Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
Она так сжала губы, что они побелели.
– Да как ты смеешь…
– Но в этом просто не было необходимости, – продолжил я, и сила моего горя тотчас стерла гнев с ее лица. – Я же сказал, что убью ее ради тебя, если попросишь. Я всегда хотел только одного – возможности доверять тебе. Если бы ты мне это дала, то ради тебя я что угодно бы сделал.
Она съежилась, точно я ударил ее. Глаза наполнились слезами, но совсем не так, как тогда вечером. Она стояла в косом предвечернем свете Итемпасова солнца, гордая, невзирая на наготу, так и не пролив слез, потому что Арамери не плачут. Даже когда разбивают сердце богу.
– Дека, – выговорила она наконец.
Я молча покачал головой, слишком поглощенный собственными переживаниями, чтобы еще и следить за невменяемой логикой смертных.
Шахар снова перевела дух.
– Я согласилась пойти на это из-за Деки. Мы с матерью заключили сделку: одна ночь с тобой в обмен на его возвращение. Об остальном, мол, позаботятся писцы. Но когда ты сказал, что рождение ребенка убило бы тебя…
Ее голос прервался.
Мне очень хотелось верить, что она предала мать ради меня. Но если это было правдой, это означало, что она также согласилась пожертвовать моей любовью ради брата.
Я вспомнил ее взгляд, когда она говорила, что любит меня. Вспомнил ее тело под руками, ее сладостные, страстные вздохи. Я вкусил ее душу и нашел ее слаще всего, что могло нарисовать мне воображение. И ни в чем из того, что она проделывала со мной, не было и тени фальши. Но пошла бы она до конца в своей страсти, причем так скоро, если бы не уговор с матерью? Стала бы вообще меня обнимать, если бы не желала другого больше, чем меня?..
Я отвернулся.
– Ремат извратила нечто такое, что должно было остаться нетронутым, – сказал я.
Впервые с тех пор, как я соединил руки с двумя ясноглазыми смертными ребятишками, некая часть моей истинной сущности проскользнула между мирами и наполнила меня. Мой голос стал ниже, сделавшись мужским тенором, до которого я физически еще не дорос. В этот миг я был способен принять любой облик, какой пожелал бы; это больше не лежало за пределами моих возможностей. Но та часть меня, которая жестоко страдала, принадлежала мужчине, а вовсе не ребенку или коту. Именно боль мужчины следовало облегчить. Он составлял слабейшую мою часть, но для моих целей и это должно было сойти.
– Сиэй… – прошептала она и умолкла.
Ну и пускай. Я все равно был не в настроении слушать.
– Я не могу защищать детей от всех зол этого мира. Тем более что страдание – тоже часть детства. Но это… – Последние слова прозвучали почти кошачьим шипением, и я зарычал, отменяя начавшуюся перемену. – Это, Шахар, мой грех. Я должен был тебя оградить, хотя бы от твоей же природы, если не от чего другого. А я предал себя самого, и кое-кто поплатится за это жизнью.
Сказав так, я вышел. Дверь ее покоев рассыпалась передо мной в прах. Когда я ступил в коридор, день-камень стонал и трескался у меня под ногами, а вверх по стенам бежали ветвистые трещины. Немногочисленные стражники и слуги, скромно присутствовавшие в коридоре, встревоженно напружинились при моем появлении. Четверо замерли на месте, уловив остатками восприимчивости, присущими смертным, что шутки со мной сейчас были бы плохи. Пятый, стражник, попытался заступить мне путь. Я понятия не имею, желал ли он остановить меня или просто перейти на другую сторону коридора, где места было побольше. В такие мгновения я вообще не думаю, а просто делаю то, что мне кажется наилучшим. Я, скажем так, хлестнул его когтями своей воли, и он рухнул на пол, рассеченный на шесть или семь кровоточащих кусков. Кто-то в ужасе закричал, еще кто-то поскользнулся в крови. Никто больше не станет путаться у меня под ногами. Я шел вперед.
Полы вокруг вскрывались и гнулись, формируя ступени и пандусы – целый новый проход через дворец. Я вступил в полуденное сияние коридора, что вел к приемному чертогу Ремат. Подошел к узорчатым двойным дверям в конце этого коридора; перед ними стояли две женщины из народа дарре. Воины из Дарра славятся боевым искусством и сообразительностью, которой они восполняют недостаток мускульной силы. Со времени нашего освобождения именно им поручалась охрана главы семьи Арамери – особенно от других Арамери. Когда я двинулся к ним через зал, с каждым шагом покрывая окошки паутинами трещин, они переглянулись. Конечно, в них говорила гордость, но в культуре дарре недоумки долго не жили; а они отлично понимали, что сражаться со мной им не по плечу. Они могли лишь попытаться умиротворить меня – что они и сделали, встав на колени возле двери и опустив головы, моля о милосердии. И я его проявил – их просто разметало по сторонам. Может, они нахватали синяков, ударившись о стены, но остались живы. Потом я разметал двери и вошел в чертог.
Там было полно придворных, еще стражников, слуг, чиновников и писцов. И присутствовала Ремат. Сидя на холодном каменном троне, она ждала со сложенными руками. Так, словно ожидала моего появления. Все прочие уставились на меня, ошеломленные и испуганные.
Я снял Эн со шнурка.
– Убей для меня, маленькая, – прошептал я и уронил ее на пол.
Она подпрыгнула, как мячик, и заметалась по комнате, рикошетя от окон, стен и каменного трона Ремат. Но от смертной плоти она не отскакивала. Когда Эн наделала достаточно дырок, а вопли смолкли, звездочка вернулась ко мне. Вспыхнув, она выжгла облепившую ее кровь, после чего упала ко мне в ладонь, уже прохладная и удовлетворенная. Я сунул ее в карман.
Ремат она не задела: Эн отлично умела читать в моем сердце. Пока длилось смертоубийство, правительница даже не пошевелилась. Казалось, ее вовсе не волновало, что я только что уложил человек тридцать ее родственников.
– Я так понимаю, ты чем-то не вполне доволен, – только и сказала она.
Я улыбнулся. И заметил искорку в ее глазах, когда она обратила внимание на мои по-кошачьи острые зубы.
– Да, – сказал я и воздел руку. В ней лежало десять толстых серебряных вязальных спиц, каждая длиннее моей руки: я их только что наколдовал. – Но сейчас мне станет лучше. Честно говорю, Ремат. Вот мои иголки для твоих глаз…
Надо отдать ей должное: голос у нее остался ровным.
– Я сдержала обещание. Я не причинила тебе никакого вреда.
Я покачал головой:
– Шахар была моим другом. А ты забрала ее у меня.
– Невелика потеря, – сказала она, после чего изумила меня, слегка улыбнувшись. – Впрочем, ты же Плутишка, и я даже пытаться не буду спорить с тобой.
– Верно, – согласился я.
И шагнул вперед, беря первую иглу и с предвкушением катая ее в пальцах. Все уже было сделано и сказано – пора начинать.
Я услышал крик Шахар еще до того, как она вбежала в покой. Я просто не обратил на него внимания. Она ахнула, ворвавшись внутрь и обнаружив повсюду кровь и тела, но потом вновь устремилась вперед, чуть не упала, поскользнувшись на чьих-то внутренностях, и схватила меня за руку. Это меня ничуть не замедлило, поскольку в эти мгновения я был неизмеримо сильней любого смертного. Когда я протащил ее шаг или два, она оставила попытки остановить меня силой. Обогнав меня, она загородила мне дорогу, когда я уже ставил ногу на первую ступеньку возвышения, на котором стоял трон Ремат.
– Сиэй, не делай этого.
Я вздохнул и отпихнул ее в сторону – бережно, как только мог. Она скатилась со ступеней и рухнула в лужу крови какого-то своего кузена: я нюхом почувствовал в нем Арамери. Ну, не совсем в нем, если буквально. Я даже рассмеялся собственной шутке.
Когда я остановился напротив Ремат, которая так и сидела на троне, храня полное спокойствие перед лицом надвигающейся смерти, Шахар вновь преградила мне путь, теперь уже заслоняя собой мать. Бок ее платья из золотого атласа был сплошь измазан кровью, каким-то образом попавшей ей даже на лицо. Половина волос свисала сосульками, роняя алую влагу. Я вновь рассмеялся и начал прикидывать рифмы, сочиняя издевательский стишок про нее. Слово «ужас» ни с чем путным что-то не рифмовалось. Ничего, потом что-нибудь придумаю.
