Баллада о кулаке (сборник) - Олди Генри Лайон (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Глаза отнюдь не дурачка, но и не небожителя.
Два скованных льдом озерца, в которые смотреть — и то зябко.
Маленький Архат спустился до конца лестницы, поднял крохотный светильничек над головой, но оглядываться по сторонам не стал — на счастье Змееныша, который застыл в спасительной нише, приняв совершенно неестественную для человека позу.
Зато и силуэт лазутчика смотрелся скорее бесформенным комком сошедшей с ума тьмы, нежели прячущимся соглядатаем.
Маленький Архат подошел к двери и поставил свой светильник на землю. Потом полез в складки кашьи и через некоторое время извлек веревку. Встал как раз на то место, с которого не так давно прыгал преподобный Фэн, постоял, подумал и бросил веревку вверх.
«А парень-то не промах!» — оценил Змееныш, наблюдая, как со второго раза веревка зацепилась за выгнутый крюк, торчавший из потолка и до последней минуты не замеченный лазутчиком.
Маленький Архат подергал свою замечательную веревку, скрутил на свисающем конце петлю («Повеситься хочет, что ли?» — подумалось Цаю) и продел в нее правую руку по локоть.
После чего подпрыгнул, уцепился левой рукой чуть повыше и повис, словно горная обезьяна.
Змееныш Цай чуть не ахнул, когда малыш в рясе ловко раскачался и выбил пятками тройную дробь по нужному камню, выбоине и скалящемуся кирпичу — сделав это с гораздо меньшими затратами сил, чем уродливый повар Фэн.
А потом тихо засмеялся, соскочил на пол и пошел себе мимо открывшейся двери во тьму Лабиринта Манекенов.
Лазутчик жизни еще только начал размышлять над двумя вещами — почему эхо не захотело на этот раз подхватить смех Маленького Архата и почему это таинственный Лабиринт превратился чуть ли не в проходной двор? — а во мраке подземелий вдруг послышался сдавленный детский вскрик и шорох, какой бывает даже не от падения тела, а от медленного оседания наземь...
И Змееныш Цай совершил непростительную для профессионального лазутчика ошибку, одну из тех ошибок, которые способны напрочь провалить или неожиданно раскрыть порученное дело, — дверь все почему-то медлила закрыться, и Цай сломя голову ворвался в преддверие Лабиринта Манекенов.
Ему повезло.
Почти сразу он споткнулся о скорчившееся на сыром земляном полу детское тельце.
И успел выволочь Маленького Архата, потерявшего сознание неизвестно отчего, наружу.
Знакомое гнусавое хихиканье эхом прокатилось где-то в самой сердцевине Лабиринта, следом за ним послышался глухой грохот и сухой треск, какой бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево, но Змееныш Цай уже не слышал этого.
Он нес по лестнице мальчишку с лицом деревенского дурачка и глазами, похожими на две ледышки.
Когда они были уже на самом верху, эти глаза открылись.
...Ливень наполнил до отказа все кухонные бочки, предусмотрительно выставленные во двор. Но преподобного Фэна — повар, как ни в чем не бывало перед самым восходом объявился в своих чревоугодных владениях — дождевая вода чем-то не устроила.
И он мигом погнал Змееныша Цая к источнику, вооружив последнего коромыслом и парой объемистых бадеек.
Самым простым способом раздобыть воду было пробежать через растущую неподалеку сосновую рощу, которая некогда и дала название знаменитому монастырю* [Шаолинь — дословно «молодой лес»], и вскоре оказаться близ разбивающегося о камни небольшого водопадика, дарующего прохладу в зной, но в здешней обители очень не любили простые способы достижения чего бы то ни было. Тем более что и сам водопад был не простой, а освященный в прадавние времена самим Сыном Неба, императором Сяо Вэнем, и вследствие несомненной святости этой воды в ней запрещалось даже купаться — не то что бадьями таскать.
Вот и бегал Змееныш по ста тридцати шести ступеням к дальнему ключу.
Каждые три ходки он останавливался на полдороге и тщательно брызгал на обнаженное до пояса тело водой, а приближаясь к кухне, начинал спотыкаться и тяжело дышать. Такому юноше, как он, не вошедшему еще в полную мужскую силу, должен быть в тягость путь к источнику и обратно, особенно по жаре и с тяжелым коромыслом на плечах. И неважно, что все обитатели Шаолиня, включая повара Фэна, предаются сейчас рассветной медитации — если на чем и ловятся лазутчики, так это на самых ничтожных мелочах!
«И еще на добрых поступках», — зло подумал Змееныш, в очередной раз подбегая к источнику и еще издалека видя там знакомую детскую фигурку.
Вчера, когда он оставлял только-только пришедшего в себя Маленького Архата у входа во второй сэнтан, Цай очень надеялся, что ребенок его не запомнит.
Запомнил, проклятый!
И кстати — почему он не медитирует вместе со всеми?!
Что это за поблажки?!
Малыш посмотрел на подбегающего Змееныша своими льдистыми глазками, прикусил сорванную травинку крепкими, выпирающими вперед зубами и заявил ни с того ни с сего:
— Через два-три дня тебя вызовет к себе патриарх. Понял, дубина?
Не ожидающий подобного начала Змееныш чуть не уронил коромысло.
— Будет беседовать с тобой. — Мальчишка жевал травинку и говорил словно даже и не со Змеенышем, а с самим собой. — Вопросы задавать станет, так ты не хитри и не умничай. Выгонит. Если ударит — закройся, но не до конца. Вроде как от испуга. Впрочем, до конца ты и не сможешь... ну да ладно, не о том речь.
Маленький Архат ненадолго замолчал, а Змееныш оторопело смотрел на своего собеседника.
На самом деле он не был столь уж удивлен словами Маленького Архата — и не потому, что ожидал чего-либо подобного. Просто Змееныш разучился удивляться еще тогда, когда нынешнее перерождение мальчишки не то что не началось, а даже еще и не было задумано.
Но личина Цая почти всегда требовала удивленно раскрытого рта и часто-часто моргающих глаз, так что это стало его второй натурой.
Некоторые уже неживые люди могли бы подтвердить: да, стало и в свое время производило большое впечатление.
— Чаю тебе предложит, — продолжил после паузы монах-ребенок. — Да не моргай ты, а слушай! Чаю, говорю, предложит — так ты не бери, а взял, так не пей! Понял?! Обвинят в незнании этикета и животной грубости, после чего выпрут взашей! Отойди себе смирненько в уголок, там тумба стоит, с фигурками и бумажными деньгами... ну, низенькая такая!..
— Алтарь предков, — машинально поправил Змееныш, на этот раз действительно удивясь: не столько тому, что малыш так осведомлен в делах патриарших, сколько его последним словам про алтарь предков.
Да любой сопливый мальчишка в любом селении никогда не скажет про известное с рождения священное место: «Тумба... с фигурками и бумажными деньгами...»
— Точно, — обрадовался Маленький Архат, выплевывая свою травинку Змеенышу под ноги. — Короче, поставишь туда чашку, поклонишься, после повернешься и поклонишься еще и патриарху. Потом жди. Выпьет глава Шаолиня свой чай — считай, все у тебя в порядке, можешь зваться монахом. Дошло?
— Дошло, — кивнул Змееныш. — А что ж это ты, преподобный...
Лазутчик колебался. Одну ошибку он уже совершил, когда вытаскивал этого непонятного ребенка из Лабиринта Манекенов; и сейчас ему очень не хотелось ошибиться во второй раз. Сделай он вид, что вчерашней ночью ничего не было, кроме грозы, и вся юношеская личина Змееныша мигом начнет трещать по швам и лопаться — мальчишка умен, как бес, и сразу поймет, что пухлогубый юнец-кандидат не должен бы уметь держать язык за зубами. Особенно окажись сей юнец в завидной роли спасителя. Затей же лазутчик разговор о вчерашнем происшествии, начни интересоваться похождениями Маленького Архата, и это неизбежно потянет за собой повара Фэна и самого Змееныша, преследующего уродливого монаха с диском под мышкой.
— Чего это я шляюсь у источника, когда остальные сидят в медитации под навесом? — ухмыльнулся Маленький Архат, и лицо его на миг стало совсем глупым, но только на миг, так что Змееныш не понял: притворялся его собеседник или на самом деле обладал способностью прыгать от глупости к мудрости, как лягушка от лужи к луже?
