Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина (читать полную версию книги txt) 📗
— Пойдем.
— Куда?
— Туда… туда, где все произошло.
Дайна поднималась на чердак крадучись, но Ийлэ все одно услышала ее. Осторожные шаги, и юбки почти не шелестят, но дом-предатель решил играть на равных со всеми. И тонкие половицы поскрипывали, а дверь протяжно застонала, впуская теплый воздух и запах ландышей.
— Ты здесь? — Дайна остановилась на пороге, прищурившись, вглядываясь в полумрак, который самой Ийлэ казался привычным, уютным даже.
Снаружи дождь.
И небо выкрашено осенней лиловой пастелью. Солнце бледное, тусклое.
Мороз по утрам. Ийлэ чувствовала его, пусть бы рядом с печной трубой ей было тепло. Мороз оставлял узоры на окнах и тонкую пленку льда на подоконнике. Он пробирался на чердак, шевелил тряпье, тревожил кукол, так и застывших в вечном своем чаепитии.
Но главное, что света было мало. А в полумраке лицо Дайны выделялось белым пятном.
— Ты здесь?
Ийлэ тронула корзину, которую пес подвесил на крюк. Крюк был старым, проржавевшим, но крепким. Райдо долго его шатал, а убедившись, что и под собственным его весом крюк не спешит ни ломаться, ни выскальзывать из дерева, закинул на него веревку.
А к веревке уже и корзину привязал.
— Здесь, — с удовлетворением отметила Дайна и волосы поправила.
Волосы у нее всегда были роскошными, но прежде, в прошлой жизни Ийлэ, в которой Дайна вынуждена была носить серое платье горничной, она заплетала волосы в тугие косы, а косы прятала под чепцом. И тот чепец тоже был иным, белым, строгим.
— Послушай, — Дайна притворила дверь, ведущую на чердак. — Я… я пришла помочь тебе…
В это Ийлэ не поверила.
— Думаешь, мне тебя не было жаль? Было. Но что я могла сделать?
Ийлэ промолчала.
Впрочем, ответа от нее и не ждали. Дайна подошла, ступала она крадучись, и башмаки, наверное, сняла еще там, на лестнице, оставшись в теплых вязаных чулках.
— Но сейчас все иначе…
Ийлэ склонила голову на бок.
А ландышами пахло, но слабо… и платье нынешнее было не из маминых. Серый атлас и белое кружево… поторопилась… накануне маме доставили посылку. Она еще расстроилась: ткань казалась скучной, исчез тот фиалковый отлив, ради которого матушка и приобрела ее…
…ничего, ткань — лишь ткань.
Маме уже все равно.
— Сейчас мы можем помочь друг другу… ты мне, а я тебе… я тебе больше… — Дайна коснулась корзины, и Ийлэ зашипела.
Дайна тотчас отдернула руку.
— Ты… ты же вынуждена оставаться здесь… с ним… тебе просто некуда идти, я понимаю… но ты же ненавидишь его, да?
Ийлэ кивнула.
Ненавидит.
И Райдо, который думает, что, если она помогла раз, то поможет снова… и мальчишку его, что вечно крутится возле чердака, но больше не заглядывает. Он тоже рассчитывает на Ийлэ.
А если она откажется…
— Ты… ты всегда ко мне хорошо относилась, — Дайна нервно гладила подол платья, белые руки ее скользили по ткани, которая в полумраке гляделась темной.
Но с фиалковым отливом.
Наверное, все от освещения зависит. А платье сшито неудачно: слишком тесный корсаж, слишком глубокий вырез, пусть и менее глубокий, чем на прочих нарядах Дайны. Здесь же она набросила пуховую мамину шаль.
И сколола ее маминой же брошью.
— Ты же понимаешь, что теперь он тебя не отпустит? — шепот ее глухой, настороженный, тревожил клочья пыли. — Пока он притворяется добрым, но как только… как только ты откажешься помочь… или не сможешь, он покажет истинное свое лицо… я-то знаю…
Она улыбнулась робко, заискивающе.
— Я принесла тебе денег. Здесь немного, но… ты же понимаешь, что больше мне взять неоткуда… уходи, уезжай… с деньгами ты можешь. В другой город… к морю… на Побережье, я слышала, остались другие альвы… затеряешься… он тебя не найдет.
Она лгала.
У лжи острый аромат, но раньше Ийлэ его не ощущала.
Раньше она была на редкость бесчувственной.
Дайна схватила за руку и в руку эту сунула толстый кошелек. Стиснула, зашипела на ухо гадюкой:
— Я помогу тебе… выведу ночью из дому… лошадь дам… с лошадью до станции доберешься, а там уже… он не сразу хватится… я снотворного плесну, когда пить будет… а мальчишка в город уехал.
— Зачем?
— А ты как думаешь? — Дайна подобралась слишком близко, и руку отпускать не собиралась. Она держала, стискивая запястье, и руку эту хотелось не просто стряхнуть, но сломать, чтобы круглое лицо Дайны исказилось от боли.
И слезы бы увидеть. Она-то сама видела, как плакала Ийлэ…
— Те трое… ты их убила…
— Неправда.
Дайна оскалилась. В сумраке ровные зубы ее блестели и казались неестественно белыми, слишком крупными.
— Ты их убила… ты подожгла дом… и ушла… или думаешь, что кто-то поверит в иное? — Дайна проводила по зубам языком, и Ийлэ не могла отделаться от ощущения, что она, человек, существо априори слабое, вот-вот вцепиться Ийлэ в горло. — Они псы, а ты альва. Они тебя мучили, вот ты и отомстила…
Дайна оттолкнулась и встала.
— Поэтому делай, как говорю, если хочешь остаться в живых. Беги.
Она ушла, оставив легкий аромат ландышей, избавиться от которого не сумела или не захотела. Возможно ей, человеку, и вправду казалось, что запах стряхнуть легко, достаточно ванны и мыла… люди мало знают о запахах.
— Она лжет, — сказала Ийлэ отродью, но кошелек подняла.
Спрятала на дно сундука, здраво рассудив, что деньги ей пригодятся, если не сейчас, то весной, когда леса оживут и у Ийлэ появится выбор.
— Она всегда лгала, — Ийлэ качнула корзину, и отродье, заворочавшееся было, вздохнуло. — Ей верили… ей нельзя верить.
Ийлэ склонилась над корзиной и коснулась волос отродья, которые неуловимо посветлели. И мутноватая пленка на глазах растворилась, теперь эти глаза смотрели на Ийлэ с упреком?
С удивлением?
Она не знала, но и выдержать взгляда не сумела, а потому отвернулась.
…имя действительно стоит выбрать, раз уж отродье будет жить.
— Пес нас не тронет, — пообещала она, проводя когтями по бледной коже. — Мы нужны ему… и мы сами решим, когда нам уходить.
Отродье закрыло глаза.
В этом Ийлэ увидела согласие.
Глава 7
В комнате все еще пахло гарью. И была-то она крохотной, как только развернуться. Пожалуй, если Райдо руки вытянет, то сумеет коснуться пальцами противоположных стен.
Потолок низкий.
Через единственное окно, решеткой забранное, разве что кошка протиснуться способна, и то при условии, что решетку снимут.
И камина, что характерно, нет.
А ремонт сделали, причем делали наспех.
Синие обои наклеены кое-как. Мебель, кажется, собрана со всего дома, если не со всего города, и низкая банкетка, обтянутая красным бархатом, соседствует с солидным трюмо, которое в комнате смотрится вовсе чуждо.
Старый шкаф с резными ручками.
Пара стульев.
Столик журнальный, ободранный… кажется, прежде его украшали золотые накладки, но они исчезли.
— Выноси, — скомандовал Райдо, подталкивая столик к двери.
Дернулся и замер, вовремя прикусив губу, сдерживая стон: а ведь поверил, дурак этакий, что боль ушла навсегда, что теперь останется за призрачной границей холода, рожденною руками альвы.
Как есть дурак.
Мог бы изучить препоганый ее характерец, не альвы — боли. Нравится ей с Райдо играть, и теперь вот плеснула огнем и истаяла, позволяя Райдо справляться с углями внутри себя. Он потрогал живот, хотя знал, что угли эти в кишках мерещатся.
— Плохо? — Нат тотчас оказался рядом, подставил узкое плечо.
— Да… пройдет, — Райдо упал на полосатую банкетку, которая знавала лучшие времена. — Не стой. Выноси.
— Зачем?
— Увидишь… столик явно не отсюда… и вот те стулья… козетка… трюмо… погоди, один не сдвинешь.
Нат только фыркнул.
Трюмо он толкал, нимало не заботясь, что ножки его скользят по ковру, оставляя в нем глубокие вдавленные полосы. А ведь и ковер принесли…
Его Райдо сам скатал, с удовлетворением отметив, что паркет меняли не полностью. Кто-то весьма неплохо сэкономил на ремонте.
