Два в одном. Оплошности судьбы - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой"

– Ты что несешь, богохульник? – возмущенно произнес голос отца Ермолая. – Какая магия?

– Вы точно отец Ермолай? – послышался острожный вопрос из-за занавески.

Занавеска отодвинулась, и показалась злая голова инквизитора, она буравила взглядом смиренно сидящего парня и, не найдя за что зацепиться, спросила:

– Узнаешь?

– Здрасте, отец Ермолай! Вы тоже здесь? – радостно поздоровался ученик, и на его пухлых щеках появились ямочки. Простоватые глаза преданно таращились на меченосца.

«О Хранитель! Какой же он тупой!» – почти с ненавистью подумал инквизитор, разглядывая паренька.

– Отец Ермолай, вы не серчайте, – обратился Артем к голове, – просто в магии тоже есть разящий меч, вот я и подумал, что вы им пользуетесь.

– Не пользуюсь! – буркнул тот, желая прекратить ненужные разговоры. – У меня свой. Ты будешь говорить правду? – прорычала голова.

– Буду! – сделав испуганный вид, ответил ученик и невзначай, вслед уходящей голове, произнес: – Значит, у вас своя магия.

– Нет у меня богомерзкой магии! – взревел инквизитор и по пояс высунулся из окошка, почти сорвав занавеску. – Запомни это!

– Запомню, запомню, святой отец. А что, на исповеди вы всегда так сердитесь? – Артем подался назад и вжался в стенку подальше от святоши, похожего на разъяренного быка.

Инквизитор остановился, обжег взглядом испуганного мага и скрылся за занавеской.

– Кайся, грешник! – рыкнул он.

Ответом ему была долгая тишина.

– Чего молчишь, порождение тьмы?

– Его тут нет. – Теперь голова Артема появилась со стороны инквизитора и шепотом спросила: – Вы где его видели?

Инквизитор, возмущенный попранием устоев исповеди, затолкал голову обратно.

– Я вижу, сын греха и порока, ты не разумеешь таинства исповедания. Сделаем так: я буду спрашивать, а ты мне честно отвечай.

– Хорошо, святой отец, – услышал он кроткий ответ.

– Ты занимался богомерзкой магией?

– Нет.

– Как нет! – Из-за занавески появилась голова в зеленой тюбетейке. – Ты же маг! Врать мне удумал, отродье тьмы!

Артем решительно вытолкнул голову и задернул занавеску.

– Не нарушайте, святой отец. Я не могу заниматься богомерзкой магией, так как учусь в официально признанной школе, что не является богомерзкой. Так как всем известно, что она принадлежит нашему королю. Если ее считать богомерзкой, то по вашим словам выходит, наш сиятельный король тоже богомерзкий. Вы это хотите сказать?

– Ты что, полуумок, несешь? – Голова инквизитора появилась вновь. Вслед за ней показался внушительный кулак и пригрозил ученику. – Я не это имел в виду.

Но что он имел в виду, разъяснять остолопу не стал. Отец Ермолай скрылся и задал новый вопрос:

– Проводил магические ритуалы, разрешенные в вашей школе?

– Нет.

Из-за занавески стала показываться голова инквизитора. Не дожидаясь, когда она влезет полностью, Артем стал толкать ее обратно.

– Не нарушайте, святой отец, – сопровождал он свои действия этими словами. – Я не мог заниматься магическими практиками, так как не могу плести плетения.

– Как так? – Инквизитор был обескуражен.

– У меня руки с детства больны и не в состоянии создать заклинания.

– А как же ты учишься тогда?

– Никак, поэтому и хотел пойти служкой в храм. Вас всегда кормят бесплатно, вина наливают и уважают. Я тоже так хочу.

– Ты, сын греховной природы, заблуждаешься, – уже спокойнее ответил инквизитор. – За внешним проявлением уважения скрывается тяжелый молитвенный труд и изнурение постом в стенах матери церкви. Радение о душах людей, об их нравственной чистоте и искоренении пороков – вот цель священнослужителя. Не бесплатная еда и выпивка. Запомни это. Рассказывай дальше, пьянствовал?

– Пьянствовал! – решительно заявил Артем.

– Один или с другими грешниками? – Инквизитор вел не исповедь, а допрос.

– Так с вами же, святой отец, и много раз. Забыли, что ли? – показалась из-за занавески голова ученика с удивленным выражением на лице.

Теперь инквизитор затолкал его обратно и устало произнес:

– На первый раз закончим.

«Как бывает трудно с дураками, – подумал он, вылезая из будочки. – Хотя без них никуда».

– А благословить? – Артем вновь вылез из-за занавески. – Я больше пить не буду. Понял, это грех.

Инквизитор глубоко задышал, но осенил змейкой голову дурака и сказал:

– Благословляю.

Глядя на представление, устроенное землянином, Агнесса покачала головой.

– Да у него талант! Он так ловко прошел перекресток, что инквизитор сам может оказаться на костре после такой исповеди. Хороший старт, Арингил, не находишь? – повернулась она к ангелу. – Святоша теперь не опасен, и подопечный выведен на время из-под удара. У парня появился первый враг, как и положено, но он вышел победителем и поднял свой авторитет. Ах! Почему у меня его не было с самого начала? – огорченно вздохнула она.

Арингил промолчал, но он тоже был доволен подопечным.

Когда Артем вернулся к себе в комнату, там сидела Чучело с подносом и скучала. В комнате уже проветрилось, и вонь почти не чувствовалась. «Надо же, какой вонючий летун оказался!» – подумал маг и улыбнулся баске:

– Как дела, красавица?

Девочка обрадовалась и сама спросила:

– Ты куда ходил, ваша милость?

Он заметил, что непосредственная баска очень часто вместо ответа задавала вопрос сама.

Артем прошел в комнату, сел на кровать, взял поднос с едой и стал уминать кашу. Общение с инквизитором далось ему нелегко. Зато он понял, что такое церковники. Одна из ветвей власти, паразитирующая на простом народе. Впрочем, как и везде. Всегда есть и были подобные институты, от жрецов до сект, которые утверждали, что только им известна истина. Приходи к нам, давай деньги, и мы ее тебе откроем. Вот их формула бытия и паучьего паразитирования на людском суеверии. Здесь еще в людях сидит страх быть обвиненными в занятиях черной магией. Знать бы еще, что это такое.

– Я был на исповеди, – ответил Артем после третьей ложки каши. – У отца Ермолая.

Девочка вытаращила глаза.

– Зачем ты туда ходил? – Она нагнулась к нему и зашептала: – Он страшный человек. Ищет, кого сжечь. И пытает дворню, как ведут себя господа и что говорят. Мне повариха рассказывала, она тоже ходила на исповедь. А если соврешь на ней, то умрешь. Вот как!

– Это все глупости, Чу. Я буду звать тебя так. Для меня ты будешь Чу.

– Ты дал мне имя, ваша милость, – бросилась она ему на шею. – Теперь ты мой отец.

– Какой отец? Ты что, Чу? Я еще молод, и детей у меня не было. – Артем испугался ее порыва и подавился кашей.

– По нашим обычаям всегда было так. Кто первым даст имя ребенку, тот его родитель. Поэтому мне здесь имени не давали. – Она уселась рядом с ним и сияла от радости. – Теперь я полноценная.

– Вот дурень! – всплеснула руками Агнесса. – Ну как же можно быть таким неосмотрительным. Папаша! – Она сплюнула ему на плечо и растерла ногой.

Арингил посмотрел с осуждением на тифлинга и размеренно заговорил:

– Вместо того чтобы плеваться, лучше бы продумала, что ему говорить. Парень не знает ваших правил, обычаев народа. Теперь многое становится понятным.

– Что ты имеешь в виду? – уперев руки в боки, воинственно спросила она.

– Хотя бы то, почему у тебя такой забитый подопечный с проклятыми руками. У парня с детства проблемы, и их можно было сгладить.

– Вот как? – прищурилась Агнесса. – Оказывается, это я виновата в его проблемах.

– Не в меньшей мере, чем он сам. Ты пренебрегала своим человеком.

– С чего ты это взял, санитар? Как ты, не зная меня, можешь об этом судить?

Арингил не обратил внимания на ее колкость и продолжал спокойно и веско говорить, припечатывая ее каждым своим словом:

– Тут знать много не надо, ты бросала своего подопечного без пригляда, и это только то, что стало известно. Ты хотела его смерти, чтобы тебе дали более способного. Но я уверен, что и его ты также бросила бы. Тебе интересны только твои ногти и глазки, которые ты красишь по три часа в день. А кроме того, ты всех вокруг обвиняешь, что они виноваты в твоих бедах.