Кровавые сны - Блейк Станислав (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Святые отцы замедлили шаг у самого здания городской ратуши, и некоторое время провели, любуясь роскошным фасадом. Войдя вовнутрь, они увидели великое мельтешение чиновничьих лиц, каждое из которых выражало деловитость и озабоченность.
– Отец Петер! – вдруг обрадованно воскликнул Кунц, завидев на лестнице спускающегося высокого и крепкого, как скала, доминиканца в плаще с меховым подбоем и войлочной шляпе, закрывающей уши.
– Кунц Гакке! – суровое крупное лицо со сросшимися бровями немного разгладилось, увидев инквизитора.
– Как поживаешь, святой отче! – поприветствовал доминиканца Кунц и повернулся к Бертраму. – Вы ведь не знакомы?
– Не имел удовольствия, – вежливо ответил бургундец.
– Это знаменитый святой отец Петер Тительман из Турнэ, – представил знакомого Кунц, и отец Бертрам вспомнил имя самого деятельного инквизитора Нижних Земель, который в благочестивой ревности своей нередко даже не оформлял положенных официальных бумаг, сетуя, что канцелярская возня, забиравшая огромную долю в работе Святого Официума, не оставляет ему должного времени для истребления проклятых еретиков.
Трое инквизиторов вновь оказались на Великой Рыночной площади, но праздные горожане, торговцы с тележками и горожанки с плетеными корзинками старались обходить троицу как можно дальше, так что вокруг святых отцов образовался пустой островок. Отец Бертрам подивился такому обстоятельству, поскольку помнил, что, когда они вдвоем шли по городу, на них не слишком-то обращали внимание.
– Как дела в Утрехте? – между тем интересовался Тительман. Его трибунал относился к диоцезии Турнэ, тогда как святые отцы Гакке и Рош состояли под началом утрехтского прелата. Формально они все были еще подчинены старому Мишелю Байо, сидевшему в Брюсселе, назначенному покойным Фернандо Вальдесом церковному министру семнадцати провинций, но Байо так мало вмешивался в работу инквизиторов, что о нем редко вспоминали.
– Очень тяжело работается на севере, – пожаловался Кунц. – Еретики там встречаются чаще, чем добрые католики, вдобавок даже последние нередко обращаются к ереси Кальвина. В том же Гронингене, где побывали мы недавно, горожане поговаривают, что вечером ложатся спать, не зная, кем они проснутся утром.
– Путаница и смятение умов, отец Петер, – поддержал друга Бертрам. – Скорее бы вводили дополнительные епископства, а с ними и отделения Святого Официума, дабы возможно было нам справляться с еретиками на более ограниченной территории. Имея под началом, скажем, три города и десяток деревень, навести порядок было бы куда легче.
– Не ищите легкой жизни, святые отцы, – назидательно промолвил Тительман, – ее у нас не будет. И главное не то, что нас так уж мало, а то, что мы не встречаем поддержки в проклятых магистратах, – с этими словами огромный инквизитор погрозил пудовым кулаком антверпенской ратуше. Ведь по закону все чиновники, служащие империи, должны исполнять волю Святого Официума, немедля предоставляя подвалы, камеры для допросов, транспорт, лошадей, охрану. Ведь наших сбиров решительно недостаточно в этих проклятых местах, где заправляют гёзы.
– Не перекусить ли нам? – ввернул Кунц, успевший проголодаться после скудного завтрака в обители.
– С превеликим удовольствием! – отозвался Тительман.
Они уселись в харчевне неподалеку, предварительно поинтересовавшись, добрый ли католик ее хозяин. Немолодая служанка споро накрыла стол, принесла теплые ковриги хлеба и сливочное масло с чесноком и укропом.
– В этом чудесном городе до сих пор подают вареных мидий в компании тушеной морковки и лука? – спросил отец Бертрам после того, как все трое чинно помолились.
– Сразу видать бургундца! – толкнул сидящего рядом друга Кунц.
– Помилуйте, отец Бернард…
Бертрам, прошу прощения, – поправил компаньон.
– Ах, да, Бертрам, – сказал Тительман, – в такое время года мидии не вкусны, вам надо бы в мае сюда наведаться за этим блюдом. Заказывать буду я, поскольку вижу, что бываю в Антверпене чаще вас, и лучше знаю здешнюю кухню. Не возражаете? Нет? Тогда начнем со знаменитого dobbel-keit [9] с блюдом различных соленых сыров, а продолжим каплуном, хорошенько обжаренным на вертеле.
Вышли святые отцы из харчевни, когда колокол собора Богоматери отзвонил два часа пополудни. Тительман, чувствовавший себя в Антверпене хозяином, пригласил коллег в замок Стэн, где находилась городская тюрьма.
– Что за чудный запах? – спросил отец Бертрам, едва инквизиторы отдалились на пару десятков туазов от харчевни, где трапезничали.
– Тут подают кофе, – сказал Тительман, поглаживая пузо под плащом. – Такой напиток из зерен кофейного дерева. От сарацин, турок и венецианцев о нем уже давно знают в южной Европе, но в северной, кажется, это первое заведение такого рода. Я пробовал разок – мне не понравилось. К тому же хозяйки этой кофейни не готовят полноценную еду, а только сладкое.
– А я люблю сладкое, – улыбнулся отец Бертрам. – Надо как-нибудь зайти, отведать сей напиток.
– Как ты можешь говорить о еде, брат? – удивился Кунц, громко отрыгивая. – Меня мутит при одной лишь мысли о ней.
Мрачный замок Стэн располагался у самой Шельды, буквально в паре сотен туазов от ратуши. Стража на воротах состояла из местных, подчиняясь не коменданту гарнизона, а магистрату. Службе отделения Святого Официума по распоряжению из Брюсселя было выделено целое подвальное крыло.
Оказывается, пока отец Петер насыщал свой немалый желудок, его подчиненные в поте лица работали: допрашивали без пристрастия какую-то женщину и одновременно растягивали на дыбе голого парня со следами от ожогов на ребрах. Поскольку пытаемый издавал страшные вопли, гости замка Стэн не могли взять в толк, как записывает что-то из показаний женщины худосочный нотариус с крысиной мордочкой. Тем не менее, он это делал, что заставляло или подивиться чудной организации работы Святого Официума в Антверпене, либо счесть происходящее глумлением над производством дел и профанацией поисков истины.
Сам Тительман довольно скоро развеял сомнения гостей. Он схватил дубину, примерно трех локтей в длину, прислоненную к стене среди прочих палаческих инструментов, и с каким-то утробным уханьем вдруг обрушил ее на голову женщины, буквально сметя ее с табурета. Фамильяр ненадолго отвлекся от испытуемого на дыбе, повернул носком ботинка голову несчастной так, что стала отчетливо видна вмятина в окровавленном черепе.
– Где там грузчики? – крикнул он стражнику, сидевшему у выхода, с алебардой, поставленной между колен. – Зови, пусть выносят еретичку.
Двое небритых и невероятно грязных оборванцев, вероятно, извлеченных из какой-то камеры, подхватили убитую женщину и потащили куда-то наружу. А на ее место фамильяр привел дрожащего старика, которого стал допрашивать нотариус. Некоторое время отец Петер прислушивался, нависая над стариком, а потом повторил свой удар дубиной, во второй раз обрывая работу нотариуса. Те же грязные оборванцы вынесли старика, на его место посадили какого-то бородатого мужчину. Тем временем, парень на дыбе потерял сознание, его отвязали и стали поливать водой. Тительман подошел к распростертому телу, немного подумал и прикончил этого человека ударом своего орудия.
Видя такое, бородатый стал умолять пощадить его, говоря, что подпишет абсолютно все, что от него потребуется.
– Не угодно ли немного развлечься? – любезным тоном предложил Тительман, протягивая дубину гостям.
– Благодарствую, святой отче, – сказал Кунц. – Сие орудие непривычно для меня, и вряд ли я смогу его столь же виртуозно употребить. Дозволительно ли будет мне задать пару вопросов?
– Говори, Кунц, да без церемоний, – махнул ручищей Тительман. – Не первый год с тобой знакомы.
– Не выдал ли какой из допрашиваемых, что ему известен оборотень, обретающийся здесь в Антверпене?
Тительман рассмеялся довольным смехом, что несколько не соответствовало происходящему в камере. Гости увидели, что палачи возятся еще с одним человеком, подвешивая его на дыбе. Судя по тому, что никто даже не спросил его имени, и не поставил вообще ни одного вопроса, процесс расследований у святого отца Петера выглядел довольно запущенно.
