Трудная профессия: Смерть (СИ) - "Mirash" (полная версия книги .TXT) 📗
Впервые после смерти Арины внутри потеплело. Я неуверенно улыбнулась, Некруев улыбнулся мне в ответ и расписался в зачетке.
Глава 10
На экзамене у Топотовой я с треском провалилась на двух пересдачах подряд и, в конце концов, отвечала предметной комиссии. К этой третьей пересдаче какие-то проблески знаний в моей голове все же появились, спасибо интернету, да и предметная комиссия вдруг проявила снисходительность. В результате сессия была неожиданно благополучно закрыта, я все еще не пополнила ряды отчисленных студентов.
Начался весенний семестр, снова я писала бесполезные конспекты и не справлялась с заданиями, ругалась с однокурсниками и раздражала преподавателей. Почти все свободное время я теперь добровольно проводила в лаборатории, уютно устроившись в своем углу. Некруев меня до сих пор не уволил, хотя часто был недоволен моей работой. Но зато я смогла расплатиться с долгом и честно отдать свою долю оплаты за кофе и сахар в лаборатории. Оставшиеся деньги я отложила, понимая, что долго на работе вряд ли продержусь, а случиться может все что угодно.
Дома все стало еще хуже. После очередной неудачной пересдачи вечером я поругалась с Луззой, затем к нам присоединились Каттер и Танре, наконец, подошла Джуремия, и скандал достиг максимума. В какой-то момент я набросилась на нее с кулаками, началась безобразная драка, впрочем, быстро остановленная наставницей. Она отвесила мне несколько пощечин, я разозлилась и ушла в институт, ночь провела там. С тех пор я несколько раз тайком ночевала в лаборатории на диванчике, пока в середине марта это не обнаружил Некруев. Он был очень по этому поводу рассержен, мне пришлось опять проводить ночи дома. Я старалась задерживаться на работе как можно дольше, лишь бы не идти туда, но рано или поздно все равно приходилось возвращаться.
Вот так, в очередной раз возвращаясь с работы в темноте, я неожиданно поскользнулась и с размаху полетела на асфальт, неловко выставив вперед левую руку. Отчетливо хрустнуло и руку пронзило болью, такой сильной, что у меня потемнело в глазах. Еле поднявшись и сдерживая стоны, я поковыляла домой.
В прихожей было пусто, все сидели по своим комнатам, никому до моего появления не было дело. Я разулась, поднялась в свою комнату и с трудом стащила куртку. Превратила руку, но это почему-то не уняло боли, только позволило воочию убедиться в том, что кость сломана. Вроде, хоть никуда не смещена, или я чего не понимаю?
Я вернула руке нормальный вид и прокралась на кухню, выгребла из холодильника лед и вернулась к себе. Компресс немного помог унять боль, я даже смогла урывками спать. Наверное, стоило сообщить наставнице, но мне не хотелось идти к ней за помощью. Самостоятельно к врачу тоже не хотелось, люди в белых халатах вызывали панический ужас после последнего посещения больницы. Ничего, понемногу срастется, я потерплю.
Наутро рука отекла и на ней появился огромный синяк. За широким рукавом свитера было не видно, и два дня никто ничего не замечал, но боль от этого не проходила, становилось только хуже. На третий день я отчетливо почувствовала температуру, но по-прежнему боялась идти к врачу или говорить с наставницей. Я сидела за своим рабочим столом и пыталась заполнять базу данных, морщась от боли и головокружения, когда подошел Некруев.
— Когда закончишь с этим блоком данных? Мне он нужен к концу недели.
— Как получится. — Перед глазами все плыло.
— Ксения, работу нужно выполнять в срок. У тебя было достаточно времени.
— Как умею, так и делаю!
— Не разговаривай со мной в таком тоне! — я промолчала, невидяще глядя в экран.
— Почему такая задержка? Ты чем занималась? Отодвинься, я посмотрю, сколько уже сделано.
Рассерженный Некруев придвинулся к монитору, оттесняя меня в сторону. При этом он задел мою покалеченную руку.
От резкой боли я закричала, напугав его и выскочившую из соседней комнаты Набокову. Стиснув зубы и опустив голову на стол, я застонала от боли и усталости, здоровой рукой вцепившись в больную.
— Что случилось? — спросила Некруева Валентина Владимировна.
— Я тоже не знаю, — сказал он. — Ксения, что с тобой?
Я не отвечала.
— У тебя что-то с рукой? — Я кивнула.
— Что с ней случилось?
— Просто упала, — с трудом выдавила я.
— Давай посмотрю. Не бойся, я очень аккуратно. — Он легко преодолел мое вялое сопротивление.
— Мама дорогая. — Ахнула Набокова, увидев отек и синяк. Виктор Андреевич тем временем приложил ладонь к моему лбу.
— У нее высокая температура и рука явно сломана. Ксюша, а ты когда упала?
— Во вторник вечером…
— И к врачу не ходила? А тете сказала? Кому-нибудь вообще сказала? — допытывался Некруев.
Я только отрицательно качала головой.
— Понятно. — Он выпрямился. — Валя, я ее сейчас к врачу отвезу, потом посмотрю, как пойдет. Ты ее тете позвони и предупреди, дай номер моего телефона. И посмотри, что там с блоком данных, ей уже явно не до него будет. Где ее куртка? Давай, Ксюша, я помогу тебе одеться. Пойдем, пойдем, не протестуй. Тут ничего не поделать, тебе нужно к врачу.
Из травмпункта меня на скорой отправили в дежурную больницу из-за высокой температуры. Там было принято решение о госпитализации. На сломанную руку наложили гипс, вкололи обезболивающее и жаропонижающее, назначили курс антибиотиков и отправили спать. Через пару часов меня разбудила наставница.
— Пойдем в коридор. — Велела она.
— Пошатываясь от усталости и лекарств, я вышла за ней в коридор.
— Я привезла твои документы, вечером заеду с вещами.
— Спасибо.
— Почему ты мне ничего не сказала? Ксюаремия, отвечай, не молчи.
— Я могла потерпеть.
— Потерпела? Зачем это нужно было?
— Не хотела злить…
— Прекрати нести чушь! И впредь потрудись сообщать мне такие вещи вовремя. Что из вещей тебе привезти вечером? — Я ответила.
— Хорошо, возвращайся в постель.
Вечером наставница привезла сумку с вещами и мобильный телефон.
— На время, что бы ты смогла позвонить, если что-то потребуется. — Объяснила она.
Следующие дни она ко мне не приезжала и не звонила. Соученицы тем более. Я сама тоже не звонила — зачем? У меня было лечение, меня кормили, пусть и плохо, рука сильно не тревожила. Соседки быстро перестали пытаться втянуть меня в беседу, но в целом относились без неприязни. Жаловаться было не на что. Однако я хандрила, мысленно прощаясь с лабораторией. Некруев был ко мне очень добр в этой истории с переломом, но ведь работу я не выполнила. Видимо, мне предстояло очередное увольнение.
На пятый день пребывания в больнице я неожиданно услышала его голос в коридоре, он разговаривал с моими соседками, которым вечно не сиделось в палате, — чему я, конечно, была рада.
— Вы к Мягковой? Родственник? — спросила интеллигентная тетя Настя.
— К ней, только я ее преподаватель и коллега с работы. Как она? Несколько дней ни слуху, ни духу; решил заехать.
— Да лучше уже, только грустит все время. Неудивительно, с такой тетей…
— Что случилось, они поругались?
— Нет, не поругались. Но она только в первый день к ней два раза приехала, сначала документы привезла, а потом вещи. Хоть бы слово ласковое сказала! Только телефон сунула и усвистала! — Охотно наябедничала вторая соседка.
— Ну, Ксения, допустим, тоже не подарок… Что, сильно грустит?
— А то! Весь день лежит, смотрит в стену и молчит.
— Ясно, спасибо. Пойду, проведаю.
Некруев вошел в палату.
— Здравствуй, Ксюша. Как себя чувствуешь? — Он сел на стул напротив.
— Нормально.
— Соседки говорят, что ты грустишь.
— Все в порядке.
— Тебя вроде как тетя обижает?
— Они не правы, она приехала ровно столько раз, сколько было надо. И телефон мне тоже дала, как они правильно вам сообщили.
— Все слышала?
— Вы говорили громко, что я сделаю?
— Понятно. Что врачи сказали?
— Через несколько дней выпишут.
