Смерть в любом случае (СИ) - Бэйн Екатерина (читаем книги TXT) 📗
— Где это ее ранили?
— Я взял ее из Ирганта, — понизил голос торговец, — вы ведь слыхали про войну, которая там была, господин?
Об этом не слыхал лишь глухой, и купец кивнул с облегчением. Теперь все становилось ясно. Мирных жителей во время войн часто берут в плен. Если, конечно, они живы останутся. Таковы реалии жизни.
Мигнув своему помощнику и указав на Нарсин, купец неторопливо отправился восвояси. Он был доволен своей покупкой, доставшейся ему столь дешево. Что же касается ранения девушки, то это казалось ему несущественным. Пару недель отдыха, тишины и покоя — и станет как новенькая.
Нарсин не сбежала от него лишь по одной причине: она была слишком слаба, едва держалась на ногах и не прошла бы в таком состоянии и полумили. Руководствуясь практическими соображениями, она решила сперва прийти в себя и дождаться, пока раны не перестанут ее беспокоить. А уж потом она не задержится в гостеприимном доме эгрибского купца ни минуты лишней.
Радость купца по поводу удачного приобретения продолжалась недолго. Совсем недолго. Недели две, пока Нарсин отлеживалась в постели под присмотром служанки. Когда же она начала передвигаться почти свободно, только слегка придерживая раненую левую руку, купец решил, что дал ей достаточно времени. Передав через прислугу, что господин и повелитель навестит свою четвертую жену сегодня вечером, Махтуб счел вопрос решенным.
Нарсин молча выслушала это повеление, ничем не дав понять, какое именно впечатление произвел на нее сей приказ. Девушка промолчала даже тогда, когда старшая жена Махтуба Маурин советовала ей быть поласковее и смотреть приветливо. Однако, на самом деле Нарсин было очень трудно выполнять все эти советы. Особенно, когда купец вошел к ней в комнату в халате и туфлях с загнутыми кверху носами. Более комичного зрелища, чем этот пузатый, низенький и лысый старикашка, представить было нельзя.
Купец Махтуб задержался у Нарсин минуты две. Ровно столько ему понадобилось на то, чтобы сперва приблизиться к своей новой жене, а потом вылететь вон, снеся с петель крепкую дверь. Оказалось, что и одной рукой девушка управлялась совсем неплохо.
После этого происшествия всякое желание приласкать Нарсин у купца как отрезало. Он просто опасался подходить к ней ближе, чем на десять шагов. Отошедши от удара о дверь, Махтуб долго и с чувством поминал пройдоху-торговца, всучившего ему столь гнилой товар, причем, поминал он его словами, которые заставили бы покраснеть даже умудренного годами и опытом портового нищего. Провел его, собака, надул, обманул, объегорил! Убивать таких надо на месте.
Что теперь делать со строптивицей, купец представлял себе очень плохо. Для начала он приставил к ней охрану. Не для того, правда, чтобы столь ценное сокровище не украли, а для собственной безопасности. Махтуб понимал, что подобная женщина ему не нужна ни под каким видом: ни в качестве супруги, боже упаси, ни в качестве наложницы, ни в качестве служанки или же рабыни. От таких девиц следует держаться подальше. Такие вещи, как покорность, уважение и послушание были ей чужды. А применять силу купец попросту боялся. Ну, как эта стерва окажется сильнее и перебьет всех в доме, включая его, господина и повелителя? В конце концов, он решил поскорее сбыть ее с рук.
Нарсин вполне могла бы сбежать, не прилагая к этому никаких особенных усилий. Охрана у дверей ее ничуть не пугала. Но помешало одно обстоятельство. Девушка краем уха услышала, что купец собирается отправиться в Арджанту, и это решило дело. Находиться в Эгрибе слишком долго было Нарсин не по душе. Он навевал на нее тоску, этот город с его строгими, патриархальными нравами, обязательными ежедневными намазами и древними порядками, где женщине без паранджи показаться на улице было просто немыслимо. Это все равно, если бы она прошлась по улицам любого другого города в голом виде. А Арджанта была совсем иным городом. Там все было гораздо мягче, проще, свободнее. Правитель позволял обосновываться в Арджанте людям любых вероисповеданий и никогда этому не препятствовал. Там встречались представители самых разнообразных национальностей, причем, все они вполне мирно сосуществовали.
Именно поэтому Нарсин и решила остаться у купца до тех пор, пока он не доставит ее в Арджанту. Помимо прочего, это было еще и очень удобно. Добираться туда в одиночку куда сложнее и рискованнее.
Так Нарсин и оказалась в пустыне, под палящим солнцем, с головы до ног укутанная в мерзкую паранджу, бредущая вместе с остальными купеческими женами за восседающими на мулах важными мужчинами. Удовольствие еще то. Девушка страшно им завидовала. Мало того, что они не топают пешком, так еще их лица не занавешены этими ужасными черными тряпками. Нарсин попыталась, было, откинуть паранджу и хоть немного глотнуть свежего, пусть и горячего воздуха, но бдительная Маурин перехватила ее руку.
— Что творишь? — прошипела она тихо, — нельзя допустить, чтобы посторонние мужчины видели твое лицо.
Нарсин было совершенно все равно, сколько посторонних мужчин, женщин и детей видят ее лицо. С паранджой она была знакома очень недолго, с момента прибытия в дом купца Махтуба. Так что, все это казалось ей бессмысленной и глупой затеей.
— Никто из них не соизволит повернуть свою голову, чтобы увидеть мое лицо, — отозвалась она, — они слишком заняты, языками чешут.
— Помолчи, — отозвалась старшая жена, — у вас, у северных варваров, нет совершенно никакого представления о приличиях. Тебе давно пора запомнить, что женщина должна молчать и во всем подчиняться своему господину. Уважения и почтения, вот, чего тебе не хватает.
— Пф, — сказала Нарсин, — прежде господин должен заслужить и уважение, и почтение. Да и право называться господином неплохо бы.
Младшая жена, до сей поры усиленно тянула шею и замедляла шаг, чтобы послушать, о чем они разговаривают. Услышав инсинуации Нарсин по поводу супруга и повелителя, она хихикнула, не сумев сдержаться и поскорее закусила губу, чтобы Маурин ничего не заметила. Но Маурин была слишком рассержена, чтобы замечать подобные пустяки.
— Как ты смеешь говорить такое о господине? — гневно осведомилась она, — в любом другом доме тебе давно бы всыпали двадцать плетей за подобную дерзость. Но здесь к тебе относятся слишком снисходительно, — и женщина сердито фыркнула, не одобряя этого положения вещей.
Нарсин хмыкнула, так как слишком хорошо знала причину этой снисходительности.
— Но ничего, недолго нам осталось тебя терпеть. Ты слишком сильно рассердила господина, чтобы он мог тебя простить.
— Какой кошмар. Как же я смогу это пережить?
Маурин больше всего злили дерзости несостоявшейся четвертой жены, но она тоже помнила о причине снисходительности купца. Так что, вместо того, чтобы достойно ответить наглой северной варварке, старшая жена повернула голову к Агбани и Финволе, второй и третьей женам, как раз вовремя, чтобы заметить, что те уже вдвоем прислушивались к их разговору.
— А вам что? — разъярилась она, — ну-ка, живо ступайте вперед и не отвлекайтесь.
Нарсин издала смешок, хотя в последнее время причин смеяться у нее было немного. Да и желания тоже. Однако, злость старшей жены на пустом месте была по-настоящему забавна.
— Ой, мне так стыдно, — протянула девушка, искоса глядя на Маурин, — я так огорчена, что, может быть, даже расплачусь.
Старшая жена наконец прекратила перепалку, хотя ей было, что сказать. Она заметила, что купец посматривает в их сторону с интересом и легкой тревогой. Его тревожило все, что так или иначе касалось новой жены. Всю дорогу он сдерживал растущую нервозность и всевозможные опасения, он всерьез боялся, что Нарсин выкинет какую-нибудь штуку, устроит каверзу, а то и просто сбежит. Но до сих пор неудавшаяся "покупка" покорно шла следом за ними, и это обстоятельство тревожило Махтуба еще сильнее. Откуда такая покорность? С чего вдруг? Да она ведь не знает, что это такое. Все это было чрезвычайно подозрительно.
Когда солнце перевалило за полдень, вдалеке показались тонкие шпили и высокие башенки Арджанты. Дорога пошла немного под уклон, открывая поразительный вид, раскинувшийся внизу, в долине города, окруженного зелеными садами со столь сочной зеленью, что сперва это было легким ударом для путешественников, привыкших видеть перед собой лишь бледно-голубое небо и желто-серый песок. Даже воздух, казалось, как-то помягчел и посвежел. Может быть, от одного вида зелени, но скорее всего потому, что поблизости было море.
