Белая Башня. Хроники Паэтты. Книга I (СИ) - "postsabbath" (е книги .txt) 📗
- Что ты тычешь пальцем, как деревенщина? - шикнул на Бина Кол, который, конечно, тоже никогда до этого не видел чёрных людей, но сумел сохранить невозмутимый вид.
К счастью, в Кинае жители настолько привыкли к самым разным приезжим, что выходка Бина не произвела какого-то особого впечатления. Но сам парень, конечно, густо покраснел. Мы помним, насколько он болезненно относился к своему имиджу, а образ рыцаря, разевающего рот при виде диковины, явно не соответствовал тому представлению, которое Бин пытался составить у окружающих о себе.
Какое-то время отряду пришлось пробираться через многолюдные улицы, иногда даже расталкивая густую толпу. Пару раз приходилось спешно вжиматься в стены, когда мимо проносились всадники, не слишком-то заботящиеся о безопасности прохожих. В какой-то момент Бин понял, что, несмотря на внешнюю похожесть, Кинай всё-таки отличался от Латиона какой-то развязностью, суматохой, даже некоторой бестолковостью. Но удивительным образом это почему-то не портило город, а наоборот - придавало ему своеобразный колорит.
- Площадь Примирения! - выдохнула вдруг Мэйлинн, когда они вышли на довольно широкое пространство, окаймлённое двух- или трёхэтажными домами.
Действительно, оглядевшись, даже Бин узнал эту площадь, о которой впервые услышал в тот памятный день, когда они с Мэйлинн шли по жаркой пыльной дороге, унося ноги от разъярённых жителей Пыжей. Уникальная особенность этой площади была заметна сразу: два храма - не слишком высокая стройная башенка арионнитов, как обычно, стилизованная под белоснежный рог единорога, и приземистый даже на фоне окружающих невысоких домов храм Асса, резко выделяющийся черным цветом камней. Расстояние между этими двумя храмами не превышало и сотни шагов. Теперь, побывав в Кинае, Бин понял, что только в этом городе могло возникнуть такое удивительное соседство: в городе, где каждый жил, не уча жить других.
Однако, не слишком приметный памятник, к которому непроизвольно направилась Мэйлинн, всё же говорил, что не всегда жители славного Киная отличались подобной толерантностью. Памятник Ирвину Кинайскому, тому самому, что стал основоположником протокреаторианства, и который был жестоко убит на этом самом месте.
На постаменте стоял человек, воздевший лицо к небу и раскинувший в стороны руки. А по рукам его, оплетая тело, вились с одной стороны черные, а с другой - белые ленты, то ли связывая Ирвина, то ли поддерживая его под руки. Эти черные и белые ленты были похожи на две толпы прихожан, что разорвали тело несчастного богослова. Они словно тянули его руки каждые в свою сторону. И лишь две тоненькие ленточки, каждая со своей стороны, протянулись друг к другу, соединившись на груди Ирвина как раз в области сердца. Именно так в его сердце родился образ Первосоздателя. В месте переплетения чёрной и белой лент возникла небольшая золотая Сфера - последний компонент триединства протокреаторианства.
Как мы знаем, Мэйлинн была протокреаторианкой, поэтому для неё созерцание этого памятника играло важную роль. Подойдя к самому постаменту, лирра молча застыла, вглядываясь в исполненное муки лицо Ирвина Кинайского, пытаясь понять - были ли то муки боли, либо муки творения. Через несколько секунд и Каладиус, так же исповедующий веру в Первосоздателя, встал рядом с ней. Остальные друзья остались в нескольких шагах позади, но каждый из них был впечатлён величественностью и трагичностью фигуры богослова.
Постояв у памятника несколько минут, Каладиус легонько тронул Мэйлинн за руку, и та, словно очнувшись от какого-то транса, кивнув, двинулась вслед за магом. Остальные направились за ними, не смея нарушить мыслей, которыми, надо думать, полнилась сейчас голова лирры.
Кинай был большим городом, и, хотя путешественникам не пришлось пересечь его полностью, тем не менее, до порта они добрались лишь спустя пару часов. За это время они остановились, чтобы перекусить в одном из трактирчиков, где смогли также немного передохнуть. Но наконец знаменитый кинайский порт открылся их взорам.
Так уж вышло, что нашим друзьям пришлось увидеть все крупнейшие порты Паэтты, причём - в последовательности от меньшего к большему. Сперва они увидели замечательный порт Найра, который поразил их размерами и количеством кораблей. Но затем он померк в их сознании, затенённый величием порта Золотого Шатра. Однако, теперь они наконец смогли увидеть ту гавань, что по праву считалась первой на всей Паэтте.
Город был построен так, что находился на некоторой возвышенности относительно побережья и порта, так что тот был виден сейчас, как на ладони, что ещё больше усиливало впечатление.
Небрежность, и даже неряшливость Киная в полной мере проявлялись и в его порту. Тут не было величественных сооружений, не потребовались даже белокаменные пирсы, уходящие в море на целую милю, благо дно здесь, где Залив Дракона плавно перетекал в Загадочный океан, было глубоким и обрывистым, так что даже большой галеон мог, не опасаясь, подойти чуть ли не к самому берегу. Однако порт Киная по своим размерам вряд ли уступал небольшому городку. Это действительно был город в городе, со своей жизнью, обитателями и порядками. И он был полон кораблей. Колу это напомнило виды птичьих базаров, которые он видел во времена службы в Палатие. Только здесь всё пространство было заполнено не жирными тушками чаек и тупиков, а прекрасными парусниками.
- И как нам тут отыскать «Нежданную»? - приуныл Бин, оглядывая необозримое пространство, занятое судами.
- Не так уж и сложно, - ответил Каладиус. - Обратимся к начальнику порта. Пара монет - и он подробно разъяснит, где нужно искать.
Как выяснилось, попасть на приём к начальнику кинайского порта было делом почти невозможным. Это был человек, своими полномочиями и рангом ненамного уступавший самому дюку Даини Корскому, правителю Кидуи. Однако, оказалось, что это и не нужно - уже через несколько минут предприимчивый Кол привёл с собой одного из комиссаров порта, и тот, завидев горсть серебряных саррассанских корон в ладони мага, согласился не только рассказать, но и показать, где искать шхуну. Задачей комиссаров порта было взимание платы за швартовочное место, таможенные сборы, проверки, а также вся логистика грузов, проходивший через эту великую гавань. Поэтому штат комиссаров был весьма велик, а вот жалование было довольно скромным (по мнению самих комиссаров, конечно). Так что несколько серебряных монет стали бы весомой прибавкой, ради которой стоило потрудиться.
Сбегав в ближайшее здание комиссариата, и пробыв там не менее четверти часа, наш комиссар вернулся и объявил, что знает, где пришвартована «Нежданная» капитана Шэда Кошки.
- Это примерно в получасе ходьбы отсюда, - заверил он.
Правда, идти пришлось всё-таки несколько дольше. Лавируя между грудами ящиков и тюков, а также скопищами людей, путешественники шли вдоль причалов, отыскивая нужный. Наконец комиссар указал на очередной причал, сказав, что шхуна пришвартована именно к нему, только куда дальше. Конечно причалы Киная не уходили на тысячи ярдов в море, как в Шатре, но тоже были довольно длинными, а «Нежданная», как выяснилось, стояла почти в самом конце.
- О! Старая знакомая! - воскликнул Варан, безошибочно узнавая обводы корабля, на котором ему пришлось столько всего пережить.
До недавнего времени тому же Варану, как человеку абсолютно сухопутному, казалось, что все корабли совершенно одинаковы на вид. Однако теперь он понял, что это не так. Те два с лишним месяца, что он провёл на «Нежданной», сделали её неповторимой и особенной в его глазах, так что теперь он вполне верил, что любой капитан способен узнать свой корабль даже по небольшому фрагменту.
Бину почему-то казалось, что когда они подойдут к шхуне, на палубе непременно будет стоять Шэд, и он устроит им бурную сцену приветствия, а затем они, расправив паруса, отправятся в открытое море. Однако, на палубе ошивались лишь двое каких-то типов, и никого из них Бин не помнил. Видимо, и остальные были немного озадачены.
