Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон (лучшие книги .TXT) 📗
Приценились сначала к Ниларье – амуши-продавец сказал, что уступит девчонку, если от нее откажется покупатель, который успел раньше. А потом и к Дирвену, но тут уже Шевтун проворчал, что его слуга не продается.
Группа двинулась дальше, разглядывая товар. Дирвен смотрел им вслед и в деталях, по пунктам, как учили в школе амулетчиков, запоминал: во что одеты, как держатся, каким образом у людей повязаны одинаковые шарфы с красной вышивкой. Когда он отправится на разведку в Эгедру, все это ему понадобится, чтоб не выделяться среди местных.
Договорившись на завтра насчет сделки, они тоже пошли прочь. Из клетушек под навесами пахло хуже, чем в запущенном зверинце: мочой, пропотевшей одеждой, испражнениями, рвотой, гниющими фруктами, еще какой-то съедобной тухлятиной… Поганое местечко. Дирвен уже в который раз помянул недобрым словом Рогатую Госпожу, которая подстроила, чтобы он угодил в эту крухутакову задницу.
Тирсойм «Беглец» Ружевальд, или Тирсойм «Беглец» Гулдон, встретился Нинодии, когда она ковыляла с тростью по бульвару Красных Перчаток. О том, что он Гулдон, Нинодия лишь недавно узнала: раньше незаконнорожденный отпрыск маркиза данг Ружевальда носил самовольно присвоенную аристократическую фамилию. Но Ружевальды были из тех, кто поддержал узурпаторов – со всеми вытекающими последствиями, и Беглец решил, что быть выходцем из простонародья тоже неплохо. Он балагурил и пел душещипательные городские баллады в ресторанах средней руки, развлекал гостей на свадьбах, выступал на ярмарках. Плутовато-печальное круглое лицо с ямочками на щеках, черная нитка усиков над верхней губой, хрипловатый баритон, слегка надтреснутый, но приятный. В любое время суток слегка подшофе, неизменная деталь костюма – старомодный бант на шее.
Тирсойм, хоть и Беглец, от топляна не убежал. Гуляки, которых он веселил на загородном пикнике, устроились на речных мостках, свесив ноги. Вдруг из воды с тихим всплеском высунулась мокрая черная голова размером с лошадиную, вытянутая, безглазая, в торчащих наростах, похожая на всплывшую корягу – и цап его за ботинок. В компании был студент Магической Академии, который не растерялся и ударил заклятьем, так что топлян убрался ни с чем – не считая половины беглецовой ступни.
В первый момент Нинодия его не узнала: вроде бы это он идет навстречу по аллее – его физиономия, его повадки, его комично повязанный бант… Но почему без трости, и вышагивает, словно с ногами все в порядке, разве что на правую чуток припадает?..
Она так и впилась в него недоуменно-жадным взглядом. Ружевальд-Гулдон тоже уставился на нее и отвесил шутливый поклон:
– Нинодия, ты ли это?.. Ну, ну, я слышал, что с тобой приключилось… Пропустим по стаканчику, за встречу?
Беглец был не дурак «пропустить по стаканчику» за чужой счет, но Нинодия сразу согласилась: надо выспросить, кто и как ему помог.
Завернули в ресторан «Пьяная бабочка» – один из тех, где Беглец пел по вечерам, так что налили ему бесплатно, и ей не пришлось раскошеливаться за двоих.
– Бартогский протез, – доверительно пояснил он, когда Нинодия пристала с расспросами. – Только тсс, никому ни слова! Дорогущие штуки, нашему брату не по карману, но этот – новая конструкция, раньше таких не делали. Изобретатель приехал в Ларвезу, чтоб испытать его подальше от конкурентов. Удобная штука, внутри амулет, который надо менять раз в три месяца. Можно и без него, но когда с амулетом – ну, как будто нога целиком своя, даже сплясать могу! Этот парень меня нанял, чтобы я испытал его приспособу, каждый день хожу к нему и все в подробностях рассказываю. Ох, и дотошный… Зато, когда испытания закончатся, этот протез достанется мне в собственность, такой у нас уговор. Он и других добровольцев искал, но пока никого подходящего не нашел, вот и наседает на меня со всей своей профессорской дури…
– Для испытания протезов? – севшим от волнения голосом вымолвила Нинодия.
– Ну! Может, знаешь кого или сама захочешь? Мороки в этом деле – чворку не съесть, крухутаку не склевать, все ему расскажи, и какие ощущения утром, и какие через час, и какие через два часа, и как нога себя вела, после того как ты на толчке посидел, и меняются ли ощущения в зависимости от того, что ты скушал на завтрак и сколько принял на грудь вечером… Хоть башкой о стенку бейся, ему хоть бы что, знай себе выпытывает и в тетрадку по датам записывает. Врать тебе не стану, не всякий согласится, но если вдруг чего, я проставлюсь. Он мне обещал потом два амулета для протеза задаром отдать, если еще кого-нибудь приведу.
– Проставляйся! – выдохнула Нинодия. – Я согласна, если на тех же условиях.
– Не передумаешь? – спросил Беглец, как будто не смея поверить своей удаче. – Мороки же будет чворку не съесть, я тебя по-честному предупредил…
– Не передумаю, все равно у меня нынче никаких срочных делишек. Когда меня к нему отведешь?
– Хоть сегодня поехали. Я туда после обеда собираюсь, для ежедневного научного отчета. С этим профессором чесночной похлебки всякий раз по три часа потеряешь. Он еще и пуганый, конкуренты из Бартоги ему за каждым углом мерещатся. Рассказывал, его там чуть не пристукнули, чтоб изобретению хода не дать, он же форменный переворот на рынке устроит.
– Да согласна я, согласна. Поехали, чего откладывать.
– Я тебя предупредил, что он за фрукт. И не обессудь, если не подойдешь, – Беглец озабоченно наморщил лоб – он привык к выразительной театральной мимике. – Такие дела, этот изобретатель уже готовые протезы с собой привез, и надо, чтоб они по размеру сгодились. Примеришь волшебные туфельки, тогда и станет ясно…
Тут он замолчал, потому что с улицы ввалилась компания молодых магов в испачканных штукатуркой мантиях – где-то в окрестностях завалы разбирали, сортировали мусор к вечерней транспортировке. В небольшом зале сразу стало тесно и суматошно, хотя еще мгновение назад в воздухе безмятежно плавали, сияя на солнце, золотые пылинки, да тихо поскрипывал старый буфет в углу, как будто сам с собой разговаривал в полудреме.
На шум вышла хозяйка, новые посетители заказали обед. Нинодия сидела, отворотившись: она-то при узурпаторах не слишком бедствовала, Дирвен даже распорядился, чтобы ей продолжали выплачивать государственную пенсию за увечье, и домишко ее погромщики не тронули – а нынче находились такие, кто ставил это ей в упрек.
– Ишь ты, и господа приспособленцы сюда пожаловали, – с неприязнью бросил один из магов. – Надеюсь, они тут не задержатся?
Беглец съежился: бывало, что он пел для королевских амулетчиков – на еду зарабатывал, а куда ему было деваться? Но от этих сочувствия не дождешься, они во время смуты сполна хлебнули: кто в катакомбах прятался, кто валялся, избитый, в тюремной камере на гнилой соломе, иные близких потеряли. Нинодия была лично знакома с Шеро Крелдоном и Суно Орвехтом, с обоими переспала в молодые годы – это что-нибудь да значит, но поминать их не стала, вместо этого произнесла смиренно и примирительно:
– Мы сейчас уйдем, судари, не будем вам мешать. Вы уж имейте снисхождение к двум калекам! Не от хорошей жизни мы приспосабливались, сами видите – я на сносях и, почитайте, без ног, его тоже всяк обидит… За что же нас бранить, если и без того на нас, убогих, весь мир ополчился?
Вроде бы ей удалось затронуть нужные струнки: маги начали рассаживаться за двумя сдвинутыми столами, не отпуская больше замечаний в их адрес. Впрочем, нет, мрачноватый черноволосый парень все-таки высказался:
– Тьфу, бывают же пролазы, которые везде неплохо устроятся, да еще жалуются, что на них весь мир ополчился! Вот если бы сюда забрел кто-то, на кого мир и впрямь ополчился, сразу бы разницу заметили…
Нинодия струхнула, но, против ожиданий, остальные своего товарища не поддержали, наоборот – зашикали на него:
– Грено, опять!..
– Дурной Глаз, следи за языком!
– Мы же пообедать пришли, а если заявится кто-нибудь, про кого ты сказал, обед под вопросом…
