Посох Богов (СИ) - Филиппова Евдокия (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Под повязкой презрительно дрогнули уголки рта. «Вряд ли несчастный смог бы вспомнить после ритуала хоть что-нибудь, кроме лица своей госпожи Харапсили».
— Кто ты? — спросил, отступая, Алаксанду.
Но вместо ответа из горла колдуна вырвался хищный гортанный клёкот, он произнёс первое заклинание.
Юноша остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Безотчётный ужас и недоумение застыли в его глазах, словно он соскользнул в бездну полнейшего безмолвия и неподвижности. Лишь колдун продолжал монотонно и призрачно заклинать, изредка выкрикивая что-то пересохщим ртом.
Подобно ледяному ветру слетали с губ Гахидджиби слова, жестокие, короткие. Что они означали, Харапсили не знала, но Алаксанду, перестав видеть и слышать, повинуясь колдовским заклятьям, медленно направился к грубому, побелевшему от известковых потёков жертвенному столу, стоявшему между изваяниями Истустайя и Панайя. Тем временем их истинный жрец не переставал заклинать.
Алаксанду был лишён собственной воли и повиновался только тёмной воле колдуна. Было что-то жуткое и противоестественное в этой абсолютной неподвижности.
Оцепенев от страшного очарования и ужаса, Харапсили стояла в отдалении. Словно сквозь пелену смотрела она на происходящее и почти ничего не понимала. Бешено стучала в ушах её собственная кровь. Гахидджиби был настолько страшен, что она боялась не выдержать и убежать.
Алаксанду лежал на жертвенном столе. Его широко открытые безумные глаза были устремлены куда-то в темноту мрачных сводов, словно видели там что-то ужасное.
Мрачная церемония продолжалась. С губ колдуна слетали страшные всесокрушающие слова. Постепенно его речь перешла в заунывное монотонное бормотанье. Вдруг колдун издал резкий вопль, и в руке его в багровых остветах жертвенного огня блеснул кинжал.
Заметив занесённый над Алаксанду нож, Харапсили вскрикнула от страха и закрыла лицо руками.
Гахидджиби не оглянулся на крик. Почти теряя сознание, девушка услышала его зов:
— Харапсили, подойди ближе!
Несчастная оторвала руки от лица, и, боясь за жизнь возлюбленного — или неотвратимого возмездия за содеянное — дрожа всем телом, подошла к жертвеннику.
Она взглянула в лицо Алаксанду и с ужасом поняла, что юноша мёртв.
Подчиняясь своей тёмной природе и уже не имея ни сил, ни возможности остановиться, Гахидджиби следовал ритуалу. Он начал умолять Алаксанду вернуться и увидеть свою госпожу Харапсили. Для этого мугеш-сарр требовал выложить «пути» вокруг тела Алаксанду, разливая на них мёд и масло, что бы привлечь его душу.
Колдун бросил в большую плоскую медную чашу, стоявшую на высокой подставке, щепоть какого-то порошка, и в ней, шипя и рассыпая вокруг злые искры, вспыхнул синий огонь. Сакральные слоги заклинаний стали едва ли не плотью и кровью колдуна и словно сами собой срывались с его губ. Голос звучал громче и громче.
Язычки пламени беспокойно метались в чаше. Неожиданно огонь выплюнул сноп искр и погас. Остатки порошка в чаше тлели и медленно курились вверх вертикально восходящими зеленовато-мерцающими ниточками и закручивались в спираль. Колдун опустил в чашу руку. В его пальцах зловеще сверкнул чёрный камень. Зажав его в кулаке, он наклонился над Алаксанду. Дикий холодный огонь полыхнул в глазах колдуна, и тут же в зал хлынул ледяной холод.
Харапсили впала в какую-то сумеречную прострацию, болезненно обостривший слух, словно издалека доносил до её сознания отрывистые слова заклинаний.
Она потеряла сознание.
Очнувшись, она увидела встревоженное лицо Гахидджиби, склонившегося над ней. Он давал ей нюхать что-то терпкое.
— Вставай и подойди к нему, — сказал Гахидджиби, поднимая жрицу.
Глава 12. Прирождённая
Асму-Никаль чувствовала, когда рядом происходит что-то страшное.
Сегодня с самого утра ей было неспокойно.
Поначалу она решила, что это от тяжести всего свалившегоя на неё, но вскоре поняла, что это связано с безопасностью Алаксанду.
Весь день после инициации Асму-Никаль провела дома, желая остаться наедине со своими мыслями. Ответственность слишком велика для такой юной девушки, как она. А как отнесётся к её посвящению Алаксанду?
Она уединилась у себя в комнате. Не раздеваясь, прилегла на кровать и какое-то время лежала так, почти не двигаясь, погружённая в свои мысли и почти не замечала, как бежит время.
Думая о возлюбленном, она погрузилась сначала в грёзы, а затем в сон. Короткий и страшный.
Нечеловеческий, леденящий, низкий, жутко вибрирующий голос, полный невыразимой угрозы, произносил имя Алаксанду. И снова чёрный нож, занесённый над безжизненным телом её возлюбленного! Нож в руке чёрного человека, стоящего к ней спиной. А рядом ещё кто-то, чьё-то лицо… Ближе… ближе, пока не увидела…
«Харапсили!»
Асму-Никаль вскрикнула и проснулась. Лицо было мокрым от слёз, во рту пересохло, она дышала тяжело, как будто долго бежала.
«Нет сомнений, замышляется страшное. Сегодня же нужно предупредить Алаксанду».
Ближе к полудню в её в покои заглянул отец.
— Дочь моя, благородный Тасмис прислал тебе подарок.
Он подошёл к Асму-Никаль и, улыбаясь, протянул ей изящную серебряную коробочку.
— Посмотри, как прелестная вещица.
Отец открыл коробочку, и она увидела маленькую серебряную пчёлку.
«До игрушек ли мне сейчас!»
Едва сдерживая нетерпение, она наблюдала, как отец достаёт пчелу, кладёт на столик и делает какое-то незаметное движение пальцами. Пчёлка вдруг начала вращаться и тоненько жужжать.
Асму-Никаль заставила себя улыбнуться.
— Тебе нравиться? — спросил отец.
— Кто? — Асму-Никаль поняла, что оговорилась.
Но отец воспринял оговорку, как хороший знак:
— Тебе нравиться подарок?
— Очень, — щёки Асму-Никаль порозовели от смущения.
— По-моему, Тасмис очень любезный человек.
Отец, очевидно, ожидая от неё каких-то ответных слов, смотрел то на жужжащую пчелу, то на неё, но так и не дождался ни слова.
Асму-Никаль всё ещё была не готова открыться отцу. С самого утра она ждала весточки от Алаксанду, но уже перевалило за полдень, а вестей так и не было.
Весь день провела девушка в бесконечных думах о возлюбленном, а когда пурпурный закат опустился на Хатуссу, словно подчиняясь какому-то внутреннему велению, она подошла к ларцу, извлекла из него Лазуритовый Жезл и осторожно положила в кожаную сумку. Перекинув длинный ремень через плечо, схватив покрывало, она решительно направилась к двери.
На ходу надевая на голову покрывало, Асму-Никаль сбежала вниз по лестнице и выпорхнула из дверей.
Она направилась в библиотеку. Но Алаксанду там не было. Почти бегом она бросилась к дворцу, но не обнаружила своего возлюбленного и в его покоях. Она расспросила слугу, от которого узнала о записке, полученной Алаксанду. За пару монет она уговорила слугу показать ей письмо.
Слуга потянул девушке деревянную дощечку. Она узнала руку, писавшую эти странные, страшные слова.
«Харапсили!»
Асму-Никаль бросилась туда, где в старом полуразрушенном храме Лельвани, её подруга готовила страшное преступление.
Она боялась не успеть.
Вбежав в храм, Асму-Никаль остановилась в дверях и прислушалась. Только бешеный стук собственного сердца нарушал мёртвую тишину. Будто поколебавшись, на мгновение сердце дрогнуло. Но собрав всю силу и волю, она приняла бесповоротное решение, и переступила порог дома мрака.
Откуда-то из глубины сумрачного, стиснутого толстыми стенами храма, многократно ударяясь о камни, до неё донеслись приглушённые расстоянием звуки, явно предназначавшиеся не для её ушей. Не то прилетевший откуда-то издалека удар гонга, не то мучительный предсмертный стон, вибрирующий в самом сердце. Сотни вкрадчивых голосов нашёптывали что-то свистящим шёпотом, слышались голоса невидимых преследователей. Асму-Никаль прижала руки к животу, ей казалась, что вместе с растворяющимся звуком из неё уходить жизненная сила, и её охватывал тёмный необъяснимый ужас. Шепча древние слова, сковывающие духов зла, почти не дыша от дурных предчувствий, стараясь не тревожить понапрасну покой святилища подземных богов, напряжённо вглядываясь в каждый тёмный угол под уцелевшими колоннами, она пошла на звуки. На каждом повороте лестницы жрица останавливалась и, прежде, чем идти дальше, внимательно вглядывалась в темноту. Но одна лишь тьма, непроглядная тьма окружала её.
