Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой" (СИ) - Ледащёв Александр (книги без регистрации TXT) 📗
Почему-то жаль стало убитого им гролла. Почему он не захотел свободы? Отвык? Ковен-мистор был добр к нему? Был благодарен Торе за спасение? Зачарован? Кто знает. Но гролла все-таки было жаль.
Х-ха. Обмен. Еще будет переполох, когда найдут останки Никера. Если их не нашли ночью. Что вряд ли, он был уверен, что начался бы тогда переполох раньше. Ну, хорошо, допустим, их нашли. Грудь, пробитая невесть чем, оторванная голова. Решат, что кто-то из своих, силы вампирам тоже было не занимать. Найдут его, скорее всего, сегодня ночью. Днем обитатели Дома Ведьм, как правило, спят. Кто-нибудь наткнется на него, выходя на охоту.
Но тут уже ничего не попишешь. Если все пойдет так, как он рассчитал, то Никера просто спишут с общего счета. Если же что-то пойдет не так — то ему будет уже все равно, Никер к счету ничего не прибавит.
По сути, он пока лишь выиграл первую часть игры, в которую задумал сыграть с ведьмами Веселого Леса. Вторая могла быть фатальной. Но что поделать. Другого случая сыграть с теми, с кем не рисковал играть сам Ролло Огонек в свои лучшие годы, ему уже не представится.
2
Точно за четверть часа до полуночи, Редхард ввел коня в стойло, седло снимать не стал, просто поставил в стойло. Конюх (они жили при конюшне и дежурили круглосуточно, ведьмы держали роскошных рысаков) выразил удивление, но Редхард сказал, что ему, скорее всего, вот-вот снова уезжать, так что расседлывать коня — дело глупое, если вот-вот опять седлаться. Подпруги ему отпусти, да и хватит. Кормить пока тоже не надо, горячий.
Конюх, видимо, мечтал сказать, что он и сам все это знает, причем намного лучше, молча поклонился. Редхард похлопал его по плечу и, сняв с седла плотный кожаный мешок, прошел в Дом Ведьм Веселого Леса.
К себе заходить не стал, сразу пошел к покоям мистре Удольфы. Начиналась вторая, самая захватывающая часть игры. К концу ее душа Огонька, наконец, успокоится, или утешится тем, что душа Редхарда окажется рядом. В это Редхард верил.
Гролл у дверей посмотрел на него с подозрением, дверь перекрыл и снова сказал, что мистре Удольфа приказала не принимать. Редхард кивнул, соглашаясь, сделал полшага назад, держа мешок в правой руке и вдруг, резко шагнув, обрушил на челюсть гролла страшный боковой удар. Да, гроллы — великие бойцы, но то ли этот разленился, то ли и был не из важных, а скорее всего, просто и ожидать такого не мог, а потому и пропустил. Гролл упал на Редхарда, лицом вперед, что всегда уверенно говорило о потере противником сознания. Редхарда научил этому удару Ролло Огонек, не раз говоривший о себе: «Я умею бить», и это, надо отметить, было правдой. Многажды видел Редхард, как в пьяных драках в кабаках или в драках на дорогах, Ролло легко ронял на пол или на землю людей, значительно превосходивших его ростом и весом, а заодно и в силе. Собственно, после лет, проведенных с Ролло, Редхард мог бы и о себе сказать, что он бить умеет, но великим бойцом себя не считал — и правильно делал. «Уметь бить» и «быть бойцом» — вещи разные. Никогда бы в голову Редхарду не пришло, к примеру, вызвать на поединок того же гролла, исход был бы предрешен.
Но на сей раз ему повезло. Враг-с-улыбкой придержал тело бесчувственного гролла и нежно усадил его у косяка. Притомился гролл. Спит себе. Да и не бегать же с ним по всему замку.
Редхард разделся донага, свернув одежду и сапоги в комок, сунул ее в маленькую нишу возле двери. На себе он оставил только корсет, тот не мешал змелюдю, в которого Враг-с-улыбкой и обратился мгновением позже.
Редхард, как обычно делал гролл, трижды негромко ударил в дверь обшитым кожей молоточком.
Он был практически бесстрашным человеком, что, как уже было сказано, тревожило порой его друга Ролло. Но на сей раз ледяная рука, почти что неведомая ему, огладила сердце, толкнула горло и мягко исчезла, напоследок пройдя по позвоночнику.
— Я приказала не беспокоить! — прозвучал из-за двери голос Удольфы.
Но Редхард снова постучал. Простучали каблучки и дверь распахнулась. Удольфа, со следами гнева на дивном своем лице, воззрилась на змелюдя.
— Если ты не принес в самом деле ценных вестей, то я прикажу выпороть тебя так, как не пороли еще ни одну ящерицу! — посулила она.
— Понимаю, мистре. Весь в вашем распоряжении, мистре. Принес то, что показалось мне важным, мистре, — прошипел Редхард.
— Входи, — чуть помедлив, велела Удольфа. И Редхард вошел. Но разговор начала она. Гнев свой она уже подавила и, видимо, он был нужен ей для чего-то. Странно совпало, подумалось ему. Видимо, скоро она послала бы за ним. А подумалось ему это потому, что она, не спрашивая его, какого ему ляда нужно, прошлась своей текучей походкой по ковру взад-вперед. Заговорила первой.
— Кто-то убил вчера в лесу Никера. Вампиры волнуются, — сказала Удольфа вместо приветствия, прожигая его бешеным взглядом. Следы от пощечин был совсем незаметны, как отметил он.
— Я, — спокойно отвечал змелюдь. Мешок в его руке явно привлекал внимание Удольфы, но она гнула свое.
— И ты не боишься мне это говорить? — спросила она удивленно.
— Нет. Не думаю, чтобы у нас с вами, мистре Удольфа, возникли какие-то разногласия из-за этого дважды дохлого педераста, — отвечал он, слегка покачав своим кожаным мешком.
— А вампиры? Если они узнают, ты не боишься и их? — в голосе Удольфы мелькнуло нехорошее, опасное подозрение.
— Не боюсь. Кто посмеет тронуть личную игрушку мистре Удольфы? Пошипят, поколотят, может быть, и проглотят, — спокойно отвечал он. Так. Пора.
— Но я хотел говорить не об этом, — снова заговорил змелюдь, не дав Удольфе вставить и слова. Он шагнул к столу и вывалил на него, прямо на атласную белоснежную скатерть, голову ковен-мистора Торе, — а вот это и в самом деле серьезно, да? Куда серьезнее, чем какой-то Никер. Верно ведь, мистре Удольфа?
Ту, казалось, сейчас хватит удар. Она, не веря, не понимая, смотрела на голову Торе, которая глядела в никуда широко открытыми глазами.
— Что это? Откуда? Как? — голос ее пресекся.
— Мне надоело служить мистре Удольфе, — отвечал он развязно и сел в кресло, — я убил вашего ковен-мистора. Кроме того, он был плохим человеком. Да и человеком он не был.
— Скотина! Мразь! Я сниму с тебя кожу тонкими полосками и просолю каждый дюйм твоего мяса, тварь! — завизжала Удольфа и кинулась на него. Град ударов обрушился на его лицо. Он и не подумал закрываться, дождался паузы, когда та, наконец, выдохлась, встал из кресла и проговорил: «Я не закончил мысль. Я не хочу больше служить мистре Удольфе. Я достоин большего и желаю служить ковен-мистре Удольфе».
Удольфа замерла на миг, осознавая сказанное. А потом чистопробное, долгожданное счастье разлилось по ее прекрасному лицу. Все. Кончены годы рабства. Унижений. Приказов. Больше над ней никого нет. Она оказалась права, стократно права, создав змелюдя. А Торе, видимо, предчувствовал конец. Но… Торе не был мужеложцем Никером. Он был ковен-мистором и отнюдь не просто так. Он был поистине могучий колдун. Сильнее ее, она всегда признавала это.
— Но как?… — начала было она. В глазах ее росло понимание, соображала красавица молниеносно.
— Да так же, как и тебя, — рассмеялся Редхард, стоявший уже совсем рядом со счастливой миг назад Удольфой. И уже отработанным на Никере движением, Редхард змелюдь, Враг-с-улыбкой, снес с плеч голову Удольфы. Кровь ударила вверх, облила платье, пол, ковры, досталось и Редхарду. Миг простояв еще на ногах, тело Удольфы упало на пол. Редхард присел у головы Удольфы, в глазах которой не угасла еще жизнь. Как и у ковен-мистора, его глаза долго смотрели осмысленно, после того, как цепочка фальшивого амулета сняла ему голову.
— Дура, — нежно сказал Редхард, — неужели ты думала, что я, Враг нежити, не сложу два и два? Кто тебе велел при мне сообщать Реббе, что шрамы ее ты убрать не в силах из-за слизи змелюдя? Кто бы не понял, что может убивать теперь голыми руками? Но да, я не сразу это понял, кроме того, боялся ошибиться. И не успеть отомстить за Ролло Огонька. Кроме того, мне не хотелось остаток жизни прожить змелюдем. Кто тянул тебя за язык, когда ты говорила мне про амулет, дурында? А ваш ковен-мистор выдал себя сам, бабьей тягой к украшениям. Я видел его вчера в лесу. Все понятно? А теперь спи спокойно, дурища. Жизнь твоя кончена. Начинается жизнь Редхарда по прозвищу «Враг-с-улыбкой». И он снял с обрубка шеи прекрасной Удольфы цепочку синего булата. Но надевать не стал, повесил на ошейник корсета.
