Кровь и Серебро (СИ) - Плотникова Александра (список книг .txt) 📗
Пришлось избегать тех дорог, которыми он ехал из Курхагена, чтобы не быть случайно узнанным до поры. А между тем, в свои права вступала осень, и холодные злые ветра срывали листву с деревьев. Каина не тревожил холод, коня особо тоже. Разве что пищи — крупного зверья и лихих людей — стало меньше, но и кровь требовалась реже.
В один ветренный пасмурный день он выехал к Озеру Слез.
***
Тяжелые свинцовые тучи ползли по небу, накатываясь валами друг на друга. Неспокойные серые воды протянулись от горизонта до горизонта, кутаясь в непроницаемый туман. Я стоял на утесе, поглаживал коня по морде и вглядывался в это марево, издевательски дрожащее и корчащее мне рожи. Даже мои глаза не могли ничего различить за белой пеленой. А туман нашептывал о чем-то, в шорохах и плеске воды порой слышались неявные слова. Я не мог их разобрать, как ни старался. Разум понимал, что все это — вероятно, простой обман слуха и зрения, причуды погоды, но что-то все же заставляло всматриваться в непроницаемый покров. Чудилось, будто кто-то шепчет, зовет, плачет, причитая на разные голоса.
Умершие? Возможно…
Кто назвал это место Озером Слез? Чья скорбь погрузила стылые воды в вечный туман? Кто или что прячется там, за ветрами, за лентами хмари, пугая людей, заставляя их бежать прочь из этих мест, считать проклятыми обрывистые берега? На много дней пути вокруг я не слышал отголосков человеческой крови и сознаний. Даже воры и убийцы не искали здесь убежища от правосудия лордов.
А я что тут забыл? Стою, смотрю на вросший в землю покосившийся обелиск, покрытый полустертыми барельефами, выбоинами и трещинами. Едва можно различить остатки красок и само изображение — не то большая птица, не то человек с крыльями, раскинувший руки в благословляющем жесте. Перья когда-то были черными, кожа — не то серой, не то синей, на венце остались крупицы позолоты, а из слепых глаз катились алые слезы, и впрямь, кажется, нарисованные кровью, настолько старой, что я не был уверен, а не краска ли это. По обветренным камняи стекали полустертые письмена, стыдливо убегая и прячась в пожухлую траву. Не прочесть… Да и кровь настолько выветрилась, что не отдаст мне ни капли знания.
Особенность эту я заметил совсем недавно, перегрызя горло лесному мародеру. Вмест с кровью ко мне хлынула его память — пока тело насыщалось горячим потоком жизни, в мозгу проносились сумбурные рваные образы-воспоминания, которые никак не могли быть моими. Жена, детки-спиногрызы, жизнь от урожая до урожая, от подати до подати, барон-смутьян, вечно грызущийся с соседом за пограничную межу, особо кровавая стычка, волколаки, неурожайный год, тракт, награда за голову… Все, как всегда.
В первый раз я с трудом отделался от этих видений и надолго перешел на оленину. Потом научился пропускать их мимо сознания или наоборот, вглядываться внимательнее, если попадалось нечто интересное. Но это cочащееся почти осязаемой, овеществленной скорбью изображение было настолько древним, что все следы выветрились, все, что несла в себе чья-то кровь, давным-давно развеялось.
Может, на обелиске изображен Древний? Я понятия не имел, как они выглядели. Я вообще ничего о них не знал, кроме смутных преданий о якобы зверствах Яноса Одрона, убитого в итоге рыцарями-инквизиторами Ордена Сэрафан. В зверства, памятуя о том, что вбивалось в голову покойной магичке-адептке, не слишком верилось. Ну или бедолагу довели до такой степени отчаяния, что он озверел, не видя другого выхода.
Легенды называли Яноса первородным вампиром. Так это или нет — оставалось только гадать, потому что пересказывали эти предания гораздые приврать менестрели, и от раза к разу описания и подробности менялись. Но все они сходились в одном — Янос Одрон жил уединенно, запершись в башне где-то в окрестностях города Уштенхайма на востоке и избегая даже собственных учеников, из которых впоследствии выжил только один. Под бренчанье струн и зловещие подвывания заезжие бездельники, среди которых я встречал мало действительно талантливых певцов, пересказывали истории о том, как крылатое чудовище налетало по ночам на спящий город, насиловало невест, воровало детей и собак (псы-то ему зачем?), как храбрые горожане пытались отбиться от нарушителя спокойствия, как собирали отряды и шли к башне в надежде взять ее штурмом, как у них ничего не вышло, ибо страшно темное колдовство! На этом месте фантазия у рассказчиков обычно заканчивалась, но зато оголтелую толпу с факелами и дрекольем представить можно было живо. Я бы на месте задерганного подобными визитами отшельника — ведь неспроста же он ушел от мира, право слово! — тоже не выдержал. И к тому моменту, как возле моего порога топтались бы рыцари, уже открутил пару самых рьяных голов.
Об эпической битве с порождением Тьмы — вшестером против одного, какая доблесть! — тоже рассказывали много историй, красочно живописуя то, что я назвал бы безобразной дракой и избиением безоружного, но никак не «поединком чести». Даже имена героев сохранились в людской памяти. И особо тщательно воспевалось имя того, кто своей рукой вырвал бьющееся, ещё живое сердце из груди последнего Древнего. Имя Разиеля Тренно, Лучезарного Принца. Всем хорош молодой лорд, командир особого отряда воинов Ордена: и красив, и умён, и поражений не знал… Я не сомневался только в том, что он был тщеславен, самовлюблен и высокомерен. Если верить описаниям, разумеется. Как правило те, кто носит раззолоченные доспехи, редко видят дальше собственного носа.
Наверное, я бы с удовольствием сожрал его сейчас. Кстати, о еде…
— Серги, нам пора выбираться отсюда, не то я съем тебя, как единственное крупное животное в округе.
Конь фыркнул мне в ладонь, словно соглашаясь с тем, что едой он становиться не хочет, и мы двинулись в путь на запах крови — с каждым днём я все острее мог улавливать ее отголоски, слышать все дальше.
Слышал я и Намирэ. Знал, что она наблюдает, не проявляя себя, наблюдает постоянно. И откуда у нее столько времени… Впрочем, что я знаю о создателях реальностей?
«Кто же ты, моя странная сумрачная леди, и чего ты хочешь от меня?»
***
Двенадцать лет назад, Курхаген.
Замок графа Крейдемаара
— Каин, там уже все собрались! Ты идешь или нет?
Сестра влетела, как всегда, без стука, нарушаял все правила пребывания на мужской половине. Рукава ее изумрудного котарди[2] из тонкой шерсти разметались крыльями, из тщательно собранной и покрытой вуалью прически выбился локон. И тяжелый пояс из старого темного золота, украшенный камнями, оттенявшими цвет ее сине-зеленых глаз, невероятно шел ей.
— Эрика, а если б я был не одет? — черноволосый красавец двадцати восьми лет от роду поморщился, с неудовольствием оглядывая собственный парадный кафтан, плохо гнущийся от золота, надеваемый редко и хранимый годами. Воину и охотнику привычнее были простая шерсть и кожа, а никак не многослойный душный наряд, в котором можно было лишь плавно шествовать или сидеть, почти не шевелясь и словно проглотив доску. Мешало все, от жесткого, натирающего горло воротника до веса косиюма. Доспехи, бывшие куда как тяжелее, и те казались намного удобнее.
— Ой, как будто я тебя не видала, братец!
— Мы уже не дети, Эри. И у тебя помолвка сегодня.
— Без тебя знаю! — огрызнулась сестра. Она терпеть не могла любые, даже несуществующие намеки на «перестарка» — двадцать лет, а жениха подходящего все не находилось. — От отца и тебе достанется за то, что опаздываешь к своей Маджери.
— Да в гробу я ее видал…
Один-один. Но отец действительно будет орать. Может и прилюдно, а это унизительно, когда ты уже не подросток. Он вздохнул, надел пояс с мечом, позволил сестре взять себя под руку, и они вышли из полутемных покоев
В освещенных редкими факелами коридорах гулял ветер, становившийся совсем невыносимым зимой, когда протапливать каменную тушу замка становилось ещё сложнее, чем летом, которое чаще бывало просто не таким холодным, как зима, нежели теплым. В этих краях дамы предпочитали не щеголять открытыми плечами, а мода уступала практичности. Потому поверх сорочки и обычного нижнего платья сестры было одето верхнее, а под подолом скрывалась удобная теплая обувь и чулки, а сам Каин благодарил небо, что отец не был ярым приверженцем южной моды и не отказывался от мехов и козьего пуха. Теплый плащ и удобные широкие штаны спасали.
