Имаджика - Баркер Клайв (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗

– Он пытался задушить тебя, Юдит.

– Ты так думаешь? А по-моему, он просто хотел заткнуть мне рот, чтобы я не кричала. У него был такой странный вид...

– Я думаю, нам надо поговорить об этом с глазу на глаз, – сказал Миляга. – Почему бы тебе не улизнуть от своего любовничка и не отправиться со мной куда-нибудь выпить? Я могу встретить тебя прямо у подъезда. Ты будешь в полной безопасности.

– По-моему, это не такая уж хорошая мысль. Мне надо еще вещи упаковать. Я решила завтра вернуться в Лондон.

– Ты и раньше собиралась это сделать?

– Нет. Просто дома я буду чувствовать себя в большей безопасности.

– Мерлин поедет с тобой?

– Его зовут Мерлин. Нет, не поедет.

– Ну и дурак.

– Слушай, мне пора. Спасибо, что вспомнил обо мне.

– Это не так уж трудно, – сказал он. – И если этой ночью ты почувствуешь себя одиноко...

– Этого не произойдет.

– Кто знает. Я остановился в «Омни», комната 103. Здесь двуспальная кровать.

– Будет место, где поспать.

– Я буду думать о тебе, – сказал он. Выдержав паузу, он добавил: – Я рад, что снова тебя увидел.

– Я рада, что ты рад.

– Это означает, что ты не рада?

– Это означает, что мне еще предстоит уложить кучу вещей. Спокойной ночи, Миляга.

– Спокойной ночи.

– Желаю весело провести время.

Он упаковал свои немногочисленные вещи и заказал себе в номер небольшой ужин: сэндвич с курицей, мороженое, бурбон и кофе. Очутившись в теплой комнате после всех своих мытарств на ледяной улице, Миляга совсем размяк. Он разделся и стал поглощать свой ужин голым, сидя напротив телевизора и подбирая с лобка крошки, похожие на вшей. Добравшись до мороженого, он почувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать есть. Тогда он осушил бурбон, который оказал на него свое немедленное действие, и улегся в кровать, оставив телевизор включенным в соседней комнате, но уменьшив его звук до усыпляющего бормотания.

Его тело и его ум существовали отдельно друг от друга. Тело, вышедшее из-под контроля сознания, дышало, двигалось, потело и переваривало пищу. Ум погрузился в сон. Сначала ему снился поданный на тарелке Манхеттен, воспроизведенный во всех мельчайших деталях. Потом – официант, который шепотом спрашивал, не угодно ли сэру провести ночь. А потом ему снилась ночь, которая черничным сиропом заливала тарелку откуда-то сверху, вязкими волнами покрывая улицы и небоскребы. А потом Миляга шел по этим улицам, в окружении небоскребов, рука об руку с чьей-то тенью, общество которой доставляло ему невыразимую радость. Когда они подошли к перекрестку, тень обернулась и дотронулась своим призрачным пальцем до переносицы Миляги, словно близилось наступление Пепельной Среды. [1]

Прикосновение доставило ему наслаждение, и он приоткрыл рот, чтобы прикоснуться языком к подушечке пальца. Палец вновь прикоснулся к его переносице. Его охватила дрожь удовольствия, и он пожалел о том, что темнота мешает ему разглядеть лицо своего спутника. Напрягая взор, он открыл глаза, и его тело и ум вновь слились в единое целое. Он снова оказался в номере гостиницы, который освещался только мерцанием телевизора, отражавшимся на лакированной поверхности полуоткрытой двери. Но ощущение прикосновения не покинуло его, а теперь к нему добавился еще и звук: чей-то нежный вздох, услышав который, он почувствовал возбуждение. В комнате была женщина.

– Юдит? – спросил он.

Своей прохладной рукой она закрыла ему рот, тем самым ответив на его вопрос. Он не мог разглядеть ее в темноте, но последние сомнения в ее реальности рассеялись, когда рука соскользнула со рта и притронулась к его обнаженной груди. Он обхватил в темноте ее лицо и привлек ее к себе, радуясь, что мрак скрывает его удовлетворение. Она пришла к нему. Несмотря на все знаки пренебрежения, которые она оказывала ему в квартире, несмотря на Мерлина, несмотря на опасность ночного путешествия по пустынным улицам, несмотря на горькую историю их отношений, она пришла в его постель, чтобы подарить ему свое тело.

Хотя он и не мог разглядеть ее, темнота была тем черным холстом, на котором он воссоздал ее совершенную красоту, устремившую на него свой пристальный взгляд. Его руки нащупали безупречные щеки. Они были еще прохладнее ее рук, которыми она уперлась в его живот, чтобы лечь сверху. Между ними установилось что-то вроде телепатического контакта. Он думал о ее языке – и немедленно ощущал его вкус; он воображал себе ее грудь, и она подставляла ее его жадным рукам; он мысленно пожелал, чтобы она заговорила, и она заговорила, произнося слова, которые он так хотел услышать, что не признавался в этом самому себе.

– Я должна была так поступить... – сказала она.

– Я знаю. Я знаю.

– Прости меня...

– За что?

– Я не могу жить без тебя, Миляга. Мы принадлежим друг другу, как муж и жена.

В ее присутствии, после стольких лет разлуки, мысль о женитьбе вовсе не казалась такой уж нелепой. Почему бы не сделать ее своей, отныне и навсегда?

– Ты хочешь выйти за меня замуж? – пробормотал он.

– Спроси меня об этом снова, в другой раз, – ответила она.

– Я спрашиваю тебя сейчас.

Она притронулась к тому самому месту на его переносице, которое было отмечено пеплом сновидения.

– Помолчи, – сказала она. – Завтра ты можешь передумать...

Он открыл было рот, чтобы выразить свое несогласие, но мысль затерялась где-то на полпути между мозгом и языком под действием нежных круговых движений, которыми она поглаживала его лоб. От места прикосновения и до самых кончиков пальцев стал разливаться волшебный покой. Боль от ушибов исчезла. Он закинул руки за голову и потянулся, позволяя блаженству свободно течь по его телу. Избавившись от болей, к которым он уже успел привыкнуть, Миляга почувствовал себя заново рожденным, словно излучающим невидимое сияние.

– Я хочу войти в тебя, – сказал он.

– Глубоко?

– До самого донышка.

Он попытался разглядеть в темноте ее ответную реакцию, но взгляд его потерпел неудачу, возвратившись из неизведанного ни с чем. И лишь мерцание телевизора, отраженное на сетчатке его глаза, создавало иллюзию того, что ее тело излучает едва заметное матовое свечение. Он хотел сесть, чтобы отыскать ее лицо, но она уже двинулась вниз, и через несколько секунд он ощутил прикосновение губ к животу, а потом и к головке его члена, который она стала медленно вводить в рот, нежно щекоча языком, так что он чуть было не обезумел от наслаждения. Он предостерег ее невнятным бормотанием, был освобожден и, спустя мгновение, понадобившееся для короткого вдоха, вновь проглочен.

Невидимость придавала ее ласкам особую власть над ним. Он ощущал каждое прикосновение ее языка и зубов. Раскаленный ее страстью, его член приобрел особую чувствительность и вырос в его сознании до размеров его тела: жилистый влажный торс, увенчанный слепой головой, лежал на его животе, напрягаясь и пульсируя, а она, темнота, полностью поглотила его. От него осталось только ощущение, а она была его источником. Его тело целиком попало во власть блаженства, причину которого он уже не мог вспомнить, а окончание – не мог представить. Господи, да, она знала, как доставить ему наслаждение, вовремя успокаивая его возбужденные нервные окончания и заставляя уже готовую выплеснуться сперму вернуться назад, пока он не почувствовал, что близок к тому, чтобы кончить кровью и радостно принять смерть в ее объятиях.

Еще один призрачный отсвет мелькнул в темноте, и колдовство утратило над ним свою власть. Он вновь был самим собой – член его уменьшился до нормальных размеров, – а она была уже не темнотой, а телом, сквозь которое, как ему показалось, проходили волны радужного света. Он прекрасно знал, что это всего лишь иллюзия, пригрезившаяся его изголодавшимся глазам. И тем не менее волнообразный свет вновь скользнул по ее телу. Иллюзия то была или нет, но под ее действием он возжелал еще более полного обладания. Протянув руки, он взял ее под мышки и притянул к себе. Она высвободилась из его объятий и легла рядом, и он стал раздевать ее. Теперь, когда она лежала на белой простыне, он мог различить формы ее тела, хотя и не слишком четко. Она задвигалась под его рукой, приподнимаясь навстречу его прикосновениям.