подчинишься ему, я буду считать, что это твое собственное желание!
Но лицо Чуза оставалось на удивление спокойно.
— Точно так же, как жизнь людской плоти прерывает смерть, — сказал он, обращаясь к Совейз, — так и бессмертные имеют свои пределы. На этот раз умру я. Он — он умирал уже неоднократно. Когда-нибудь одним прекрасным днем — ох, прости, конечно же, ночью, — ты, не-брат, вспомнишь, как это все было. А сейчас Олору говорит тебе, любовь моя: среди всех звезд, всех цветов, всех песен земли, Нижнего Мира и Верхнего, ты — самая прекрасная, самая желанная, самая лучшая. Чего же нам с тобой бояться? Придет время, и мы встретимся вновь.
С этими словами он повернулся и пошел прочь, в темноту еловых лап и черных стволов. Он уже исчез за деревьями, когда ветер донес ликующий ослиный крик, а за ним — стон и треск ломаемых веток. Птицы, мирно спавшие в своих гнездах, взвились вверх и в панике разнеслись во все стороны от страшного места.
И тогда Азрарн, все это время стоявший и глядевший вслед Чузу, проговорил:
— Я удовлетворен. По крайней мере, сейчас.
Искоса взглянув на дочь, он добавил.
— Ну, ты видела, в какую сторону он ушел. Птицы укажут тебе путь, если ты все еще хочешь следовать за ним.
Она молча встала и пошла туда, где еще кружили испуганные обитатели древесных крон. Поравнявшись с Азрарном, она произнесла единственное слово Нижнего Мира, которое дрины, искусные кузнецы царства демонов, иногда пишут на стенах домов соседей.
— Отныне я буду звать тебя только так, — добавила она. — Ибо ты и есть то самое.
— Во имя твоей матери, — отозвался он, — я сдерживаю сейчас мою руку. Но рано или поздно настанет полночь, когда ты захочешь получить этот полный отеческой любви подзатыльник.
— Не раньше, чем все раки охрипнут от свиста, моря станут травой, а трава — огнем. Не раньше, чем боги спустятся на землю, чтобы целовать следы смертных в дорожной пыли. Вот тогда я приду. Быть может.
Азрарн не произнес больше ни слова. Она тоже. Она и так сказала более чем достаточно.
Повернувшись, она поспешила догонять Чуза, призывая его, словно потерявшийся в лесу напуганный ребенок.
Часть третья. СПРАВЕДЛИВОСТЬ НЕСПРАВЕДЛИВА
1
Безумие в той или иной форме всегда существовало на земле. Появившись впервые, оно еще не имело имени — равно как и множество других вещей. Но вскоре люди, дававшие имена каждой травинке, каждой живой твари, каждому проявлению жизни, изобрели имя и для него. И после того, как у безумия появилось имя, у имени появилась Суть, которая в свою очередь была названа Повелителем Чузом, и с тех пор так стало, и с тех пор так было всегда.
И теперь он стал частью самого себя. Так, как сказал Азрарн. Лишенный отныне своей привлекательности. Лишенный даже своей двойственности — половина на свету, половина в тени, подобно безумной луне. Обретший форму того извечного страха, того «оно», присутствие которого заставляет спрашивать на пороге двери, не открывая ее: «Кто там стучит и сопит так громко?» Даже звери боялись его теперь, даже лес содрогался при его появлении. Оно брело через рощи и болота, поднималось на холмы и продиралось сквозь кустарник. Небо посветлело в предчувствии зари. У поваленного дерева оно остановилось передохнуть. Выйдя из леса, оно оказалось на деревенской улице, и тогда в него полетели камни, а некоторые мужчины взялись за копья и стрелы, торопясь прогнать чудовище. И чудовище, стеная и хныча, пробежало через деревню и скрылось в полях. На его шкуре осталось немало ссадин, оно даже получило несколько ран, но ни одна из них не могла считаться смертельной, ибо конец был пока что еще очень далеко. Разве не обещал Азрарн ему все это?
Безумие сделалось безумно. По-настоящему безумно. Безумное царство Чуза выворачивалось теперь ему своей изнанкой. А на изнанке были крики, стоны, порывы убить себя или кого-нибудь другого. На изнанке каждый день ожидался как конец света, каждая новая заря наливалась кровью, а каждый человек становился зверем. Это была та часть его царства, что проносится по земле всеиссушающим ветром, бурей, сметающей все на своем пути.
Впрочем, безумие давно царило в этом мире. И кто бы мог сказать, что когда-то было иначе? Все эти басни о Золотой Эре, о всеобщей любви, о Святой Невинности годились всегда разве что для детей и старых дев. Да, безумие и людской род всегда шли рука об руку по плоскому лику земли. Просто они не любили смотреть друг другу в лицо.
А в деревушке, где еще час назад раздавались крики: «Кто это так громко стучит и сопит у дверей?» — и матери поспешно уводили детей в дома, а отцы брались за оружие, теперь слышалось удивленное: «Кто эта прекрасная девушка?» И люди, как безумные, таращились из окон и выглядывали в двери.
