Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Двое мужчин в углу разговаривали тихо, перегнувшись через стол и соприкоснувшись прикрытыми капюшонами головами. Уже долгое время они ни разу не взглянули в сторону Рейневана. «Может, мне показалось, – подумал он, – может, это уже проявления болезненной подозрительности? Я уже всюду чую и вижу шпионов. Вот хотя бы сейчас – тот высокий тип у стойки, смуглый и темноволосый, похожий на бродячего подмастерье, украдкой посматривает на меня. Кажется мне, что посматривает».
Значит, в Свидницу, решил он, вставая и бросая на стол несколько монет. Из тех, которыми на прощание одарила его Зеленая Дама. В Свидницу, через Рыхбых. На коне, которого подарила ему Зеленая Дама.
Выйдя из задымленного помещения, он вдохнул вечерний ноябрьский воздух, в котором уже чувствовалось северное дыхание зимы, предвестник морозов и буранов. Двенадцатое ноября, подумал он, день после святого Мартина. Через три недели начнется рождественский пост. Через следующие четыре – Рождество. Он немного постоял, глядя на небо, окрашенное закатом в пурпурно-огненные полосы.
«Отправлюсь чуть свет, – решил он, входя в переулок и направляясь к конюшне, в которой держал коня и в которой намеревался переночевать. – Если не стану копаться, успею в Свидницу до того, как закроют ворота…»
Он споткнулся. О тело. На земле, у самого порога хибары, лежал человек. Он узнал его сразу. Это был один из тех, в углу, тот, с кустистыми бровями. Сейчас, когда капюшон и шапка свалились, стала видна тонзура. Он лежал в луже крови. Горло было перерезано от уха до уха.
Болт из арбалета врезался в бревно над головой с такой силой, что с чердака даже посыпалась солома. Рейневан отпрыгнул, сгорбился, второй болт ударил по беленой стене совсем рядом с его лицом, запудрив его известковой пылью. Он кинулся в паническое бегство; увидев слева черное пространство переулка, не колеблясь, прыгнул туда. Около уха пропели перья очередного болта.
Он перескочил через какие-то бочки, какую-то кучу навоза, влетел под свод галереи. И тут столкнулся с кем-то. Так крепко, что оба упали.
Тот вскочил первым. Это был второй из тех, что сидели в углу, тот, с блестящим лицом. У него тоже была тонзура. Рейневан схватил толстое полено из кучи у стены, размахнулся для удара.
– Нет! – крикнул человек с тонзурой, упираясь спиной о стену. – Нет! Я не…
Он захрипел, кашлянул кровью. Не упал, а повис. Из-под подбородка у него торчал болт, прибивший его к бревенчатой стене. Рейневан не слышал свиста. Он сжался и помчался в переулок.
– Эй! Стой!
Он остановился так резко, что даже проехал по скользкой траве прямо под копыта коня. Своего собственного коня. Гнедого, полученного от Зеленой Дамы, вожжи которого сейчас держал высокий смуглый тип с внешностью бродячего подмастерья.
– В седло! – скомандовал он хрипло, сунув ему вожжи. – В седло, Рейневан из Белявы. На тракт! И не останавливайся.
– Кто ты?
– Никто. Вперед! Рысью!
Что он и сделал.
Далеко он не уехал. Ночь была непроглядно темная и дьявольски холодная. Натолкнувшись у дороги на скирду, Рейневан глубоко забрался в сено. Зубы у него стучали. От холода и от страха.
В Тепловодах кто-то покушался на его жизнь. Пытался убить. Кто? Биберштайн, продумав все глубже?
Разбойники князя Яна, до которого могли дойти вести? Слуги епископа? Инквизиция? Кем были люди с выбритыми тонзурами, которые рассматривали его в заезжем дворе? И почему их убили? Кем был тип с внешностью бродячего подмастерья, который его спас?
Он терялся в догадках. И заснул, полностью растерявшись.
На рассвете Рейневана разбудил холод, а сна окончательно лишил звон колоколов. Совсем близких, как оказалось. Когда, выбравшись из скирды, он осмотрелся, то увидел стены и башни. Картина была знакомая. Проступающий из туманной белизны и мистической ясности утра город был Немча – Рейневан здесь ходил в школу, добывал знания и зарабатывал розги.
Он въехал в город с группой странников. Голодный, он направился было в сторону кухонных ароматов, однако двигавшаяся по улицам толпа поволокла его за собой в сторону рынка. Рынок был забит народом, теснившимся голова к голове.
– Кого-то будут казнить, – убежденно сообщил спрошенный о причинах столпотворения огромный мужик в кожаном фартуке, – наверно, колесовать.
– Или на кол сажать, – облизнула губы толстая женщина в переднике, на вид – деревенская.
– Кажется, будут раздавать подаяния.
– И грехи отпускать, не даром, но вроде бы дешево. Это ж епископовы попы приехали. Из самого Вроцлава!
На возвышающемся над толпой помосте эшафота стояли четыре человека: два монаха в рясах доминиканцев, одетый в черное субъект с внешностью чиновника и грузный солдат в капалине и красно-желтой накидке, наброшенной на латы. Один из доминиканцев говорил, то и дело преувеличенным жестом воздевая руки. Рейневан навострил уши.
– Нарушает эта мерзкая чешская ересь весь порядок! Скверные и двуличные учения возглашает о таинствах! Порочит супружество. Обращая взгляд к телесным удовольствиям и животной похоти, разрушает узы законов и всякий публичный порядок, с помощью коего обычно сдерживаются преступления. А прежде всего, алкая крови католической, требует каждого, кто с ее ошибками не соглашается, с чудовищной жестокостью убивать и сжигать, одним губы и носы отрезать, другим руки и члены, третьих четвертовать и различными способами мучить. Образы Иисуса Христа, его святой родительницы и других святых уничтожать или отдавать на поругание…
– Когда подаяние давать будете, а? – крикнул кто-то из толпы.
Солдат на эшафоте выпрямился, уперся руками в бока. Лицо у него было злое. Крикуна успокоили.
– Чтобы лучше осветить вам важность проблемы, добрые люди, – говорил тем временем черный чиновник, – чтобы открыть вам глаза на мерзость чешской ереси, здесь будет прочтено письмо, упавшее с неба. Оно упало с неба во Вроцлаве городе, перед самым кафедральным собором, а написано рукою Иисуса Христа, Господа нашего, аминь.
По толпе пробежал шепоток молитвы, люди крестились, толкая локтями соседей. Возникло некоторое замешательство. Рейневан начал выбираться, проталкиваясь сквозь толпу. С него хватило.
На эшафоте второй доминиканец развернул пергамент.
– О вы, грешники и негодники, – прочитал он с воодушевлением. – Близится ваш конец. Я терпелив, но если вы не порвете с чешским еретизмом, если Церковь-мать оскорблять будете, прокляну я вас на веки веков. Ниспошлю на вас град, огонь, молнии, громы и бури, дабы сгинули ваши работы, уничтожу ваши виноградники и отберу у вас овец ваших. Буду карать вас испорченным воздухом, нашлю на вас великую нужду… Посему указую вам и запрещаю подставлять ухо гусам, ересиархам, кацермахерам и другим сукиным сынам, слугам Сатаны. А кто отступится, тот не увидит жизни вечной, а в доме его родятся дети слепые, глухие…
– Мошенничество! – громким басом выкрикнул кто-то из толпы. – Жульническое поповское вранье! Не верьте этому, братья, добрые люди! Не верьте епископским мошенникам!
Солдат на эшафоте подбежал к краю, выкрикивал приказы, указывая туда, откуда кричали. Толпа заволновалась, когда в нее ворвались алебардники, расталкивая людей древками. Рейневан остановился. Делалось интересно.
– Матерью, – выкрикнул кто-то с совершенно противоположного конца площади голосом, который показался Рейневану знакомым, – Матерью именует себя эта римская церковь! А сама есть змея наижесточайшая, которая яд отравленный на христианство вылила, когда жестокий крест супротив чехов кровавыми воздвигла руками и продажными устами к крестовому походу против истинных христиан воззвала, полной неправости книгой хочет убить в чехах бессмертную истину Божью, которая самого Бога полагает преумножителем и защитником. А кто на правду Божию руку поднимает, тому смерть и муки осуждения!
Чиновник на эшафоте отдал приказы, указал рукой, к кричащему стали сквозь толпу продираться грустные драбы в черных кабатах.
