Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (мир книг .txt) 📗

В кабинет министра иностранных дел Зувейзы заглянул секретарь — новый секретарь, верный, а не тот, что оказался ункерлантским шпионом.

— Ваше превосходительство, прибыл маркиз Балястро.

— Хорошо, Кутуз, я его приму.

Хадджадж поднялся, демонстрируя рубашку и юбку в альгарвейском стиле, которые надел ради такого случая. Даже под тонкой тканью министр чудовищно потел, но такова была цена, которую платит дипломат обычаям остальной части Дерлавая.

— Пускай заходит.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — отозвался Кутуз и вышел.

Минуту спустя Хадджадж уже пожимал руку альгарвейскому послу.

— Добрый день, добрый день! — промолвил Балястро.

Был маркиз невысок, немолод, энергичен и куда более умен, чем казался.

— Будь вы прекрасной юной девой, — промолвил он, потрогав рубашку Хадджаджа, — я был бы весьма разочарован, что вы надели эту тряпку. А так, — он по-альгарвейски выразительно повел плечами, — переживу.

— Вы несказанно облегчили мою душу, — сухо отозвался Хадджадж.

Альгарвейский посол от души расхохотался, запрокинув голову. Надо полагать, Балястро подавился бы своим весельем, намекни ему Хадджадж, что ункерлантский посланник Ансовальд не так давно высказался в том же духе. Иноземцы, рассуждая о манере зувейзин ходить нагими, неизменно поминали прекрасных юных дев. В определенном смысле Хадджадж мог их понять, но его всегда веселило то, насколько далеко это впечатление от истины.

Балястро поудобнее устроился на подушках, которые в кабинете Хадджаджа заменяли стулья. Министр последовал его примеру. В отличие от большинства своих соотечественников, работал он за столом, но невысоким и широким — так, чтобы можно было писать, сидя на полу: еще один компромисс между обычаями Зувейзы и остального мира.

Секретарь притащил серебряный поднос с чаем, вином и сладостями. В отличие от Ансовальда, Балястро наслаждался этим ритуалом, и, пока они с Хадджаджем выпивали и закусывали, ограничивался сплетнями, пересказывать которые был большой мастер. Хадджадж не без удовольствия слушал, обмениваясь с ним легкими уколами. За чаем и вином наступало время искренних комплиментов, что позволило министру прямо высказать свое отношение к собеседнику.

Балястро поклонился, не вставая с подушек:

— Рад, что сумел доставить удовольствие вашему превосходительству. «С другом обходись так, как если бы завтра стал он врагом» — полагаю, развеивать скуку тоже входит в подобное обращение.

Поговорку он процитировал на языке оригинала — на старокаунианском. Хадджадж припал к бокалу, чтобы ненароком не выдать своих чувств. Балястро был человеком культурным и гордился этим. Но он же был и подданным Альгарве, и его соотечественники терзали ныне кауниан, создавших ту культуру, которой маркиз так гордился. Противоречия в этом ни Балястро, ни его соплеменники каким-то образом не замечали. Впрочем, альгарвейцы имели привычку хотеть все и сразу.

Пока чай в чайнике, вино в кувшине и сладости на тарелке не закончились, Хадджадж не мог завести разговора о делах серьезных, не выказав, по собственным меркам, невежества. Поэтому министр выжидал. Наконец Кутуз унес подносик, и Балястро с улыбкой предложил:

— Ну, к делу?

— К услугам вашего превосходительства, — ответил Хадджадж. — Как вам известно, маркиз, я всегда рад вас видеть, и ваше мнение по любому вопросу мне также всегда интересно.

— Даже когда оно вам не нравится, — добавил Балястро беззлобно.

— Именно так, ваше превосходительство. — Хадджадж с серьезным видом склонил голову. — Даже когда мне не нравится содержание ваших речей, я остаюсь заворожен формой.

Ему снова вспомнилась каунианская поговорка.

Министру удалось выжать из Балястро смешок, но маркиз тут же посерьезнел.

— Боюсь, форма окажется непритязательной, ибо суть моего сообщения проста: Альгарве нуждается в вашей помощи.

— Моей помощи? — Зувейзинский министр поднял бровь. — Воистину ваша держава находится в отчаянном положении, ежели вы ожидаете, что изможденный старик возьмется за жезл ради вас.

— Ха-ха, — отчетливо произнес Балястро. — Я полагал, что мы покончили с шутками. Разумеется, я имел в виду помощь Зувейзы.

— Ну хорошо, хотя ответ мой едва ли изменится, — отозвался Хадджадж. — Ваша держава находится в отчаянном положении, ежели вы ожидаете, что за жезлы ради вас возьмется изможденная юная страна.

— Разумеется, у нас есть трудности, — отозвался Балястро — порою он бывал по-настоящему искренен. — Иначе мы взяли бы Котбус еще до того, как зима приморозила нас к земле.

А временами маркиз бывал весьма изворотлив.

— Зима, — напомнил Хадджадж, — отнюдь не приморозила вас к уже занятым позициям.

— Ну да, — признал посол. — Мы потерпели несколько неудач, едва ли могу отрицать это. Но сейчас мы остановили напор ункерлантцев по всему фронту. А в этом году… в этом году, силами горними клянусь, мы разгромим их раз и навсегда.

Он выпрямился так гордо, словно осанка могла каким-то образом придать веса его словам.

Судя по тому, что доносили Хадджаджу зувейзинские военачальники, и тому, что он узнавал сам, Балястро в целом говорил правду: ункерлантцы более не теснили солдат Мезенцио. В какой мере это было связано с весенней распутицей, министр понятия не имел и полагал, что это никому не известно. Что же касалось будущего…

— Прошлым летом вы утверждали, что разгромите Ункерлант к зиме. Поскольку вы ошиблись единожды, почему бы мне не предположить, что вы ошибетесь дважды?

— Потому, что мы уже прошли пол-Ункерланта прошлым летом, — ответил Балястро — у него, как у большинства альгарвейцев, на любой вопрос был готов ответ. — Если врезать противнику один раз, он может и устоять на ногах. Но если бить его раз за разом, то рано или поздно он свалится.

Ункерлант тоже наносил по захватчикам удар за ударом. Кто из противников свалится первым, на взгляд Хадджаджа, оставалось под сомнением. Но Балястро, разумеется, найдет какое-нибудь доказательство тому, что это будет не Альгарве. Основываясь на этой гипотезе, Хадджадж задал другой вопрос — по его мнению, более важный: